Он тоже предпочел бы пойти пешком. Ему нравилось прогуливаться с Алессандрой, болтая и наслаждаясь ее откровенной женственностью. Тот вечер и та ночь оставили у него лишь самые лучшие воспоминания. Не считая чувства вины, которое сжигало его сильнее, чем раньше. Он потерял лучшего друга и к тому же оказался в ответе за ссору Алессандры и Рокко. Даже если дружбу не восстановить, он просто обязан помирить сестру и брата.
– Проедем немного, а потом пойдем пешком.
– Eccellente. Я очень хочу познакомиться с твоим родным городом.
– У нас еще будет для этого время. Кстати, как ты устроилась? Тебя все устраивает?
– Все кажется немного странным. Я думала, в таком отеле должно быть полно гостей.
– В обычное время так оно и есть.
– Так ты что, их выгнал? – Ее слова лишь отчасти были шуткой.
– Не совсем. Просто нашел для них другие места. В ближайшую неделю отель "Парфенон" обслуживает только нашу свадьбу.
– Как ты этого добился?
– Это было несложно. Ведь я – его владелец.
– Правда? – недоумевающе спросила она.
– Я думал, ты знаешь.
– Но ты же вроде занимаешься финансами?
– В целом так и есть. Но Греция – моя родина. Я люблю ее. Но экономика страны сейчас в руинах, поэтому я делаю для нее что могу, инвестируя в нее средства.
Отель "Парфенон" был прекрасным началом. Он приметил его еще шесть лет назад – старый, обшарпанный, но стоящий в великолепном месте. Выкупив его, он нанял местных строителей и архитекторов для реставрации и превратил его в шикарную семизвездочную гостиницу с вертолетной площадкой. Теперь номера здесь никогда не пустовали.
– Мне это нравится. – Алессандра одобрительно кивнула. – Сегодня люди слишком охотно отказываются от своих корней.
– Тебе легко говорить об этом. Ты с рождения имеешь все и можешь гордиться своими корнями.
– Все? – Ее глаза полыхнули. – Скажи, что хорошего есть в моей жизни, если ради нее умерла моя мать? Если бы я не родилась, она до сих пор была бы жива!
У Кристиана похолодело в груди.
– Но тогда тебя бы здесь не было. И не было бы нашего ребенка, который растет в тебе. – Кристиан был готов убить себя за эти слова. – Прости. Когда я сказал, что у тебя есть все, я имел в виду, что ты принадлежишь к семье Монделли…
Алессандра сглотнула горькую слюну. Она не знала, почему именно сейчас у нее вырвались эти горькие слова. С детства ей внушали, что она должна быть благодарна за то, что живет ни в чем не нуждаясь. Как будто деньги могли изменить ту катастрофу, которую пережили она и Рокко. Да и их отец тоже. Он разрушил свою жизнь, потому что не мог существовать без своей обожаемой Летиции. А дедушка? Четверть века он отдал внукам, пока его сын топил свое горе в вине. Их жизни, их мечты были разрушены. Ради чего? Ради того, чтобы жила она? Стоило ли это такого сонма несчастий?
– Это ты прости меня, – проговорила она. – Ты прав. Быть Монделли – это большое преимущество. По крайней мере, у меня было все, что можно купить за деньги.
– Я вовсе не хотел сказать о твоей испорченности. Просто я думаю, что фамилия Монделли – это благословение.
– А фамилия Маркос? – Алессандра с радостью перевела разговор. – Была ли она благословением?
– В ней нет ничего особенного. – Кристиан пожал плечами.
– Нет, есть. За ней стоит тяжелый труд, настойчивость и мужество. Рокко рассказывал мне, что ты попал в Колумбийский университет благодаря стипендии. Этого достаточно, чтобы понять, как тяжело тебе пришлось потрудиться, чтобы добиться своего нынешнего положения.
– Каждому человеку приходится пройти через испытания, в какой бы семье он ни родился, – тихо сказал Кристиан и постучал в стекло, отделявшее салон от кабины. Машина остановилась. – Что ж, отсюда пойдем пешком.
Таверна оказалась точно такой, о какой мечтала Алессандра. Расположенная вдали от людных улиц, с мраморными столиками, покрытыми клетчатыми скатертями, она была забита народом. В зале какой-то человек играл на аккордеоне, но мелодию заглушал гомон голосов. На стенах были в беспорядке развешаны фотографии знаменитостей, повсюду стояли пустые винные бутылки с втиснутыми в них оплывшими свечами.
Едва Алессандра успела подумать, что в этой тесноте им не удастся найти столик, как перед ними возник лысеющий мужчина лет шестидесяти в белом переднике, обтягивающем неправдоподобно огромный живот. Взволнованно восклицая что-то по-гречески, он прижал Кристиана к себе, расцеловав в обе щеки. Сделав шаг назад, Кристиан обнял ее за талию.
– Миколай, это Алессандра. – Он повернулся к ней: – Agapi mou, Миколай не говорит ни слова ни по-английски, ни по-итальянски.
