- Почему ты спрашиваешь? - удивился он, делая шаг ко мне. Я поняла, что Андре готов броситься ко мне с утешениями, убеждая, что я ни в чем не виновата; готов преподнести любую сладкую ложь, которую я хотела бы услышать. Однако я была виновата, и это касалось только меня, не Андре. Я тряхнула волосами и выпрямилась.
- Я никогда не была там, где можно ходить голой, но слышала о таких местах. Однажды подруга позвала меня в Серебряный Бор - это у нас в Москве такой местный пляж…
- Я знаю, где находится Серебряный Бор.
- Серьезно? - Я посмотрела на Андре удивленно. - Ты там был?
- О, не смотри на меня так. Я вовсе не являюсь страстным поклонником нудистских пляжей. В Серебряном Бору располагается официальная посольская дача, я был приглашен туда на вечеринку с отцом. На самом деле даже не раз и не два. В этом месте много разных красивых домов. Если бы я хотел найти в Москве место, которое бы напомнило мне - или тебе - о Париже, я бы повез тебя туда, в Серебряный Бор. Если смотреть на его улицы с определенного ракурса…
- Моя подруга столько мне рассказывала о единении с природой, об освобождении духа и первобытном ощущении биения жизни под большой бубен, или тамтам, я не помню точно. А я думала, что все эти нудистские пляжи - лишь возможность подглядывать за женщинами безо всякой замочной скважины. Я думала - никогда не пойду.
- Все! Теперь я и сам хочу тебя свозить в подобное местечко. Не в Кап Даг, конечно. Но я увезу тебя туда, где можно ходить совершенно голой. И купаться, конечно же.
- Почему же не в Кап Даг? Слишком много воспоминаний? - Я приподняла бровь и ехидно улыбнулась.
- По правде говоря, уже почти нет. Кроме некоторого смутного чувства стыда. Не знаю, как тебе это объяснить, но в чем-то Марко прав. Я - ужасный человек. Это просто странно, что ты не убегаешь от меня в страхе. Знаешь, как в каком-то фильме люди убегали от падающего самолета. Мне порой кажется, что я терплю крушение, но не могу понять, где же аварийный выход.
- Мы ведь уже пришли к тому мнению, что я тоже сумасшедшая. Тебя любят только психопатки. Правда, в свете последних новостей это уже не смешно. Я не знаю, может, нужно поехать именно в этот твой Кап Даг, чтобы стереть все эти воспоминания раз и навсегда. Кроме того, теперь уже сентябрь, вода в Серебряном Бору будет холодной.
- Средиземное море лучше, принцесса? - ухмыльнулся Андре, делая шаг в мою сторону. Я сделала шаг назад.
- Знаешь, я хочу твоего ужасного травяного чая. Отныне кофе-машина - проклятый объект, с нее теперь надо будет снимать порчу.
- Значит, чай? - уточнил Андре, не предпринимая ни малейшей попытки приготовить его для меня.
- И еще - я хотела попросить: ты бы полегче с Марко. Он слишком многое пережил, чтобы на него обрушивать правду.
- Какую правду? - сощурился Андре, а я в ответ неопределенно взмахнула рукой. Андре поймал мои пальцы и пропустил сквозь них свои. Он провел указательным пальцем по царапине на месте утраченного кольца. - Имей в виду, мой брат совсем не так слаб, как тебе кажется. Он хочет управлять миром.
- Ну - это секрет Полишинеля. Все мужчины хотят управлять миром.
- Даже я?
- Даже ты, - кивнула я.
- Но не так, как Марко. Все же не до такой степени.
- Но даже больше, чем управлять миром, он хотел быть с Одри, - возразила я. - Как думаешь, она хоть немного любила его? Неужели можно быть такой актрисой? Может быть, Марко…
- Хватит! - нахмурился Андре. Он отпустил мою руку, и мне тут же стало не по себе, будто я потеряла что-то неуловимое, но важное, как воздух или стакан воды во время болезни. Андре вскочил. - Хватит с меня этой истории, и с Марко тоже. Самое ужасное, что ты права: он действительно ее любит. Иногда мне кажется, что я вообще не разбираюсь в людях. Человек - странный зверь, полнейшая загадка, подземная пещера, полная темных поворотов.
- Даже я? - Я подумала, что мой вопрос застанет его врасплох. Андре снова схватил мою руку, сжал пальцы сильнее и потянул меня к себе.
- Тебя разгадать вообще невозможно, - ответил он. - Знаешь, как это бесит! Но я буду пытаться и дальше.
- Если получится разгадать, я наскучу тебе, и ты меня прогонишь. Тогда-то я и стану свободной. - Я пожала плечами, но Андре покачал головой.
- Свобода - не люблю этого слова, особенно когда его произносишь ты.
