- Сюзи, ты так плохо выглядишь, - постоянно говорила ей мать. - Если ты не придешь к нам домой, то я переселюсь к тебе. Мэри пару недель позаботится об отце.
Однажды после обеда перед Рождеством она забрала туда детей, потому что в три часа внезапно обнаружила, что следит, как стрелка часов приближается к шести часам. Отец сошел вниз, когда услышал голоса внучат и взялся вырезать лодочку. Он вырезал прекрасно. Джон стоял у его колен и с наслаждением наблюдал за ним, в то время как Марсия крутилась вокруг и напевала: "Маленькая лодочка, маленькая, маленькая лодочка".
- Я не хочу быть здесь один с Мэри, - проворчал отец. - Когда она возвращается из Нью-Йорка домой из этой своей торговой школы, нам совершенно не о чем говорить. Если кто и должен идти к Сюзан, так пусть идет она.
- Да, - согласилась Сюзан, - почему бы и нет? Пошли ее ко мне, мамочка.
- Ну, раз тебе так хочется, - как обычно, неуверенно сказала мать.
Мэри, собственно, ее не очень интересовала. Она не хотела никого видеть. Но с Мэри все же веселее, чем с матерью. Мэри будет думать только о себе, а не о ней. Мэри не заметит, будет ли Сюзан утром бледной…
Когда же наконец она уже сможет спать крепко, долгими часами, а не мучиться в постели, просыпаясь от каждого шороха или скрипа половицы, чтобы снова и снова осознавать, что Марка уже нет в живых?.. Мэри не будет обращать на нее внимания и не будет огорченно говорить: "Сюзан, ты опять ничего не ешь". Когда, наконец, она снова будет ощущать голод?
- Ты молодец, Мэри, что приезжаешь домой на каникулы, - сказала она ей, когда Мэри пришла с чемоданом. Каждый раз, когда та приезжала, Сюзан находила ее сильно изменившейся. Она прилично выросла, и ее нездорово бледный внешний вид изменился в лучшую сторону. Теперь она была стройной, черноволосой и одевалась с большим вкусом.
- Почему бы мне с вами не побыть? - заметила та равнодушно. - Где моя комната?
Джейн приготовила маленькую комнату для гостей, и Сюзан принесла букет желтых роз, которые поставила в вазу на туалетном столике. Она отвела Мэри наверх и задумалась в растерянности, что делать дальше. Мэри одновременно была и близкой и чужой. Но Мэри энергично покончила с ее колебаниями.
- Через минуту я буду внизу, - сказала она, и Сюзан ушла.
Первое время ей было очень трудно говорить с кем-либо. Она привыкла к рассказам Марка о неважных и приятных событиях. Он рассказывал, даже не ожидая, отзовется ли она или вообще не ответит. А Сюзан по привычке слушала его и при этом мечтала, потому что его рассказы не полностью занимали ее. Но они были успокаивающими и приятными. Теперь, когда люди ждали, что она разговорится, Сюзан не знала, с чего начать.
Но и Мэри не отличалась особой разговорчивостью. Было такое впечатление, словно в доме никого нет. Она часами сидела и читала, потом отбрасывала книжку, натягивала коричневое пальто из твида и с непокрытой головой уходила побродить по полям. Вечером Мэри быстро отправлялась спать и ничего не хотела от Сюзан. Она лишь коротко прощалась: "Спокойной ночи, Сюзи. До завтра".
Потом Сюзан снова оставалась наедине с ночью. День она могла заполнить множеством мелких забот о детях, о доме, немного шитьем. Платья Марсии надо было отпустить, и она их отпустила. Джон хотел красный свитер, и она связала его. Марк обычно смотрел на ее пальцы и говорил: "Мне нравится наблюдать за тобой, когда ты что-то делаешь. Твои руки точно знают, что им надо делать, и все у них получается так просто". Она смеялась, потому что в душе гордилась своими чуткими, сильными пальцами. Теперь быстрота совершенно не имела ценности, так как для нее не существовало часа, к которому она хотела закончить работу. Но руки Сюзан остановить не могла, ибо они привыкли к быстроте и работали автоматически.
Она немного читала и захаживала к родителям поиграть на рояле, пока отец однажды не сказал ей: "Я этот рояль отправлю тебе. С того времени, что ты здесь не живешь, музыкой все равно никто не интересуется".
- Ты, естественно, можешь забрать его, Сюзан, - промолвила мать с некоторой обидой, - но тебе не стоило бы, папочка, утверждать, что я не люблю музыку. С удовольствием слушаю красивые мелодии.
Он не ответил. Он никогда не отвечал ей; и рояль перевезли. И так в течение дня по несколько часов она играла на рояле и была благодарна отцу за это.
