- А что, во время этих так называемых уроков госпожа Фербер играет свои фантазии? - спросил он.
- О нет! - Елена обрадовалась перемене темы разговора. - Разве бы я назвала это бренчанием? Я позволила Эмилю присутствовать только потому, что, по моему мнению, нужно развивать просыпающуюся любовь к музыке в ком только возможно.
Едва заметная усмешка тронула губы фон Вальде, но хмурая складка между бровями не разгладилась и его взгляд оставался мрачным, когда он снова посмотрел на Елизавету.
- Ты права, Елена, - наконец холодно проговорил он. - Но какая же притягательная сила, производящая такие чудеса, заложена в этих уроках!.. Еще недавно Эмиль предпочитал лай своей Дианы любой бетховенской сонате.
Елена молча потупила глаза.
- Мне опять пришла в голову история с этой несчастной мисс Мертенс, - вдруг произнес ее брат уже совершенно другим тоном. - Я думаю, было бы лучше, если бы фрейлейн Фербер теперь же уладила это дело.
- Конечно, - согласилась Елена, радостно хватаясь за эту мысль, давшую разговору другое направление. - Мы отменим сегодня урок, - обратилась она к Елизавете, - чтобы вы, моя дорогая, могли заняться этим. Идите к своим родителям и попросите их от моего имени приютить бедную мисс.
Елизавета встала. Одновременно с ней поднялась и Елена. Ее брат, заметив, что она собирается покинуть павильон, взял ее на руки с такой легкостью, словно это была пушинка, и посадил в кресло, стоявшее у двери, затем заботливо укрыл ее ноги, подложил под спину подушку и, раскланявшись с Елизаветой, покатил кресло к замку.
"Она заполняет все его сердце, - думала Елизавета, поднимаясь на гору. - Мисс Мертенс ошибается, предполагая, что какая-либо женщина может стать ему такой же дорогой, как и его сестра. Он ревнует ее к своему кузену и, к сожалению, имеет для этого основания. Как такое возможно, что именно Гольфельд стал настолько значимым для Елены?"
Ей снова пришло в голову, что фон Вальде как-то по-особенному посмотрел на нее, когда речь зашла о Гольфельде. Быть может, он считает ее поверенной своей сестры и перенес гнев на нее, горячо желавшую, чтобы так внезапно вспыхнувшая любовь этого господина к владычице его сердца как можно скорее остыла.
Но этого она никому не могла сказать, даже самому фон Вальде, а потому ей оставалось только сердиться на себя за то, что совершенно некстати и без всякой причины сильно покраснела в тот момент.
Глава 12
Родители сразу же согласились приютить у себя англичанку, и Елизавета немедленно отправилась в особняк за мисс Мертенс. Когда девушка вошла в комнату англичанки, та стояла у стены и смотрела на наполовину уложенную корзину у своих ног. Шкафы и комоды были открыты, повсюду лежали платья, белье и книги. Елизавета быстро подошла к гувернантке, заключила ее в свои объятия, и та подняла залитое слезами лицо.
- Я так поражена внезапной переменой в своей судьбе, - сказала она после того, как девушка сердечно поздравила ее, - что должна время от времени закрывать глаза, чтобы собраться с мыслями. Сегодня утром все вокруг было так мрачно, и я буквально не знала, куда направить свои стопы, земля уходила у меня из-под ног. И вдруг передо мной открылась новая перспектива. Человек, которого я глубоко уважаю и о чувствах которого ко мне, бедной гувернантке, я и не подозревала, согласен вместе со мной идти по жизни и быть верным спутником. Кроме того, исполняется мое заветное желание: я смогу сама холить и лелеять свою старую матушку.
Далее мисс Мертенс сообщила Елизавете, что через несколько недель Рейнгард сам поедет в Англию, чтобы привезти ее мать, его патрон настаивает на этом и берет на себя дорожные расходы. Всякий раз, когда англичанка начинала говорить о фон Вальде, у нее на глазах появлялись слезы, и она то и дело повторяла, что все, что сделала ей худого баронесса, он тысячу раз компенсировал, поскольку не выносит, чтобы в его доме совершалась какая-нибудь несправедливость.
Предложение Елизаветы привело мисс Мертенс в восторг. Она собиралась на первых порах снять номер в маленькой линдгофской гостинице, а потом подыскать себе жилье в деревне.
- Теперь мы как можно скорее отправимся на гору! - воскликнула она, сияя от радости. - Баронесса только что передала мне жалованье и просила ни в коем случае не беспокоить ее. Бэлла даже не удостоила меня взгляда. Это было так больно, потому что я берегла ее, как зеницу ока. Девочка раньше была очень болезненной, и, пока мать веселилась на балах, я просиживала над ней целые ночи… Ну да теперь все это будет забыто.
Мисс Мертенс пошла проститься с Еленой и с теми обитателями замка, к кому она здесь успела привязаться, а Елизавета занялась укладкой книг. Англичанка брала в новое пристанище самые необходимые вещи, все остальное должно было храниться в жилище будущей супружеской четы.
