В ужасе Белка сильно дернула сани и поскакала в лес. Я не удержалась в санях и упала чуть ли не в когти к керато, вскочила и, полная ужаса, со всех ног бросилась к ближайшему дереву. Увы, это была береза - ствол ее был совершенно гладкий. Прижавшись к нему взмокшей спиной, я поняла, что гнев Келлион настиг меня: разъяренная кошка легко, с уверенностью, не знающей поражений, подходила все ближе. Она забыла о лошади и видела перед собой более доступную добычу. Широко расставив лапы, поводя, словно маятником, кончиком длинного хвоста, она остановилась на расстоянии прыжка от меня и уставилась на свою жертву в упор раскосыми немигающими глазами. Увы, мои способности не спасли бы меня сейчас: передо мной был неразумный зверь, а силу Келлион можно обратить лишь против человеческого разума. Попытаться же отпугнуть ее огнем мне просто не пришло в голову. Я не могла даже кричать и плакать; взгляд хищницы завораживал меня, лишая воли. Еще немного, и я сама бы отправилась к ней в пасть.
Вдруг раздался едва слышный свист, и керато, раненная в плечо стрелой, яростно взвыв, резким прыжком развернулась туда, где из леса выбегал Рейдан. Отбросив в снег ворох пушистых шкур, он на бегу накладывал на арбалет новую стрелу. Но зверь не стал ждать - керато прыгнула прямо на человека и одним ударом могучей лапы содрала кожу с его руки, державшей оружие. Рейдан выронил арбалет. Я закричала, не в силах подняться. Человек и зверь сцепились в отчаянном танце смерти. Когти зверя, сомкнувшись на спине охотника, рвали его одежду в кровавые клочья, но Рейдан, сдавливая глотку зверя, не позволял ему дотянуться клыками до шеи. Схватка происходила почти бесшумно, я слышала только тяжелое дыхание и не всегда могла разобрать, кому оно принадлежит. В какой-то миг Рейдану удалось чудом освободиться, сбросив с себя огромную хищницу. Он замер, тяжело привалившись спиной к дереву и сжимая в руке короткий охотничий нож.
Алая кровь не капала, а лилась на снег. Керато вылизывала раненое плечо и не спешила нападать, желая теперь действовать наверняка. Арбалет лежал в двух шагах от меня.
Вид крови человека, чье тепло согревало меня этой ночью, страх потерять его и остаться одной посреди этого враждебного леса придали мне сил. Я медленно подняла арбалет и натянула тетиву. В храме нас учили стре лять из лука, но то были изящные легкие девичьи луки. Но сейчас звезды пришли мне на помощь: я окрикнула керато, та повернулась, и стрела вонзилась прямо ей в глаз. Сделав шаг вперед, она страшно заревела и рухнула замертво. Арбалет выпал из моих рук, и я упала, заливаясь слезами, у самых лап зверя, еще подергивающихся в смертной судороге.
- Отличный выстрел, малышка! И шкуру мы почти не попортили.
Рейдан, пошатываясь, подошел к огромному пятнистому телу и здоровой рукой, морщась от боли при каждом движении, начал свежевать его. От отвращения меня чуть не стошнило. Все еще плача, я побрела навстречу Белке, с виноватым видом возвращающейся из леса и везущей в целости наши сани и все остальное добро.
- За такую красоту мы получим кучу денег! - Рейдан, охнув, забросил на сани свежеснятую шкуру - блестящую, серебристо-белую, с мелкой коричневой рябью.
Останки несчастной керато отвратительным пятном алели на снегу. Вдруг странный звук заставил нас обернуться; и я не поверила своим ушам: детский плач посреди заснеженного леса! Но на поляну вышла еще одна керато - крошечная копия убитой, неуклюже переступающая толстыми лапами. Запах крови манил маленького хищника, и я содрогнулась: ведь неразумное животное могло сожрать собственную мать! Но малышка, наверное, еще не привыкла к мясу: осторожно принюхавшись, она снова недоуменно заплакала.
Рейдан потянулся за ножом.
- Все равно погибнет одна в лесу! А шкурка уже хорошая.
Мне стало вдруг очень стыдно: ведь это я своей рукой обрекла звериного детеныша на сиротство! Я осторожно коснулась безжизненно висящей руки охотника:
- Пожалуйста, не надо! Давай возьмем ее с собой!
Рейдан пожал плечами. Я присела на корточки и позвала зверька:
- Эй, малышка, иди сюда!
К моему удивлению, керато тут же подбежала ко мне, легла на спину, смешно задрав лапы, и ласково заурчала. Я тихонько почесала ей брюшко. Маленькая хищница с готовностью подставила мне бока: сперва один, затем другой. Я посмотрела снизу вверх на Рейдана. Казалось, он был растроган.