Но что бы она ни делала, день кончался и наступала длинная, бессонная ночь. От отчаяния и собственной опустошенности она однажды накинула старый голубой жакет, хотя не имела желания браться за работу, прошла по скованной морозом траве в ригу, зажгла газовую лампу и без всякого удовольствия начала размешивать темную массу глины, которая постепенно становилась податливой. Целый час она упрямо работала вопреки собственной воле. Она все еще думала, что Марк ушел от нее и что ей вообще не важно, что она теперь делает. Но затем в глубине ее души постепенно начал разгораться старый огонь, более глубокий, чем мысли, чем жажда познания, и механическая работа превратилась в созидание. Только так она могла забыть, что Марк мертв. Бессонные ночи выматывали ее, пока она не прикоснулась к глине; и только работа помогла ей забыться, и забытье было столь же успокоительным, как крепкий сон. Она уже целый день не опасалась, что снова наступит ночь.
* * *
Только одной ночи она еще боялась: Сочельника. Сюзан не могла забыть, как каждый год они с Марком проводили праздник. Теперь она без него, с Мэри заполняла маленькие чулочки разными подарками, которые сама накупила. Сестры вообще не разговаривали, за исключением редких случаев.
- Это ножик для Джона, - сказала Сюзан. - Он хочет заниматься вырезыванием, как дедушка. И ведь, наверняка, порежется.
- Раньше или позже, все равно порежется, - согласилась Мэри. - А кукла, естественно, для Марсии.
- Она уже почти не играет в куклы, - пожалела Сюзан.
- Я никогда не любила играть в куклы, - сказала Мэри и зевнула. - А ты любила.
Сюзан кивнула.
- Пожалуй, поэтому я их постоянно покупаю Марсии.
Через несколько минут все было готово. Мэри опять зевнула.
- Пойду, прилягу, - сообщила она Сюзан. - Я дома не могу отоспаться досыта. В Нью-Йорке я достаточно провела бессонных ночей. Там столько дел, а здесь такое спокойствие.
- Ты довольна своей жизнью? - спросила Сюзан.
- Обожаю ее, - страстно ответила Мэри. - Я только надеюсь, что смогу там остаться до самой смерти. У меня такое ощущение, что так и выйдет. Нам обещают места, когда я окончу школу. Я займусь созданием моделей одежды - вечерними туалетами и шляпами.
На середине лестницы она остановилась, высокая, угловатая, элегантная, и заметила как бы между прочим:
- Возможно, у меня будет возможность помочь тебе, Сюзи, если ты опять слепишь какой-нибудь фонтанчик, фигурку, что-то в этом роде. Я, вероятно, смогла бы продать их для тебя.
Впервые со смерти Марка Сюзан ощутила болезненный укол.
- Такие безделушки я делать не буду, - сказала она гордо. - Я еще никому не говорила, что Джонатан Хэлфред выбрал мою работу для больницы, которую построили в память его отца. Я теперь работаю над этим.
- Ты имеешь в виду Хэлфреда-Мида? - осведомилась Мэри холодным тоном.
- Да, его.
- Это клево. И давно ты об этом узнала?
- С того дня, как Марк попал в больницу.
- Не похоже на тебя, чтобы ты такое сообщение скрыла. - Мэри роняла одно слово за другим, словно кусочки льда.
- Когда Марк покинул меня, мне ничего не было нужно.
Они посмотрели друг на друга. Что-то между ними дрожало в воздухе, какое-то старое инстинктивное различие во взглядах на мир. Сюзан ожидала в положении самообороны, что Мэри ответит четкими, холодными словами. Пожалуй, было бы лучше, если бы она выразила свое мнение. По крайней мере они бы обе знали, кто на чем стоит, и туман рассеялся бы. Если бы они прояснили взаимоотношения, они могли бы стать ближе друг к другу.
Но Мэри повернулась и пошла наверх.
- Спокойной ночи, Сюзи, - сказала она своим холодным, равнодушным голосом. - До завтра.
Она пошла наверх, громко стуча каблуками.
В эту ночь Сюзан шагала по темному газону, раздосадованная, и в бешенстве тотчас же начала работать с удвоенной энергией.
"Мэри меня ненавидит, - думала она. - Я не знаю, почему, но она ненавидит меня из-за того, что я такая. Она не любит меня из-за того, что я умею".
На мгновение Сюзан остановилась и задумалась. Однажды ночью Марк сказал ей, что в ней есть что-то, что ее от него отдаляет. И тогда она подавила свою личность и посвятила себя Марку.
"Я так рада, что тогда приняла правильное решение", - подумала она растроганно. И снова взялась за работу.
Сознание того, что Мэри ее не любит, ни в коей мере не раздражало Сюзан. Она была во власти ярости, и ярость залечивала ей раны, потому что благодаря ей она забывала обо всем. Она работала в два раза быстрее и лучше, чем до этого. А когда в четыре часа она легла спать, то мгновенно заснула и спала крепко, без снов и без мук.
Утром в Сочельник Мэри наблюдала холодными, темными глазами, как Джон сражается своим новым ножиком. Она сидела и даже не улыбнулась, когда Марсия раздела новую куклу, отбросила ее и начала открывать один сверток за другим. Казалось, что Мэри вообще не видит детей. Весь Сочельник она не обращала на них никакого внимания, словно не имела отношения к своему родному дому. В душе она мучительно высмеивала рождественскую елку и старые отцовские шутки за индюшкой и горячим сливовым пудингом. Сюзан испытующе наблюдала за ней и благодаря этому прожила день без отчаяния, которого она так боялась.