Укладка книг англичанки доставила Елизавете большое удовольствие: все это были сочинения, очень заинтересовавшие ее. Девушка не довольствовалась тем, что читала заглавия, но, стоя, торопливо глотала целые страницы. Мисс Мертенс, переезд - все забылось, ее мысли были поглощены мощной фигурой Иосифа II - героя произведения Гете.
Вдруг на раскрытую книгу упала свежая роза. Елизавета сначала испугалась от неожиданности, потом улыбнулась и продолжала читать, смахнув цветок, - она решила, что мисс Мертенс, видимо стоявшая сзади, не должна торжествовать. Но внезапно девушка вскрикнула, так как из-за ее спины показалась красивая мужская рука. Елизавета мгновенно обернулась: позади нее стояла не англичанка, а Гольфельд, который, улыбаясь, протягивал к ней руки, словно желая схватить ее в объятия.
Испуг Елизаветы тотчас сменился негодованием, но она не успела произнести ни слова, так как позади нее раздался повелительный возглас:
- Эмиль, тебя ищут по всему дому! Твой управляющий желает сообщить тебе что-то важное.
Елизавета, повернувшись к открытому окну, увидела, что в нем, опершись руками на подоконник, стоит фон Вальде и смотрит в комнату.
Это он произнес слова, которые заставили Гольфельда немедленно ретироваться. Каким хмурым было в эту минуту лицо фон Вальде и какое пламя полыхало в его глазах! Он еще несколько мгновений смотрел на дверь, за которой исчез Гольфельд. Наконец его взор снова упал на Елизавету, неподвижно стоявшую на месте, но явно намеревавшуюся отойти от окна.
- Что вы тут делаете? - резко спросил он.
Девушка почувствовала себя глубоко оскорбленной подобным тоном и уже собиралась так же резко ответить, но сообразила, что находится в доме этого человека, и спокойно ответила:
- Я укладываю книги мисс Мертенс.
- Вы хотели сказать что-то другое. Я хочу знать, что именно!
- Я хотела сказать, что не намерена отвечать на вопрос, заданный таким тоном, но затем вспомнила, что здесь вы имеете право повелевать.
- Прекрасно, что вы признаете это, потому что я как раз хочу воспользоваться этим правом. Наступите на розу, которая лежит у ваших ног.
- Этого я не сделаю, потому что она ни в чем не виновата.
Девушка подняла розу и положила ее на подоконник, однако фон Вальде схватил цветок и, швырнув его на траву, насмешливо проговорил:
- Там эта роза умрет поэтической смертью, травы закроют ее, а вечерняя роса прольет на несчастную жертву несколько слезинок.
Его лицо немного прояснилось, но взгляд был все таким же инквизиторским, и тон не особенно смягчился, когда он спросил:
- Что вы читали, когда я имел несчастье потревожить вас?
- Гете, "Правда и вымысел".
- Вы уже читали эту книгу?
- Только выдержки.
- Как вам нравится трогательная история Гретхен?
- Я ее не знаю.
- Да ведь она перед вами!
- Нет, я читала о коронации Иосифа II во Франкфурте.
- Покажите!
Елизавета протянула фон Вальде открытую книгу.
- Действительно. Но посмотрите, какое безобразное зеленое пятно на этой странице! Вы, наверное, слишком сильно прижали к ней розу. Этого мисс Мертенс, Гете и император не простят вам.
- Это пятно давнее, я до розы и не дотрагивалась.
- Но вы улыбнулись при виде ее!
- Да, но я думала, что ее бросила мисс Мертенс.
- Боже, какая трогательная дружба! И вы были разочарованы, когда вместо вашей подруги увидели моего красивого кузена?
- Да.
- Как странно звучит это "да"! Я люблю лаконичные ответы, но лишь тогда, когда они не оставляют во мне сомнения. Как следует понимать это "да"? Оно звучит одновременно и сладко и горько, и к тому же выражение вашего лица… Почему у вас между бровями появилась суровая черточка?
- Потому что я думаю, что всякое право имеет свои границы.
- А я и не знал, что в настоящую минуту пользуюсь своим правом.
- Это станет вам ясно, как только вы зададите себе вопрос: обращались бы вы со мной так же грубо в доме моего отца?
Фон Вальде сильно побледнел, крепко сжал губы и отступил на шаг. Елизавета взяла книгу, положенную им на подоконник, и подошла к шкафу, чтобы запереть его.
- При подобных обстоятельствах я и в доме вашего отца говорил бы с вами точно так же, - после минутного молчания сказал он уже спокойнее и снова приблизился к окну. - Вы своими неопределенными ответами раздражали меня. Как мог я из одного слова понять, вы были приятно или неприятно разочарованы? Итак, что же вы скажете?
Он перегнулся через подоконник и стал пристально смотреть ей в лицо, словно думал прочитать на нем ответ, но она с досадой отвернулась. Ужасно! Неужели он мог подумать, что Гольфельд приятен ей? Разве лицо и все ее существо не выражало ясно отвращение к этому ненавистному человеку?