Миколай, игнорируя протянутую руку, оторвал ее от Кристиана и сжал в объятиях, а затем энергично потрепал ее по волосам, как ребенка. Тут же он провел их к неизвестно откуда взявшемуся маленькому столику у дальней стены. Пододвинув ей стул, Миколай суетился вокруг нее, пока не убедился, что ей действительно удобно – насколько это возможно в подобной тесноте. Положив перед ней запаянный в пластик лист с меню, он вновь довольно взъерошил ей волосы и нырнул в толпу посетителей.
Кристиан сел напротив нее. Его ноги плотно прижались к ее. Она ждала, что он отодвинется, пока не поняла, что в этой тесноте ему просто некуда деться. Она огляделась, пытаясь не думать о жаре, охватившем ее от этого соприкосновения:
– Какое чудесное место!
– Тебе нравится? – недоверчиво спросил он.
Алессандра кивнула:
– Именно так я представляла себе греческий ресторан. Здесь чувствуется энергия. В шикарных заведениях такого нет.
– Знаешь, что здесь лучше всего? Не считая еды, конечно? – Он с прищуром посмотрел на нее. – Здесь нет ни одного туриста. Сюда ходят только местные.
– Только не говори, что это заведение тоже принадлежит тебе!
– Нет, здесь хозяин – Миколай.
– Здесь всегда так людно?
– Всегда.
Алессандра попыталась прочесть меню, но оно было на греческом.
– Рекомендую stiffado, – пришел ей на помощь Кристиан. – Это говядина, тушенная в вине и томатном соусе. И тушеные цуккини тоже неплохи.
– А можно я возьму и то и другое?
– Все что угодно, – рассмеялся он. – Здесь все вкусно.
– Ты здесь что-нибудь пробовал?
– Все, что есть в меню. По сто раз.
– Неудивительно, что Миколай встречает тебя как блудного сына.
Раньше, чем он успел ответить, перед ними вырос официант.
– Давай, я для начала закажу набор meze? – предложил Кристиан.
– Ты знаешь, что здесь лучше взять, – улыбнулась Алессандра.
Шумная, теплая атмосфера таверны быстро сняла напряжение, от которого она не могла избавиться с тех пор, как узнала о своей беременности.
Она не представляла, что именно он заказывает. Официант, сделав пометки в блокноте, исчез, и его место немедленно занял Миколай, державший в одной руке графин с вином, а в другой – кувшин воды со льдом.
– Будешь вино? – спросил Кристиан.
– Нет, я буду воду, – улыбнулась она. – Кстати, как ты познакомился с Миколаем? Он явно относится к тебе не только как к постоянному клиенту.
– Я знаю его с детства.
– Друг семьи?
– Что-то в этом роде.
В глазах Алессандры вспыхнуло любопытство.
– Что ты имеешь в виду?
– Мы с матерью жили у него, в комнате на чердаке. – Он явно не желал распространяться на эту тему.
Но Алессандра не отставала:
– Вы жили здесь на чердаке?
– Да. Они с матерью с детства дружили. И когда нас выгнали из квартиры, Миколай с женой пустили нас к себе на чердак.
– Вы жили вдвоем в одной комнате? – нахмурилась она.
– Да.
– Трудно, наверное?
– Ты не представляешь – насколько, – резко отозвался он.
В то время Миколай едва зарабатывал на жизнь себе и своей семье. Если бы не его доброта, Кристиану с матерью пришлось бы жить на улице. В качестве платы за жилье мать работала у него на кухне, получая свою долю чаевых. Это было все, что Миколай тогда мог себе позволить.
Когда Кристиан заключил свою первую большую сделку, заработав на ней сто тысяч долларов, он тут же отослал Миколаю чек на половину суммы.
Сейчас, вспоминая те годы, он понимал, что бедность не была для него главной бедой. Тяжелее всего было жить вместе с матерью, слушая ее бесконечные злобные реплики.
– Ты когда-нибудь видел отца? – спросила Алессандра.
– Нет. Он ушел, когда я был младенцем.
Облокотившись о стол, она положила подбородок на сцепленные пальцы.
– Наверное, это тоже было трудно?
– Для матери – да, но не для меня. Ведь я его со всем не помню.
Сейчас он не желал думать о нем. Но в детстве мысль об отце преследовала его неотступно. Он выспрашивал о нем у матери, а поскольку ее мнение об отце было совсем не лестным, предпочел сам выдумать его образ. Его отец был супергероем, улетевшим спасать далекую галактику. А когда он ее спасет, непременно вернется к ним, на чердак, и выручит их с матерью из беды.
Эта сказка оставалась с ним лет до семи, когда он случайно услышал разговор Миколая со старшим сыном.
– Елена не может стать другой, – говорил Миколай. – Когда Стратос бросил ее ради той женщины, он навек отравил ее жизнь. Он собрал вещи и ушел, оставив ее без гроша с шестимесячным ребенком на руках.
С того момента он больше не сочинял сказок об отце. Стратос Маркос не собирался возвращаться, чтобы их спасти. Это предстояло сделать ему, Кристиану.