Подтекст был скорее комплиментом, чем оскорблением, и все же в этом было что-то унизительное. Я отставила чашку с чаем на стол и, помедлив, решила уйти наверх. День был таким длинным и полным чудовищных событий, что я вдруг почувствовала себя уставшей, как раб на галерах. Физическая усталость даже превосходила измотанность моральную. Однако для Андре мое поведение означало другое - нежелание оставаться с ним, и такого он мне позволить не мог. Я любила его за эту тотальную ненасытность, но по этой же причине и боялась. Когда я попыталась пройти к лестнице, Андре остановил меня, удержал за руки, а затем долго и внимательно смотрел мне в глаза. Он притянул меня к себе вплотную, удерживая меня - пребольно - за плечи. Он сжимал меня своими сильными крепкими пальцами, а я терпела, глядя на него с вызовом, который мог быть расценен им как призыв. И чем болезненнее становились объятия, тем более нереальным казалось всё вокруг, кроме его рук, требовательного безжалостного взгляда, его сильного, тренированного тела. Так прошло несколько мгновений.
- Мне больно, - прошептала я, и Андре кивнул.
- Я знаю. Думаешь, я не понимаю, что делаю? - спросил он, но затем отпустил меня, ослабив хватку. Он поднес свои пальцы к моему лицу и провел по нему сверху вниз - по лбу, по носу, по губам. Он зажал нижнюю губу между двумя пальцами, большим и указательным, и оттянул немного вперед, приоткрывая мне рот, проникая внутрь большим пальцем, как это часто делают в порнофильмах. Мимолетный жест, но я тут же вспыхнула, почувствовав знакомое напряжение между ног. Мое тело было совершенно зависимо от Андре, ожидание прикосновений было мучительным и бесконечным, словно мое тело скучало по Андре уже много столетий. Я попыталась что-то возразить, но Андре покачал головой.
- Ш-ш-ш, птица. Веди себя хорошо, и я тебя за это награжу. - Он провел пальцем по моим зубам, просунул палец в рот, и я покорно прикоснулась к нему языком, глубоко дыша. Его палец был чуть солоноватым на вкус - легкий, совершенно ясный намек на другой предмет, который мог оказаться у меня во рту. Мне стало жарко. Андре усмехнулся, отвел руку и отпустил меня.
- Мне кажется, у меня просто не осталось сил, но ты умудряешься завести меня снова.
- У меня есть ключ, - невозмутимо заметил Андре. - И потом, я хочу видеть тебя сейчас…
- Если ты приглядишься, то заметишь, что я стою прямо перед тобой.
- Без одежды! - добавил он, стягивая мою гротескно туристическую футболку на бок так, чтобы оголилось плечо. Я не шевелилась, позволяя этому медленному вторжению набирать обороты.
- Нравится мне… нравится, когда ты голая по квартире ходишь… А где же моя пицца? - пропела я, вспомнив смешную песенку, но Андре посмотрел на меня с непониманием.
- А при чем тут пицца?
- Так в песне поется. Ты ее не слышал?
- Песню про пиццу? Нет, миновала меня такая честь, - рассмеялся Андре, а его руки продолжали стягивать мою футболку.
- Между нами лежит бесконечный культурный разлом наподобие того, что разделяет землю у водопада Виктория. Ты говоришь по-русски, но не думаешь, как я, - изрекла я с умным видом, когда второе плечо было так же безжалостно оголено. Растянувшийся ворот моей футболки опасно затрещал.
- Не будь так в этом уверена, - обиделся Андре, хоть я и чувствовала, что обида была деланой. - Что во мне не так?
- Ты другие мультики смотрел, тебя никогда старушки у подъезда не обсуждали. Ты не читал Гончарова только потому, что его задавали в школе. Тебя учили по-другому, чему-нибудь и как-нибудь.
- Онегина коверкаешь? - прошептал Андре, оттягивая футболку еще ниже. - А теперь ты можешь перестать умничать и выделываться?
- Никак нет, - рассмеялась я. - После такого дня мне только и остается, что умничать и выделываться. Или свихнуться, проведя всю оставшуюся жизнь в лечебнице для душевнобольных.
- Откуда, кстати, ты взяла такую омерзительную одежду? - Андре продолжал говорить, но спустил растянутую донельзя футболку чуть ли не до талии, так что она теперь выполняла роль смирительной рубашки, прижав мои руки к корпусу. С усилием стянув ткань еще ниже, Андре высвободил мою грудь и с удивлением склонил голову, рассматривая использованный мною в качестве белья купальник. - И это тоже.
- Девушке приходится довольствоваться всякой дрянью, если ее молодой человек оставляет ее в номере голой, без одежды, разве нет? - протянула я самым назидательным тоном. Андре расхохотался, а затем потянул за веревочные узлы на топе. Секунда - и Андре склонился, его губы завладели моей грудью, а я хотела уже только одного, - чтобы он завладел мной целиком.