Двое мужчин, которые держали барана, грубо стащили женщину и бросили ее на колени на землю, и пока она ползла, путаясь в своих юбках, к часовне, по толпе прокатился протяжный стон, словно эта крайняя степень чужого унижения могла каким-то образом приглушить их собственные угрызения совести. Монах подождал, пока женщина подползет к его ногам, и затем повернулся и вошел в часовню; несчастная последовала за ним. Хорнуинк подал знак конвоирам, и они отпустили барана, который, обезумев от страха, ринулся на толпу. Люди с визгом расступались, раздались взрывы истерического хохота, затем его выгнали на тризмиллскую дорогу и стали швырять вдогонку снежки, палки, все, что попадало под руку. Внезапно наступившая разрядка мгновенно подняла настроение: люди смеялись, шутили, бегали, стараясь извлечь максимум удовольствия из этого неожиданного развлечения, предоставленного им в промежутке между зимой и едва успевшим начаться строгим Великим постом. Вскоре толпа рассеялась, и перед податным домом не осталось никого, кроме Джоанны, управляющего Хорнуинка и стоявших поодаль Роджера и Трифренджи.
- Ну вот и все, - сказала Джоанна. - Сообщите моим слугам, что я готова ехать. Больше ничто не держит меня в Тайуордрете, кроме одного дела, но им я займусь по дороге домой.
Управляющий пошел вниз по дорожке готовиться к отъезду, слуги открыли перед хозяйкой дверцу повозки, и тут Джоанна повернулась к Роджеру.
- Вот видишь, народ доволен, не в пример тебе! - сказала она. - Теперь они и подать будут платить с большей охотой. Обычай заслуживает внимания, поскольку внушает страх, и он с успехом может быть распространен на другие поместья.
- Избави Бог, - ответил Роджер.
Джеффри Лампетоу не преувеличивал, когда говорил о краске у нее на лице, но, возможно, виновата была духота внутри податного дома - краска струйками стекала по щекам Джоанны. По мере того, как она полнела, ее лицо становилось все более отечным, с нездоровым багровым румянцем. С того времени, когда я видел ее в последний раз, она как будто постарела лет на десять. Ее когда-то прекрасные карие глаза потускнели и стали жесткими, как агат.
Она вытянула руку и тронула за локоть Роджера.
- Пойдем, - сказала она. - Мы слишком давно знаем друг друга, чтобы лгать и изворачиваться. У меня с собой послание к Изольде от ее брата сэра Уильяма Феррерса. Я обещала передать ей лично. Если ты попытаешься воспрепятствовать мне и запрешь свою дверь на засов, я приведу пятьдесят человек и они ее выломают.
- А я найду пятьдесят других - от Тайуордрета до Фауи - и они встанут у них на пути, - ответил Роджер. - Но если желаете, вы можете последовать за мной в Килмерт и попросить принять вас. А даст она вам на это согласие или нет, я сказать не берусь.
Джоанна улыбнулась.
- Даст, - сказала она, - даст. - И подобрав юбки, она в сопровождении монаха направилась к повозке.
В прежние времена Роджер помог бы ей подняться в экипаж, а сейчас это входило в обязанности нового управляющего Хорнуинка, который, зардевшись от гордости, отвешивал ей низкие поклоны; Роджер прошел к воротам позади часовни, где он оставил своего пони, вскочил на него и, ударив каблуками, выехал на дорогу. Тяжелая повозка с Джоанной и монахом прогромыхала вслед за ним. Несколько сельских жителей, задержавшихся дольше остальных, проводили взглядом экипаж, который удалялся по промерзшей дороге мимо стен монастыря в направлении общинного луга. В часовне зазвонил колокол, и я, увидев, что расстояние между мной и Роджером увеличивается и есть опасность потерять их из виду - бросился бежать. Сердце бешено колотилось у меня в груди, в ушах свистел ветер. Вдруг я увидел, что повозка остановилась, сама Джоанна выглянула наружу и помахала рукой, подзывая меня. Задыхаясь, я подошел ближе - свист ветра в ушах усиливался, переходя в оглушительный гул. Вдруг все прекратилось, и я обнаружил, что стою, покачиваясь, возле бьюика, в то время как часы на церкви св. Андрея отбивают семь раз, а Вита, высунувшись из окна машины, делает мне какие-то знаки, и миссис Коллинз и мальчики изумленно таращат на меня глаза.
Глава двадцать вторая
Они говорили все одновременно, перебивая друг друга, а мальчики еще и смеялись. Я услышал, как Микки сказал: "Мы видели тебя, ты бежал вниз по холму, такой смешной!.." А Тедди добавил: "Мама махала руками и кричала, а ты будто не слышал и смотрел в другую сторону!" Вита сидела за рулем и разглядывала меня поверх опущенного стекла. "Садись лучше в машину, - сказала она, - ты же еле стоишь на ногах", и раскрасневшаяся от волнения миссис Коллинз открыла мне заднюю дверцу с противоположной стороны. Я машинально подчинился, забыв о собственном автомобиле, оставленном на стоянке. Бьюик тронулся с места, и мы поехали по дороге, огибавшей деревню, в сторону Полмиара.
- Хорошо, что мы поехали этой дорогой, - заметила Вита. - Миссис Коллинз сказала, что так короче, чем если ехать через Сент-Блейзи и Пар.
