Женщина прошла совсем близко от меня, прикрывая пламя свечи ладонью. Это была Изольда. Я прижался к стене и затаил дыхание: одно неверное движение - и она исчезнет; ведь то, что я видел, происходило лишь в моем воображении, разыгравшемся под влиянием дневных впечатлений.
Она поставила свечу на скамью и зажгла другую, а затем принялась негромко напевать какой-то странный сладостный мотив. Между тем я по-прежнему слышал приглушенный ритм мелодии, доносившейся из проигрывателя в музыкальном салоне на первом этаже.
- Робби, - позвала она тихо. - Робби, ты здесь?
Мальчик вошел со двора через низкую сводчатую дверь и поставил ведро с водой на пол.
- Мороз все еще держится? - спросила она.
- Да, - ответил он, - до полнолуния тепла не ждите, только потом. Придется вам задержаться здесь еще на несколько дней, если мы вам не слишком надоели.
- Надоели? - воскликнула она, улыбаясь. - Наоборот, я буду только рада. Хотелось бы мне, чтобы мои дочери были так же хорошо воспитаны, как Бесс и ты, чтобы они слушались меня так же, как ты слушаешься своего брата.
- Если мы такие, то лишь из почтения к вам. Когда вас не было, нам частенько попадало от Роджера, даже ремнем! - Он рассмеялся и, мотнув головой, откинул прядь густых волос, падавшую ему на глаза, затем приподнял ведро и налил воды в стоявший на столе кувшин. - А еще, благодаря вам, мы хорошо едим. Мясо каждый день, не то что раньше - одна соленая рыба. А поросенок, которого я вчера зарезал, бегал бы до самой Пасхи, если бы вы не почтили нас своим присутствием. Бесс и я, мы хотели бы, чтобы вы всегда жили с нами и не уезжали, когда потеплеет.
- А-а, понимаю, - сказала Изольда шутливо. - Вас радует не мое присутствие, а то, что при мне ваша жизнь стала более легкой и приятной.
Он нахмурился, пытаясь сообразить, куда она клонит, затем лицо его прояснилось, и он снова улыбнулся.
- Нет-нет, это не так! - воскликнул он. - Когда вы появились, мы боялись, что вы станете строить из себя важную даму, и нам будет трудно угодить вам. А вы совсем не такая, как будто всю жизнь с нами прожили. Бесс очень вас любит, и я тоже. Ну, а Роджер уже два года, если не больше, не перестает вас расхваливать.
Вдруг он покраснел и смутился, словно понял, что сказал лишнее. Изольда протянула руку и тронула его за локоть.
- Милый Робби, - нежно произнесла она, - я тоже люблю тебя и Бесс и никогда не забуду, как сердечно вы ко мне относились все это время.
Я услышал шаги на верхнем этаже и поднял голову: но это была всего лишь Бесс. Пока она спускалась по приставной лесенке, я обнаружил, что девочка выгладит гораздо опрятнее, чем раньше: ее длинные волосы были аккуратно расчесаны, лицо вымыто.
- Роджер возвращается! Я слышу - он уже скачет через рощу, - крикнула она. - Пойди возьми у него пони, Робби, пока я накрываю на стол.
Мальчик вышел во двор, а его сестра подложила в очаг торфа и утесника. Утесник с треском вспыхнул, отбрасывая на закопченные стены длинные шевелящиеся тени. Бесс обернулась и с улыбкой посмотрела на Изольду, и я догадался, что все четверо, должно быть, изо дня в день собираются морозными вечерами за столом и ужинают при свечах, расставленных между оловянными мисками.
- А вот и ваш брат, - сказала Изольда и стала у открытой двери, глядя, как Роджер спрыгивает на землю и передает поводья Робби. Еще не стемнело; двор, гораздо более просторный, чем нынешний патио, простирался до самой стены, за которой начиналось поле, так что в проеме распахнутых ворот я мог видеть даже кусочек открытого моря вдали и часть залива. Грязь во дворе от мороза затвердела, воздух был холодный, на фоне неба выделялись черные, голые деревца ближайшей рощи. Робби повел пони в сарай, а Роджер направился к Изольде.
- Ты принес дурные вести, - сказала Изольда. - Я вижу это по твоему лицу.
- Моя госпожа прознала, что вы здесь, - отвечал Роджер. - Она едет сюда с посланием от вашего брата. Только скажите, и я заставлю ее повернуть обратно, дальше вершины холма она не проедет! Мы с Робби в два счета справимся с ее слугами.
- Сейчас, возможно, вы и справитесь, - ответила Изольда, - но позже она найдет способ расквитаться с тобой, с Робби и Бесс. Она тут камня на камне не оставит. Ни за что на свете я не допущу этого!
- Я скорее предпочту, чтобы она сровняла этот дом с землей, чем позволю ей мучить вас, - сказал он.
Он стоял перед ней, выпрямившись во весь рост, и я инстинктивно почувствовал, что их отношения достигли той точки накала, когда его любовь к Изольде уже не может больше тихо тлеть и он не в силах ее сдерживать: либо она вспыхнет пожаром, так что небу станет жарко, либо загасить ее надо немедленно.
