Селия слегка вздрогнула, и щеки ее порозовели.
- Нет, - сказала она. - Она не принадлежит этой земле так, как принадлежишь ей ты, Беатрис. Я не знаю, каковы твои планы, меня это не касается. Я пришла в этот дом, чтобы жить здесь со своим мужем, вашей матерью и тобой. Но моя дочь не будет жить здесь всю жизнь. Она выйдет замуж и оставит этот дом. Здесь она проведет свое детство, но затем, я надеюсь, она поступит в школу и уедет отсюда. Кроме того, она будет часто гостить у своих друзей и Вайдекр не станет для нее единственным местом в мире. В ее жизни будет много других вещей, а не только дом и земля. У нее не будет детства, какое было у тебя, у нее будут другие интересы и другая жизнь.
- Как пожелаешь, - коротко взглянув на Селию, пробормотала я таким же холодным тоном. - Ты - ее мать.
Затем я повернулась на каблуках и оставила ее посередине гостиной. Я прошла в контору, закрыла за собой дверь и прислонилась к ней. Так я простояла долго, долго.
Джулия находилась всецело на попечении Селии. Все делалось только так, как хотела она. Моя мама предлагала к каждому кормлению ребенка добавлять одну ложку мелассы или, в крайнем случае, меда. Селия не позволила этого, и ребенок не получал ничего, кроме молока. Гарри попробовал дать ей однажды маленький глоток портвейна из своего стакана, но Селия страшно всполошилась. Мама хотела, чтобы малышку продолжали пеленать, но Селия, с изысканной вежливостью, - она всегда разговаривала с нашей мамой очень любезно, - воспротивилась и настояла на своем.
Мама боялась, что ручки и ножки Джулии будут кривыми, если ее перестать пеленать, но Селия не соглашалась с ней и даже обратилась за поддержкой к доктору Мак Эндрю. Он всячески поддержал такое решение и пообещал, что, напротив, Джулия вырастет более сильным и здоровым ребенком, если ее пораньше перестать пеленать.
Мнение доктора Мак Эндрю очень много значило в нашем доме. В наше отсутствие он стал другом и доверенным лицом мамы, которая рассказала ему, как я полагаю, очень многое о себе и о своей семье. Вероятно, она не преминула рассказать ему о тех проблемах, с которыми столкнулась, когда воспитывала меня. Я не сомневаюсь, что так и было, поскольку меня настораживало выражение его глаз, когда он смотрел на меня. Казалось, ему очень нравилось то, что он перед собой видел, но вместе с тем что-то во мне его забавляло.
В первый раз, когда мы встретились после нашего возвращения, я чувствовала себя довольно неловко. Я сидела в гостиной и разливала чай, когда доктор Мак Эндрю вошел с обычным визитом к Джулии и завязал со мной светскую беседу. Он вел себя, как хорошо воспитанный человек, который не обращает внимания на смущение и румянец собеседника.
- Вы выглядите так, будто Франция пошла вам на пользу, мисс Лейси, - заметил он. Глаза мамы зорко наблюдали за нами, и я поспешила выдернуть мои пальцы из его руки и усесться обратно в кресло.
- Это и вправду было так, - спокойно ответила я. - Но сейчас я рада вернуться домой.
Я налила доктору чай и, протягивая ему чашку, постаралась, чтобы рука моя не дрожала. Чтобы заставить меня нервничать, требовалось кое-что побольше, чем теплая улыбка доктора Мак Эндрю.
- Пока вы отсутствовали, у меня появилось новое приобретение, - светски продолжал он. - За границей я купил новую скаковую лошадь, чистокровного араба. Мне было бы интересно узнать ваше мнение о ней.
- Араб! - протянула я. - Боюсь, что мы с вами не сойдемся во мнениях. Для нашего климата я предпочитаю лошадей английских пород. Я хотела бы взглянуть на арабского скакуна после целого дня охоты.
Доктор рассмеялся.
- Ну что ж, я готов держать с вами пари. Ставлю своего Си Ферна против любого жеребца из ваших конюшен, либо в свободной скачке, либо в скачке с препятствиями.
- О, скачки, - без интереса протянула я. - Тут я не стану с вами спорить. Я знаю, что эти лошади очень хороши на коротких дистанциях, но их главный недостаток - отсутствие выносливости.
- Я целый день езжу верхом на Си Ферне по вызовам, а к вечеру, тем не менее, он прекрасно идет галопом по холмам. Мисс Лейси, вы недооцениваете мою лошадь, - шутливо настаивал он.
- Мой папа всегда говорил, - рассмеялась я, - что невозможно найти общий язык с человеком, который продает землю или купил лошадь. Я не стану пытаться убедить вас. Позвольте мне взглянуть на вашего Си Ферна весной, и тогда мы, возможно, придем к общему мнению. После того, как вам в течение всего года придется покупать у своего торговца зерном только овес для вашего чистокровного жеребца, вы, возможно, согласитесь со мной.
Молодой доктор улыбнулся, его глаза смотрели открыто.
- Конечно, я ухлопаю на него целое состояние, - легко согласился он. - Но, по-моему, можно только гордиться, что ты разорился на содержание прекрасного животного. Я предпочитаю тратить деньги на овес, чем на свою кухню.
