– Вот именно поэтому я всегда чувствовала себя чужой, – объяснила Джек. – Я же видела, как другие ребята преуспевали в чем-нибудь, не имеющем отношения к ОЭН. Все. Но не я. Их вел вперед талант. А меня – злоба. Так было всегда, сколько я себя помню. Все ребята там были на своем месте. Но не я. Похоже, меня приняли по чистой случайности. По недосмотру. Может быть, поэтому Пирс всегда давил на меня. Давил, давил. Он хотел, чтобы я была не хуже остальных, а то и лучше. Он говорил, что, в отличие от остальных, я была рождена для оперативной работы.
– Как и мы все. Поэтому нас и отобрали.
– Скажи это проклятому фанатику. Сукин сын, – выдавила Джек с горечью.
– Но ничто из этого не объясняет, почему ты за мной охотилась. Почему следила за тем, как я жила. – Рысь все еще не верила в историю Джек о том, как она покинула ОЭН. Не верила до конца, хотя многое казалось вполне логичным. И все же ничто из этого не проливало свет на то, почему Джек так много о ней знала. И почему она отважилась на близость с Рысью, если была в курсе, на кого та работала.
– Ты что, решила поиграть со смертью? Ведь я бы в конце концов узнала, кто ты на самом деле.
– Я не следила за тобой, я… – Джек отвернулась, и голос ее затих, точно ответ был слишком сложно произнести вслух.
– Ты… – что?
Джек молчала как минимум минуту, а когда, наконец, отважилась заговорить, голос ее дрожал.
– Я знала тебя почти всю твою жизнь, – начала она, глядя на Рысь с теплотой и гордостью. – Я видела, как ты падала, как рыдала, как добивалась блестящих результатов. Как из одаренного серьезного подростка превратилась в удивительную, невероятно способную женщину. И это именно я сказала Пирсу, что ты должна специализироваться в холодном оружии. И это я настояла на том, чтобы тебе купили твою собственную скрипку, не позволяли больше играть на дешевой и замызганной, которая была в нашем кабинете музыки. Я поверила в тебя, когда никто еще не верил. И я приглядывала за тобой только потому, что хотела убедиться в своей правоте.
Что-то подсказывало Рыси, что это было далеко не все.
– И это все?
– Практически.
Неуверенный ответ Джек подтвердил сомнения Кэссиди.
Она что-то не договаривала.
– Что еще?
Глава тридцать первая
Все остальное Джек признать было очень и очень трудно, но она понимала, что терять было нечего. Кэссиди не выпускала пистолет из рук: она должна была подчиняться приказам. Однако в тот момент Джек куда больше волновало, готова ли Кэссиди ей поверить, а не то, удастся ли уйти живой.
– Я видела, как ты играла с Национальным Симфоническим оркестром в Кеннеди-центре. Это была концертная симфония Прокофьева. Тогда я осознала, что ты больше не ребенок, что ты превратилась в женщину с выдающимся талантом, от которой невозможно глаз отвести. Я влюбилась в тебя в тот самый момент, и с тех пор… Даже видеть Ванию, быть с ней и любить ее было лишь жалкой попыткой заменить то, чего, я знала, мне никогда не добиться. Устав ОЭН запрещает…
– …любые формы романтической привязанности между оперативниками, – закончила за нее Рысь.
Еще никогда Джек не чувствовала так глубоко, что вся ее суть выворочена наизнанку, вся ее душа на виду, уязвимая и беззащитная. О своих чувствах она никогда ни с кем не говорила. Тем более о любви. Какая ирония, что именно сейчас, в этих нелепых обстоятельствах, она впервые почувствовала, что могла это высказать, и, более того, должна была это сделать. И хотя объект ее любви не верил ни единому слову, у Джек камень упал с души, когда она призналась себе и Кэссиди в том, что чувствовала. Даже если у них не будет ничего, кроме этой ночи, если завтра никогда не наступит, Джек была рада, что ей суждено умереть, все же сказав единственному в мире человеку, человеку, в котором для нее был заключен весь мир, о том, какова истина ее жизни.
– С чего бы это мне верить тебе? – спросила Кэссиди, уже мягче. – Хочешь сказать, ты не следила за мной, а просто так получилось, что мы преследуем одну и ту же цель? Что ты вовсе не охотилась за мной из каких-то личных побуждений, связанных с ОЭН?
Джек было ужасно больно, что Кэссиди готова была поверить этому, а не ее словам, исходящим от сердца.
– Я не хочу иметь к этим людям никакого отношения. Эта часть моей жизни навсегда в прошлом. И да, действительно, единственная причина, по которой мы обе оказались здесь, – это что мы гонимся за этим гадом. Я никогда не думала, что мы можем вот так встретиться, Кэссиди. Я не ожидала, что что-то подобное могло произойти… – она оглянулась на постель, на смятые простыни, – что мы можем заниматься любовью. За восемь долгих лет ты первая женщина, с кем я была близка. Ты думаешь, то, что я отдалась тебе, и то, что я продолжаю хотеть тебя, – это все ложь?
Джек пыталась говорить ровным голосом. Она должна была убедить Кэссиди, что вырвавшаяся из-под контроля страсть была взаимной.
