- Не сегодня, - ответила я. - Пусть это будет только наш день. Приходи завтра к обеду, и мы все расскажем.
Он склонился в шутливом послушании и, поцеловав меня на прощанье, вышел через мою дверь. Его визит прошел незамеченным для мамы, Гарри и Селии, но я знала, что вся прислуга в доме и даже конюхи в конюшне знали, как долго он здесь оставался. Поэтому-то и не принесли свечей. Они стремились оставить нас с Джоном наедине, как в любой деревне стараются оставить наедине девушку с ее поклонником. Как обычно, люди в Вайдекре знали много больше, чем Гарри или мама могли себе вообразить.
На следующий день, когда Джон приехал пригласить меня на прогулку перед обедом, мои домашние не обратили на это внимания, зато каждый слуга значительно улыбался и старался держаться поблизости. Страйд с подчеркнутой церемонностью объявил мне, что Джон ожидает в коляске, а когда он подал мне руку, я чувствовала себя так, будто меня ведут к алтарю. И я ничуть не возражала.
- Думаю, что вы не станете похищать меня сегодня, - произнесла я и распустила над желтой шляпкой нарядный желтый зонтик.
- Нет, я буду вполне удовлетворен видом моря с высоты ваших холмов, - легко согласился доктор. - Вы думаете, мы сможем проехать в коляске по горным тропам?
- Там будет тесновато, - отозвалась я, измеряя взглядом ширину его коляски. - Но если вам удастся держать прямо, то возможно.
Он хмыкнул.
- О, я плохой возница, я знаю. Совершенно неопытный. Но вы всегда можете поправить меня, если что.
Я рассмеялась. Что мне нравилось в Джоне Мак Эндрю больше всего, так это его иммунитет к моим поддразниваниям. Он никогда не реагировал на мои атаки, они его даже не задевали. Он воспринимал их как часть нашей игры - и признавался в своем неумении без тени смущения, часто при этом греша против истины.
- Ах, что вы, что вы, - сказала я весело. - Я уверена, что вы могли бы, сидя в экипаже и правя парой, взобраться по лестнице, не повредив лошадей и не оцарапав ступеней.
- Безусловно, мог бы, - скромно произнес он. - Но я не стану этого делать, Беатрис. Из-за вас. Ведь вы бы ужасно испугались за меня.
Я непроизвольно рассмеялась и взглянула в его ласковые глаза. Когда он меня так поддразнивал, его глаза сияли, будто бы он целовал меня. Вскоре он остановил лошадей и бросил поводья на куст.
- Они подождут, - сказал Джон небрежно и подал мне руку. Он продолжал держать ее, когда я уже вышла из экипажа и мы достигли гребня холма. Лучшего места для любовной прогулки я не могла бы найти. Но думаю, что я чувствовала бы себя лучше, если бы те заросли, в которых мы любили лежать с Ральфом, не находились буквально в ярде отсюда, а маленькая лощина, где я полоснула кнутом Гарри, не лежала в дюжине ярдов справа.
- Беатрис, - сказал Джон Мак Эндрю, и я обернулась к нему.
- Беатрис… - произнес он еще раз.
В моем мозгу вспыхнули слова Ральфа о тех, кто любит, и тех, кого любят. Джон Мак Эндрю любил меня, и вся его мудрость и острый ум не могли защитить его от этой любви. Любви вопреки всему. Все, что мне надо было сделать, это сказать "да".
- Да, - сказала я.
- Я написал своему отцу несколько недель назад и сообщил ему о своих чувствах, он принял это очень хорошо, я бы сказал великодушно, - сказал Джон. - Он выделил мне мою долю и разрешил делать с ней все, что я хочу. - Он улыбнулся. - Это - целое состояние, Беатрис. Достаточное, чтобы скупить три Вайдекра.
- Но это майорат. Гарри не может продать его, - быстро ответила я с внезапно проснувшимся интересом.
- А это все, о чем вы думаете, не так ли? - заметил Джон сокрушенно. - Я имел в виду, что его достаточно, чтобы купить или снять в аренду любое поместье. Я сказал отцу, что никогда не вернусь в Шотландию и собираюсь жениться на англичанке. Гордой, упрямой, знатной англичанке. И любить ее, если она позволит, всю мою жизнь.
Я обернулась к нему, мое лицо светилось нежностью, глаза сияли от счастья. Я не ожидала, что полюблю кого-нибудь после Ральфа, я думала, что моя страсть к Гарри будет вечной. Но сейчас я едва могла вспомнить, как он выглядит. Я ничего не видела перед собой, кроме глаз Джона, сияющих любовью и нежностью.
- И я буду жить здесь? - спросила я, не веря своему счастью.
- И ты будешь жить здесь, - пообещал он мне. - В крайнем случае, я куплю вайдекрские свинарники, только чтобы мы с тобой жили на этой земле. Это удовлетворит тебя? - В нетерпении и любви он сжимал меня в своих, будто железных руках. Я чувствовала, как у меня подгибаются колени от объятий мужчины, охваченного страстью. Когда мы отпрянули друг от друга, мы оба едва дышали.
- Мы помолвлены? - требовательно спросил он меня. - Ты выйдешь за меня замуж? И мы будем жить здесь? И мы объявим об этом сегодня за обедом?
