Темпера бродила как во сне. Иногда ей встречались садовники, занятые прополкой или пересаживанием растений. "Bonjour, Mademoiselle", - бормотали они, и она отвечала им на их родном языке.
Затем, когда она отошла от замка уже довольно далеко, она оказалась в небольшом цветнике, где вдоль каменной стены, увитой плющом, тянулся цветочный бордюр.
Цветы манили к себе бабочек и пчел, и все вместе они представляли собой столь прелестную картину, что Темпера, присев на мраморную скамью, почувствовала, будто перенеслась в какой-то волшебный мир. Только отец понял бы ее ощущения.
Она смотрела на цветы и вдруг поняла, что непременно должна их нарисовать. Тут были и лилии, и розы, такие пышные, что чем-то напоминали ей мачеху.
Были здесь и изящные маленькие цветочки в форме колокольчиков, название которых было ей неизвестно, отличавшиеся фантастической легкостью.
Темпера открыла коробку с красками и взялась за кисть. Ей бы хотелось иметь мольберт, но приходилось держать холст на коленях.
Она начала писать.
Начала она с лилий, потом добавила к ним розы, а затем и другие цветы.
Как и другие художники, писавшие цветы, она изобразила и бабочек, и пчел, и капельки росы на бархатных лепестках.
Сосредоточившись на работе, которую она так любила, стараясь воспроизвести на полотне окружавшую ее красоту, она забыла обо всем, даже о времени.
Сидя в тени, она сняла шляпу, а так как было очень тепло, она расстегнула воротничок своего сурового платья, чтобы с большей свободой отдаться работе.
Прошло, наверно, часа три, а может, и больше, когда она услышала рядом с собой голос:
- Очень хорошо.
Темпера вздрогнула и обернулась. Это было так неожиданно, что на мгновение она забыла, где находится и кто бы мог с ней говорить.
Перед ней стоял человек с непокрытой головой, в белом костюме и странным выражением на лице.
Он был очень хорош собой, и в то же время в нем было что-то, отличавшее его от всех мужчин, которых она когда-либо видела.
Темпера не смогла бы выразить, что именно.
Она смотрела на него, не в силах заговорить, чувствуя, что он как будто вернул ее на землю с высот, где ощущала себя почти в ином мире.
Они довольно долго смотрели друг на друга, пока незнакомец не сказал:
- Позвольте мне взглянуть на вашу работу, это явно что-то в манере де Хема или Босшерта.
- Я бы не осмелилась претендовать… претендовать на столь высокие сравнения, - отвечала Темпера не понимая, почему голос ей изменяет. - Это только… "как могу… но не так, как хотелось бы".
Слова эти сорвались с ее уст невольно, так как перед глазами у нее все еще стояла картина ван Эйка. Увидев удивление на лице незнакомца, Темпера вспомнила, кого она должна из себя представлять.
- Простите, - сказала она тихо, - мне, наверно, даже и не подобает здесь быть.
- Кто вы?
- Я… я камеристка леди Ротли.
- Значит, и вы моя гостья. И позвольте заметить, что я восторге, что вы пожелали написать мои цветы.
Темпера широко раскрыла глаза.
Стало быть, это герцог! Сам герцог - и она даже не догадалась!
Она встала и проговорила не совсем внятно:
- Прошу прощения у вашей светлости… но я не знала, кто вы.
- Вам и незачем было знать, - возразил герцог. - Но я признаюсь, надеясь не показаться невежливым, что у вас несколько необычный талант для камеристки.
Он взглянул на картину и взял ее из ее рук.
- Я рисую для развлечения, ваша светлость.
Темпера закрыла коробку с красками и взяла со скамейки шляпу.
- Вы, несомненно, должны продолжать, - сказал герцог. - Я приятно удивлен, что вы предпочли обессмертить мои цветы. Большинство художников приезжают сюда писать пейзажи.
- Цветы, разумеется… легче, - слегка улыбнулась Темпера.
- Подозреваю, вы предпочли их не по этой причине.
Темпера не нашла, что ответить, и, секунду помолчав, сказала:
- Я думаю, ваша светлость… мне следует вернуться… в замок. Я могу понадобиться ее милости.
- Ее милость все еще в Монте-Карло. Я вернулся раньше, потому что я не выношу игру. Если вы желаете продолжать вашу работу, торопиться некуда.
- Пожалуй, закончу в другой раз… если, конечно, приходя сюда, я не злоупотребляю добротой вашей светлости.
- Мой сад в вашем распоряжении. - Герцог сделал легкий жест рукой. - И могу я приобрести у вас эту картину, когда вы ее закончите?
- Нет!