- Ладно, забирай зверушку, - сказал он. - В конце концов, это ты расправилась с ее мамашей. Керато не очень прожорливые, и в деревнях их держат вместо собак. Может, продадим живьем дороже, чем шкурой. Посади ее…
Рейдан не договорил и без сознания упал на снег. Я какое-то время совершенно растерянно ползала вокруг него, как только что моя маленькая керато у останков матери. Я не была целительницей и очень мало знала о болезнях - этому в храме учили немногих, - но мне было очевидно, что охотник серьезно ранен, что даже если остановится кровь, глубокие ссадины, нанесенные ему когтями керато, могут воспалиться. Мысль о том, что он может умереть, привела меня в отчаяние. Не скрою, я думала в этот миг и о том, что будет со мной, если я останусь в одиночестве, без проводника, посреди леса.
Нельзя было терять ни секунды. Вытерев лицо снегом, чтобы прийти в себя, я замерзшими пальцами неловко стащила с Рейдана разодранную куртку, расстегнула рубаху и осмотрела раны. Спина была сильно исцарапана, грудь меньше, но особенно пострадала правая рука - после первого прыжка зверя. Коснувшись ее, я почувствовала сильный жар. Рейдан приоткрыл глаза, посмотрел на меня бессмысленным взглядом, попытался что-то прошептать и снова впал в забытье.
Глава 5
Бремя свободы
Что мне было делать? Я не успела научиться управлять силой Келлион, но знала, что обладаю ей. Я вызывала огонь, взывая к звездам. Я могла заставить воду выйти на поверхность, мысленным взором отыскивая ее движение в толще земли, прикасаясь к ней силой Келлион, уговаривая ее послушаться меня. И огонь, и вода выполняли мою волю. Но сейчас я должна была договориться с человеческим телом.
Закрыв глаза, я представила себе то, что творится сейчас под поврежденной кожей охотника. Я видела мышцы, сухожилия, кровь, бегущую по жилам. Там все было очень горячо, я словно сунулась в пылающую печь. Осторожно направила туда голубой огонь, несущий сейчас животворную прохладу. Я обволакивала невидимым лекарством каждый нерв, каждый клочок истерзанной плоти. Я вкладывала всю свою волю в мольбу: пусть болезнь уйдет, пусть жар утихнет и не мешает телу восстанавливать силы. Трудно сказать, сколько прошло времени, - я все делала долго и неумело, руководствуясь собственным чутьем, а не знаниями. Но вот я почувствовала, что губительный жар превратился в обычное здоровое тепло, и смогла снова вспомнить об окружающей действительности.
Силы мои были на исходе, но нужно было еще наложить повязку. Я оторвала длинный лоскут от своей рубахи, разделила его на три узких полосы и попыталась перевязать раны. Но тут нужно было не наитие, а умение. Видимо, я причинила Рейдану сильную боль; он застонал и очнулся.
- Плохая из тебя сиделка, - попробовал он улыбнуться.
- Помоги мне! - прошептала я. - Мне не поднять тебя в сани.
Кряхтя, словно старик, повиснув на моем плече, Рейдан добрался до саней и повалился на шкуры. Я бросила туда маленькую керато, потершуюся о мою ногу, словно напоминая о себе, потом забралась на телегу сама.
- Дорога в лесу одна. Не мешай лошади, она вывезет, - пробормотал охотник, погружаясь в сон. Я пыталась еще некоторое время посидеть с вожжами в руках, но, во-первых, в этом действительно не было необходимости - Белка уверенно трусила по заснеженной дороге - а во-вторых, я тоже не могла больше бороться со сном: как всегда, по неумению, я израсходовала слишком много сил, применяя звездный огонь. Теперь я не могу без смеха вспоминать эти первые свои опыты, но тогда каждый шаг давался мне с трудом, ибо у меня не было других учителей, кроме самой жизни. Мерное движение саней быстро укачало меня, и я уснула, чувствуя под боком теплую шкурку керато, доверчиво сопевшей рядом.
В течение двух последующих недель пути через лес сон был для меня единственным и сладостным утешением. "Ты мечтала о свободе? - горько усмехалась я. - Так на вот, получи эту свободу и узнай, что она заключается не только в том, чтобы делать все, что захочешь. Свобода - это содранные в кровь руки, когда ты пытаешься помочь лошади вытащить телегу из сугроба. Свобода - это противный запах еды, сваренной твоими неумелыми руками…"
Все было именно так. А еще мне надо было продолжать лечить Рейдана. Уже на следующее после кровавой стычки с керато утро я поняла, что накануне мои усилия принесли моему другу лишь временное облегчение: и лоб, и кожа вокруг ран снова горели. Но я не стала останавливать Белку и на этот раз повторила свой вчерашний подвиг прямо на ходу. Потом я остановила повозку, развела огонь, долго пыталась понять, что к чему в Рейдановых мешочках со съестными запасами, и сварила свою первую в жизни похлебку. Я не питала особых иллюзий, но голод и мороз - лучшая приправа к пище, и все едоки: я сама, Рейдан, которого я растолкала и накормила с ложки, керато, получившая куски хлеба, размоченные в моем вареве, - одним словом, никто не отказался от еды.