Я никак не мог вспомнить, куда они ездили и как вообще тут оказались, и хотя свист у меня в ушах прекратился, сердце по-прежнему бешено колотилось в груди, и я чувствовал, что вот-вот начнется головокружение.
- В Бьюде здорово! - заявил Тедди. - Мы занимались серфингом, но мама не разрешала нам заплывать на глубину. Там в океане такие волны, намного больше, чем здесь. Надо было тебе поехать с нами.
Бьюд - ну конечно! Они поехали в Бьюд, а я остался дома. Но как меня занесло в Тайуордрет? Когда мы проезжали мимо приюта у подножия Полмиарского холма, я посмотрел в сторону Полпи и долины Лампетоу и вдруг вспомнил - Джулиан Полпи не захотел дожидаться гнусного спектакля во дворе податного дома и отправился пешком к себе на ферму, зато Джеффри Лампетоу был в толпе среди тех, кто швырял в барана камнями.
Теперь все кончено. Это никогда больше не повторится. Миссис Коллинз говорила Вите что-то, кажется, просила высадить ее на вершине Полкерриского холма, а дальше я помню, что ее с нами уже нет и машина подкатывает к Килмарту.
- Бегите вперед, - скомандовала Вита мальчикам. - Повесьте плавки в сушилку и начинайте накрывать на стол.
Когда они, взлетев по ступенькам, исчезли в доме, она повернулась ко мне и спросила:
- Ну как, справишься?
- С чем? - Я все еще был в полусознательном состоянии и плохо понимал, о чем она говорит.
- Сможешь подняться по ступенькам? - уточнила она. - Когда мы заметили тебя, ты едва стоял на ногах. Мне было страшно неловко перед миссис Коллинз и мальчиками. Это ж сколько надо было выпить!
- Выпить? Да я не пил ничего.
- Ох, ради Бога, - взмолилась она, - только не начинай снова лгать! День был такой тяжелый, я устала. Пойдем, помогу тебе подняться в дом.
- Это пройдет, - сказал я. - Пойду посижу в библиотеке.
- Лучше бы тебе сразу лечь в постель, - сказала она. - Мальчики еще никогда тебя таким не видели. Они сразу заметят.
- Я не хочу ложиться. Закрою дверь и посижу в библиотеке. Им незачем туда входить.
- Ну что ж, раз ты такой упрямый… - Она раздраженно передернула плечами. - Я скажу им, что мы будем ужинать на кухне. И ради Бога, не показывайся им на глаза. Попозже я принесу тебе чего-нибудь поесть.
Я слышал, как она прошла через холл и хлопнула кухонной дверью. Я рухнул на стул в библиотеке и закрыл глаза. Странная вялость ощущалась во всем теле; меня клонило в сон. Вита была права: надо подняться в спальню, однако я не мог сделать усилие и встать со стула. Мне ничего другого не оставалось, как сидеть там, не двигаясь, в тишине и покое, в надежде, что тогда, возможно, ощущение этой бесконечной усталости и опустошенности пройдет быстрее. Если мальчики собирались посмотреть какую-нибудь передачу по телевизору, то им явно не повезло. Придется мне завтра им это компенсировать - организую прогулку на лодке, сходим к Церковному мысу. Виту тоже надо бы чем-то порадовать. С этой сегодняшней историей все пошло насмарку, начинай мириться сначала.
Очнулся я внезапно, меня словно подкинуло. Комната была погружена во мрак. Я посмотрел на часы: почти половина десятого. Значит, проспал около двух часов. Чувствовал я себя вполне сносно и был не прочь чего-нибудь поесть. Я прошел через столовую и вышел в холл; до меня донеслись звуки включенного проигрывателя, но дверь в салон была закрыта. Очевидно, ужин давно закончился, в кухне было темно. Я полез в холодильник за яйцами и ветчиной, но не успел поставить сковородку на плиту, как услышал чьи-то шаги в подвале. Я вышел на площадку черной лестницы и крикнул, полагая, что это кто-то из мальчиков: я хотел выведать, в каком настроении Вита. Ответа не последовало.
- Тедди? - позвал я. - Микки?
Я отчетливо слышал шаги, пересекавшие старую кухню в направлении котельной. Спустившись по ступенькам, я стал искать выключатель, но ничего не нашел и вынужден был пробираться в старую кухню на ощупь вдоль стены. Тот, кто шел впереди меня, был уже во внутреннем дворике: я слышал, как он топает там, а потом вытаскивает ведро воды из колодца возле ближайшего угла дома - из колодца, который был наглухо закрыт и которым давно уже никто не пользовался. Затем я услышал другие шаги, но не во дворике, а на черной лестнице; повернув голову, я обнаружил, что черная лестница исчезла: шаги доносились с лесенки, приставленной к стене и ведущей наверх. В тот же миг я осознал, что темнота сменилась неверным светом зимних сумерек. По лесенке спускалась женщина с зажженной свечой в руке. Я снова услышал нарастающий свист в ушах, затем раздался громоподобный взрыв: препарат вновь начал действовать, хотя я его не принимал. Только этого мне сейчас и не хватало. Я испугался. Прошлое сливалось с настоящим, а рядом (пусть и в другой части дома) Вита и мальчики.