– Ты же сама знаешь: то, что между нами было здесь, – это не просто секс.
– Почему ты пошла на такой риск, почему позволила себе близость со мной?
– Сначала я просто шла по твоим зацепкам. Я знала, что ты постоянно на связи с ОЭН, что тебе приходит информация о передвижениях Оуэнса. И я не ожидала столкнуться с тобой лицом к лицу. Но когда это случилось, воспоминания взяли верх. Я потеряла рассудок, я утратила способность мыслить здраво.
Джек сделала неуверенный шаг навстречу Кэссиди. Слишком сложно было говорить с ней на таком расстоянии. Невозможно было спокойно смотреть, как на лице Кэссиди сменяли друг друга гнев, сомнение и обида. Джек так хотела подойти к ней, обнять и молить о прощении. Извиняться, захлебываясь рыданиями, за ложь, за весь этот чудовищный обман и за то, что позволила ей влюбиться в себя. Джек готова была отважиться еще на один шаг вперед, но увидела, что Кэссиди крепче сжала пистолет.
– Я позволила себе иллюзии, что можно было украдкой побыть это время с тобой, – прошептала Джек. – Чтобы хранить эти воспоминания, как сокровище, когда придется вернуться к своей пустой жизни, в свою уродливую действительность, понимаешь? Я не хотела, чтобы так вышло, Кэссиди. Я никогда не хотела использовать тебя или причинить тебе боль. И сейчас не хочу! Я и помыслить не могла, что оставить тебя будет больнее, чем самое страшное, что мне пришлось пережить. Теперь, мне кажется, я бы с легкостью прошла через все то, что было.
– Хватит ломать комедию, Джек, – в голосе Кэссиди звучала боль.
– Даже если ты не веришь моим словам, – Джек рискнула сделать еще шаг к Кэссиди, – я умоляю тебя, не смей сомневаться в моих чувствах. Может, у меня и были причины выдумать все остальное, но это… к чему мне лгать об этом? Что я получаю, признавшись, что люблю тебя?
– Да ты все что угодно готова сказать, лишь бы остаться в живых. И, похоже, у тебя это получилось, – произнесла Кэссиди упавшим голосом.
Джек сделала еще шаг вперед, между ними оставалось не больше полуметра. Она видела, что в глазах Кэссиди были слезы, видела, как та боролась с собой, пытаясь сдержать рыдания. Мысль о том, что она причинила Кэссиди боль, была для Джек невыносима. Как можно было стоять и смотреть на Кэссиди в таком состоянии, когда безудержно хотелось обнять ее.
Сжав кулаки, она бессильно всплеснула руками и отвернулась.
– Думаешь, я поверю, что ты меня любишь? – наконец, проговорила Кэссиди. – Ты, кроме себя, никого не любишь, именно поэтому ты достигла совершенства в самосохранении.
Джек знала, что Кэссиди имела в виду весь обман, на который Джек пустилась, чтобы спасти свою жизнь.
– Неправда! Я ненавижу себя, какой я стала. Я ненавижу свою жизнь. У тебя достаточно тонкое восприятие, чтобы увидеть это в моих глазах, я же знаю. Я видела, тогда в Ханое, ты это почувствовала. И чувствуешь сейчас.
– В одном ты права, – отстраненно проговорила Кэссиди. – Действительно, невозможно понять, что такое боль, пока не доверишь свою жизнь кому-то близкому и не узнаешь потом, что все это было гнусной ложью.
Этот был самый сильный удар, какой Джек получала в жизни.
– Прошу, не говори так. Я знаю, как сильно ты хочешь верить мне. И ты можешь, Кэссиди.
– Как я могу хотеть тебе верить, Джек?
– Можешь. Потому что я не одинока в этом. Потому что ты тоже это чувствуешь, – по щекам Кэссиди бежали слезы, лицо Джек тоже было мокрым. – Я знаю, что ты хочешь любить меня так же, как я все это время любила тебя.
Джек сделала еще шаг. Они почти касались друг друга.
– Черт бы тебя побрал, Джек, – вскрикнула Кэссиди и бросила пистолет на кровать. – Я не могу. Я не могу.
Она утерла слезы, размазывая макияж.
– Уходи. Прошу тебя, уйди отсюда, уйди из моей жизни.
В это мгновение заверещал брелок следящего устройства. Этот звук застал врасплох их обеих.
Кэссиди схватила брелок с прикроватной тумбочки, взглянула на дисплей, потом нагнулась, выуживая из-под кровати носки и начала обуваться.
– Похоже, они куда-то направились, – проговорила Джек.
Кэссиди не ответила, она просто запихнула брелок в рюкзак и приготовилась выходить.
– Позволь мне пойти с тобой, – Джек попыталась преградить ей путь.
– Шутишь? Я вообще не знаю, почему ты еще здесь, – сказала Рысь, отталкивая ее.
– Кэссиди, позволь мне пойти с тобой, – повторила она. – Ты не можешь ехать к ним одна.
– Пожалуйста, проваливай уже отсюда и дай мне самой разобраться с моей работой. В плане тебя, я, похоже, не могу выполнить приказ, но будь я проклята, если позволю Оуэнсу уйти.
– Если мы будем работать над этим вместе, то шансы поймать его выше!