Темпера проговорила это почти резко, так ее удивила его просьба. Он приподнял брови, как будто озадаченный ее тоном, и она поспешно добавила, заикаясь:
- Я… я очень благодарна вашей светлости за ваш щедрый порыв, но я сознаю мое несовершенство как художника… в чем вы сами могли убедиться.
Герцог улыбнулся, как будто понимая, что она пыталась сказать.
- Если вы сравните вашу работу с шедеврами моей коллекции, конечно, разница есть. Но так как вы написали это в моем саду и так как я желал бы видеть мои цветы на полотне, я был бы рад купить эту картину.
Поскольку она смотрела в сторону, он через минуту добавил несколько иным тоном:
- Быть может, вы мне ее подарите?
Темпера молчала.
- Если, конечно, вы не предназначаете для кого-то, близкого вашему сердцу?
- Нет… никого такого нет.
- Тогда я смогу ее получить? - продолжал настаивать герцог.
Темпера не могла понять, зачем ему понадобилась ее картина, но после небольшой паузы она сказала:
- Если… вашей светлости угодно.
- Буду искренне благодарен. И может быть, я могу попросить вас написать и другую часть сада?
Темпера отрицательно покачала головой.
- Нет? - удивился он. - Но почему?
В уголке ее рта образовалась ямочка, как намек на улыбку.
- Потому что у меня больше нет холстов, ваша светлость, а я… я люблю рисовать.
Он посмотрел на нее, словно сомневаясь, действительно ли она такое сказала.
- Вы хотите сказать, что вы собирались смыть вашу работу и начать снова?
- Ну да. Это то, что я всегда делаю со своими картинами, чтобы не оставлять свидетельств своего… несовершенства.
- Но так нельзя! - воскликнул герцог.
Он отдал ей картину, которую все еще держал в руках.
- Вот вам ваша работа, заканчивайте ее, а я прослежу за тем, чтобы у вас была возможность написать еще несколько, пока вы гостите у меня.
Темпера смотрела на него, не зная, что ей говорить или делать. Она не видела ничего предосудительного в том, чтобы принять несколько холстов в подарок от герцога, и в то же время была уверена, что этого разговора между ними вообще не должно было быть.
Все это никак не вязалось с той ролью, которую она на себя взяла.
- Могу сказать вам, что хотя я и являюсь меценатом и покровителем искусств и в какой-то мере авторитетом в этой области, - сказал герцог слегка насмешливым тоном, - мне никогда еще не случалось обеспечивать художников холстами.
- Тогда, быть может, вашей светлости не стоит и начинать, - сказала Темпера.
- А почему бы и нет? Я просил бы только в благодарность за то, что вы называете моей щедростью, разрешения видеть ваши работы, когда вы их заканчиваете.
- Я бы… предпочла, чтобы вы… их не видели.
- Но я хочу их видеть. У вас очень необычный дар, мисс?..
Он улыбнулся:
- Вы себя не назвали.
- Темпера, - сказала она и после небольшой паузы добавила: - Райли.
- Темпера, - повторил он. - Какое необычное имя! Впрочем, в вас все необычно. Я уверен, нет необходимости рассказывать вам, что этот вид живописи характеризуется блеском и прозрачностью, которых невозможно достичь никаким другим способом.
- И трещины на таких картинах, как считается, образуются реже, но этого нельзя утверждать наверняка.
Говоря это, она подумала, как глупо было с ее стороны, изменив фамилию, назвать свое собственное имя.
Такое имя, как Темпера, мог дать своей дочери только художник, и она поступила крайне неосторожно, отвечая герцогу не подумав.
Герцог засмеялся, а потом задумчиво сказал:
- Я еще не встречал никого по имени Темпера. Очаровательное имя, мисс Райли, подобающее, как и следовало ожидать, такой необычной особе, как вы.
- Но во мне нет ничего необычного. Я хочу только служить ее милости, как она того от меня ожидает. Побывать в южной Франции для меня огромная честь, ваша светлость, и я надеюсь, я не сказала ничего лишнего или… неподобающего.
- О вас ничего нельзя сказать наверняка, мисс Райли, - сказал герцог.
- Благодарю вашу светлость за снисхождение.
Темпера сделала реверанс и пошла по извилистой тропинке среди кипарисов, которая и привела ее к замку.
У нее все время было такое чувство, что герцог следит за ней взглядом, и она с трудом заставила себя не оглядываться.
Только скрывшись в тени деревьев, она спросила себя, как такое могло случиться?
Как она могла разговаривать с герцогом так легко и непринужденно?
Он, должно быть, нашел ее весьма странной камеристкой, если еще не кем-то похуже, а ни ей, ни мачехе совсем не нужно, чтобы он так думал.
- Не надо мне было сюда приезжать, - сказала Темпера вслух.
Но, даже произнося эти слова, она знала, что это ложь.