- Я знаю, Роджер, - сказала она, - но если мне суждено вновь принять страдания, я предпочла бы страдать одна. Я уже покрыла позором два дома - дом моего мужа и дом Отто Бодругана, об этом наверняка будут судачить еще очень долго, и я не хочу, чтобы из-за меня злые языки трепали и твое имя!
- Позором? - Он обвел руками двор - опоясывавшие его низкие стены, крытый соломой сарайчик для пони и коров. - Эта ферма досталась мне от моего отца, а когда я умру, хозяином тут станет Робби. И если бы вы провели здесь только одну ночь, а не все пятнадцать, вы бы удостоили ее такой чести, что об этом помнили бы не одно столетие!
Должно быть, по его взволнованному голосу Изольда поняла, сколь глубоко его чувство к ней, уловила страстные нотки - она внезапно изменилась в лице, словно некий внутренний голос прошептал ей: "Осторожно! Пока все хорошо, но дальше может быть опасно".
Подойдя к распахнутым настежь воротам, она положила на них руку и посмотрела туда, где за полями виднелся залив.
- Пятнадцать ночей, - повторила она. - И каждую ночь и каждый Божий день, с тех пор как я здесь у тебя, я смотрю на Церковный мыс на том берегу и вспоминаю, как его судно стояло там на якоре, под Бодруганом, и как он переплыл этот залив, чтобы встретиться со мной в Тризмиллской бухте. Пойми, Роджер, в тот день, когда его погубили, частичка меня самой умерла вместе с ним. Ты это знаешь, не так ли?
Интересно, думал я, мечтал ли Роджер, подобно большинству из нас, что однажды их жизни сольются; не в браке, и даже не в любовной близости, а в том необъяснимом соединении душ, в том молчаливом, интуитивном единстве, куда никто, кроме них двоих, не сможет проникнуть. Если так, то эти мечты разбились вдребезги, стоило Изольде произнести имя Бодругана.
- Знаю, - сказал он, - и всегда об этом помню. Если я дал вам повод думать иначе, простите меня.
Он поднял голову и прислушался. Она тоже. Из темной рощицы, чуть повыше фермы, донеслись голоса и топот, а затем в просвете меж голых деревьев возникли трое слуг леди Шампернун.
- Роджер Килмерт? - крикнул один из них. - К твоему дому не подъехать, дорога слишком плохая. Госпожа ждет в повозке на холме.
- Это ее дело, если хочет, пусть там и остается, - ответил Роджер, - а если нет, то пусть идет сюда пешком с вашей помощью. Нам все равно.
Посланцы заколебались и с минуту совещались под деревьями, а Изольда, по знаку Роджера, быстро прошла через двор и исчезла в доме. Роджер свистнул, и в дверях сарая, где они держали пони, появился Робби.
- Леди Шампернун там наверху, с ней ее слуги, - тихо сообщил ему Роджер. - Но по пути из Тризмилла она могла собрать еще людей, так что будь под рукой в случае чего.
Робби кивнул и снова исчез в сарае. Становилось все темнее и холоднее, деревья в рощице отчетливее выделялись на фоне неба. Вскоре я заметил огни первых факелов на гребне холма: Джоанна спускалась в сопровождении трех слуг и монаха. Они продвигались вперед медленно, молча, ряса монаха сливалась с темным плащом Джоанны, словно они составляли единое целое. Стоя подле Роджера и глядя на них, я почувствовал в приближающейся группе что-то зловещее: эти фигуры в капюшонах напоминали процессию, идущую через кладбище к свежевырытой могиле. Когда они подошли к открытым воротам, Джоанна остановилась, огляделась вокруг и сказала Роджеру:
- За десять лет, что ты был моим управляющим, тебе ни разу не пришло в голову пригласить меня к себе.
- Верно, госпожа, - ответил он. - Так ведь вы никогда не просили меня предоставить вам убежище. Да вам этого и не требовалось. Все что вам нужно было, вы всегда имели под крышей собственного дома.
Она пропустила его иронию мимо ушей (а может, попросту не заметила), и Роджер провел ее в дом.
- Где могут обождать мои люди? - спросила она. - Будь любезен, проводи их на кухню.
- Мы сами живем на кухне, там вас и примет леди Карминоу. А ваши люди могут погреться в хлеву рядом с коровами или в конюшне возле пони, если это им больше нравится.
Он посторонился, пропуская Джоанну и монаха, и вошел вслед за ними. Переступая через порог, я увидел, что стол придвинут ближе к очагу, на нем стоят две большие свечи, а во главе стола сидит Изольда. Бесс, очевидно, поднялась на чердак.
Джоанна огляделась вокруг, как мне показалось, несколько растерявшись в столь непривычной для нее обстановке. Бог знает, что она ожидала здесь увидеть - наверное, больше комфорта и, быть может, мебель из собственной усадьбы в которой она давно не жила.
- Значит, вот это и есть твое пристанище, - промолвила она наконец. - Что ж, в зимнюю ночь здесь, пожалуй, довольно уютно, если не особенно принюхиваться к запаху скотины. Как поживаешь, Изольда?
- Как видишь, совсем неплохо, - ответила Изольда. - За годы, проведенные в Триджестейнтоне и Карминоу, я не видела столько внимания к себе, как здесь за две недели.