- Да, я выйду за вас, - сказала я так же торжественно, как сказала бы всякая другая невеста. Я думала о ребенке в своем чреве и о деньгах Мак Эндрю, с которыми я смогу так много сделать для Вайдекра.
- Да, я выйду за вас, - повторила я вновь.
Мы взялись за руки и направились обратно к экипажу. Лошади стояли спокойно, пощипывая темные листья боярышника, и черный дрозд грустно пел в лесу.
Джон проехал вперед по узкой тропе, пока не нашел места, где мы могли развернуться и отправиться в обратный путь.
Листья буков, опадая, медленно кружились вокруг нас, как рис на свадебной церемонии, пока мы медленно проезжали под ними. Джон не торопился домой. Медные буки были темно-пурпурными в ту осень, а листья других деревьев, еще недавно восхитительно зеленые, стали желтыми и оранжевыми, невыразимо яркими в своей увядающей красоте. Мои любимые березки светились золотом над серебром своих белых стволов. Живые изгороди, казалось, горели огнем последних цветов шиповника, и красные глянцевитые ягоды брусники кивали своими головками там, где еще недавно белели цветки.
- Это чудесная страна, - сказал Джон, заметив, каким любящим взглядом я провожала знакомые, но всегда такие разные деревья, изгороди, землю. - Я понимаю, что ты любишь ее.
- Ты скоро полюбишь ее так же, - с уверенностью сказала я. - Когда ты будешь жить здесь, проведешь здесь всю свою жизнь, ты поймешь, что она для нас значит.
- Страсти, равной твоей, быть не может, - поддразнил он меня. - Гарри относится к этой земле по-другому, правда?
- Да, - ответила я. - Я думаю, только мой отец любил ее не меньше меня. Но даже он предпочитал провести сезон в городе или съездить на охоту в другие края. Я же была бы счастлива, если бы могла не уезжать отсюда всю жизнь.
- Может быть, мы все-таки съездим куда-нибудь на денек раз в году, - продолжал подсмеиваться надо мной Джон, - или проведем високосный год в Чичестере.
- А на нашу десятую годовщину я, так и быть, соглашусь съездить в Петворт, - подхватила я.
- Мы это еще обсудим, - улыбаясь, ответил Джон. - Я очень заинтересован в нашей сделке.
Я улыбнулась в ответ, и мы продолжали наш путь. Когда мы подъезжали к дому, там уже зажгли свечи.
Слова Джона вызвали у моих домашних так же мало удивления, как мы ожидали, и так же много радости. Мамино лицо стало мокрым от слез, и она протянула руки к Джону и произнесла: "Мой мальчик, мой дорогой мальчик".
Он взял обе ее руки и поцеловал их по очереди, а затем звучно расцеловал ее в обе щеки.
- Мамочка! - вызывающе заявил он, чем заработал шлепок ее веера.
- Негодный мальчишка, - рассмеялась она и протянула руки мне навстречу. Я прижалась к ней, и думаю, это было наше первое искреннее объятие с тех пор, как я себя помню.
- Ты счастлива, Беатрис? - спросила она тихо. Ее вопрос заглушил голос Гарри, громко заказывавшего шампанское и оглушительно хлопавшего по спине Джона.
- Да, мама, - правдиво сказала я. - Я действительно счастлива.
- Ты обрела, наконец, спокойствие? - она изучающе смотрела в мое лицо.
- Да, мама, - ответила я. - У меня такое чувство, что я нашла то, что так долго искала.
Мама кивнула, удовлетворенная. Казалось, что она разрешила все мучавшие ее до сих пор загадки. Запах молока, исходивший от меня, когда мы с Селией вернулись домой с ребенком, мои ночные кошмары после смерти отца, исчезновение товарища моего детства, гэймкипера. Она никогда не осмеливалась потянуть за эту нить, которая могла бы привести ее к ужасающей правде. И сейчас она была счастлива отбросить все свои подозрения, будто их никогда не существовало.
- Он - хороший человек, - говорила мама, глядя на Джона, обнимающего одной рукой талию Селии и смеющегося вместе с Гарри.
- Я тоже так думаю, - я посмотрела туда же.
Джон, почувствовав мой взгляд, оглянулся и с деланным испугом убрал руку с талии Селии.
- Мне следует помнить, что теперь я обручен, - рассмеялся он. - Селия, вы должны простить меня. Я забыл о своем новом статусе.
- Когда же вы станете женатым человеком? - мягко поинтересовалась она. - Беатрис, ты планируешь долгую помолвку?
- Разумеется, нет, - не раздумывая, ответила я. Затем я помолчала и взглянула на Джона. - Собственно, мы еще не обсуждали это, но я бы хотела, чтобы свадьба состоялась до Рождества и, конечно, до ягнения овец.
- О, если теперь овцы будут диктовать мне мою семейную жизнь, то боюсь, мне трудно будет им угодить, - иронически заметил Джон.
- Наверное, вы захотите дать бал и свадебный ужин в Вайдекре? - мама уже воображала себе подвенечное платье, подружек невесты и пир в поместье.
- Нет, - решительно заявила я и взглянула на Джона. - Все будет очень спокойно. Я не хочу устраивать шумиху. Мне бы хотелось, чтобы это произошло достаточно скромно и быстро.
Джон кивнул, молчаливо выражая свое согласие.