- О, ну тут я, вами согласна, - улыбнулась я. - Лошади - это самое главное в домашнем хозяйстве.
Я стала рассказывать ему о лошадях, виденных мною во Франции. О тех жалких клячах, которые тащатся по улицам, и о тех прекрасных животных, которых я видела в конюшнях дворян. А он продолжал рассказывать мне о своем драгоценном Си Ферне. И так мы болтали о породах и экстерьерах лошадей, пока в гостиную не вошли Гарри и Селия в сопровождении няни с ребенком на руках. И все разумные речи стали невозможны в этот вечер, так как ребенок как раз научился держать свои игрушки.
Но при прощании доктор Мак Эндрю взял кончики моих пальцев в свою руку и спросил:
- Итак, когда вы бросите ваш вызов, мисс Лейси? Си Ферн и я готовы. Мы должны устроить скачку. Маршрут и расстояние - по вашему выбору.
- Вызов? - переспросила я и рассмеялась. Гарри услышал наши голоса и оторвался от колыбельки, над которой он с увлечением раскачивал свои часы.
- Думаю, ты проиграешь, Беатрис, - предупредил он меня. - Я видел лошадь Мак Эндрю, она не похожа на обычных изнеженных арабов. Это нечто гораздо более впечатляющее.
- На Тобермори я могу состязаться с любым арабом, - ответила я, называя лучшую лошадь из нашей конюшни.
- Отлично, я ставлю на тебя, - отозвался Гарри с энтузиазмом. - Пятьдесят крон, сэр?
- Ого! Но я ставлю сотню, - шутя, ответил доктор Мак Эндрю. Затем мы все стали делать ставки совершенно серьезно. Селия поставила свое жемчужное ожерелье против моих жемчужных серег. Мама пообещала мне новый книжный шкаф для конторы, Гарри посулил новую амазонку, если я смогу защитить честь нашей конюшни. А я поставила новый кнут с серебряным набалдашником на спор, что мне это удастся!
Доктор Мак Эндрю внимательно следил за мной, и я заметила вызов в его светлых глазах.
- Какова же ваша ставка, доктор? - поинтересовалась я.
Внезапно все стихло, мама наблюдала за нами с неопределенной полуулыбкой.
- Награда - на усмотрение победителя, - быстро ответил он, как будто обдумав это заранее. - Если я выиграю, я потребую мой выигрыш от вас, мисс Лейси, вы можете потребовать ваш.
- Игра с необъявленным призом опасна для проигравшего, - сказала я со смешком.
- Тогда придется выиграть, - закончил доктор и раскланялся.
Предстоящие скачки произвели на Гарри впечатление. Они сосредоточили его внимание на мне, и следующим утром мы с ним провели несколько счастливых часов, стоя рядом у карты Вайдекра и разрабатывая маршрут. Что еще лучше, они заставили его оторваться от Селии и беби и поехать со мной верхом изучить предстоящую дистанцию и проверить состояние земли. Это была наша первая прогулка со времени возвращения из Франции, и я обдуманно выбрала маршрут, пролегавший мимо той уединенной лощины, где мы впервые стали с ним близки.
Стоял чудесный жаркий день, напоенный запахом свежескошенной травы и поздних цветов. Каждая копна сена сверкала красными маками, голубым шпорником и бело-золотыми полевыми маргаритками. Я принюхивалась к застывшему в воздухе аромату с невыразимым восторгом. Мне хотелось стать лошадью, чтобы съесть все это. Сорвав несколько маков, я засунула их за ленту моей шляпки, хоть и прекрасно знала, что к концу прогулки они завянут. Маки, как и радость, недолговечны. У меня в этом году была малиновая амазонка, и, конечно, ярко-алые, как жаровня у кузнеца, маки не подходили к ней. Если бы моя мама увидела это сочетание двух оттенков красного, она бы поморщилась и сказала: "Наша Беатрис ничего не понимает в хорошем вкусе". Но она была бы не права. Я разбиралась в сочетаниях цветов, особенно цветов Вайдекра, и ни одно из них не коробило меня. Гарри, молча, улыбался мне.
- Я вижу, ты рада, что вернулась домой, Беатрис, - любящим голосом сказал он.
- О, это рай, - ответила я, и ответ мой не был ложью.
Он кивнул и еще раз улыбнулся. Мы продолжали скакать вперед, наши лошади мордами раздвигали ветви зарослей, мухи вились над их головами, и они в раздражении прядали ушами. А вскоре мы оказались в зеленом море папоротника, и вот перед нами предстал гребень холма, похожий на каменный водопад.
Лошади вытягивали морды и фыркали от предвкушения. Гарри скакал на Саладине, молодой свежей лошадке, подо мной же был Тобермори, отдохнувший и нетерпеливо рвущийся вперед, едва я оставляла поводья. Мы легким галопом следовали по тропинке, которая вилась вдоль гребня, и, наклонившись, я посмотрела вниз, отыскивая глазами Вайдекр, прячущийся где-то вдалеке, в зеленом бархате леса и пестроте полей.