В целом это был обыкновенный провинциальный прием. Отличался он только тем, что проведен был на той самой смотровой площадке, в беседке на крыше замка, да и столы ломились от закусок, и когда гости уселись за трапезу, каждый не уставал нахваливать хозяйку, повара, закуски, осетрину, копченых перепелов, зайца в белом вине, и фуагра. А когда подали торт, гости и вовсе были в полном восхищении. Настоящее чудо кондитерского искусства было выполнено в виде замка, напоминавшего усадьбу Федяевых, и на вкус оказалось великолепным.
В двенадцатом часу гости стали разъезжаться, и Петруша усадил Дашу в коляску, где Никита уже с нетерпением её дожидался. Тронув поводья, Никита обернулся и посмотрел на неё.
- А я тебе гостинец стащила, - на порозовевших от шампанского щеках появились ямочки, - держи!
Даша кинула Никите яблоко, большое, румяное, Никита поймал его и с хрустом откусил.
- Ну и на том спасибо, барышня, почитай шесть часов вас дожидаюсь, сытная закуска. Как повеселились? Как Петр Николаевич? - В голосе Никиты проскользнула нотка ревности. Они отъехали совсем недалеко от усадьбы Федяевых. Дорогу освещала луна, звездное небо, невероятно красивое, глубокое развернулось над их головами.
- Ревнуешь? - Расхохоталась Даша, - хорошо Петр Николаевич, очень галантный кавалер! Останови, Никитушка, у меня голова кружится от шампанского!
Никита остановил коляску и повернулся к Даше. Провел рукой по её щеке и дотронулся губами до её губ, потом еще и еще. Даша робко отвечала ему. Он стал осыпать её легкими нежными поцелуями, сменившимися долгим, который, казалось, наполнял их друг другом.
- Даша…Дашенька, любимая моя….Никита уже не мог контролировать себя, руки сами расстегивали корсет её платья. Он целовал её в губы, в шею, он желал её и чувствовал, что она тоже желала его.
- Никита, подожди! - Даша пришла в себя. - Подожди, хороший мой! Ну, нельзя так!
Он взял её руки в свои, поднес к губам, и увидел, как дрожат её тонкие пальцы. В лунном свете она казалась недосягаемо красивой, он внезапно осознал всю глубину пропасти, разделявшую их.
- Я знаю, что мне нельзя даже думать о любви к тебе. Ты - дочь моего хозяина. Дмитрий Алексеевич с детства не забывал мне указывать на моё место. Я никогда не испытывал того, что чувствую сейчас. Я точно знаю, что люблю тебя, и точно знаю, что у этой любви нет будущего. Я не могу жить, дышать без тебя. Я не мальчик! Я хочу, чтобы ты была моей, мне не нужен никто больше, и не будет нужен! Даже если прогонишь - век не смогу тебя забыть… Ну, не молчи!
- Я тоже… Я тоже никогда так прежде не чувствовала. И ты для меня тоже как глоток чистого воздуха. Я люблю твои глаза, твой запах, твои руки. Твой голос сводит меня с ума. Я не знаю, люблю ли я. Я только знаю, что живу и дышу, пока живешь и дышишь ты. И я… я не знаю, что с этим делать.
Никита поднял её подбородок и еще раз нежно поцеловал, потом обнял за плечи и тронул поводья.
* * *
Утро субботы выдалось на редкость прохладным за последние дни и туманным. Даша проснулась от аромата полевых цветов, открыла глаза и увидела их на подоконнике. Она вспомнила вчерашний вечер и поцелуи Никиты. Он должно быть в каминной, за стеной. С такой охраной ей вовсе не страшно, да и ночь прошла спокойно. Ей очень хотелось побыть с Никитой наедине, и внезапная идея осенила её. Она вскочила, и как была в своей тонкой ночной сорочке, кинулась в уборную. Вылетев в каминную, Даша буквально налетела на Никиту, который вначале оторопел от её вида, а потом, пользуясь тем, что никого нет, схватил её в охапку и закружил по комнате. Потом нежно поцеловал в губы.
- Пусти! Пусти вдруг Улька войдет.
Едва Никита отпустил её, и она успела прошмыгнуть в уборную, как вошла Ульяна. Видно было, что она провела бурную ночь - губы были красными, воспаленными, на шее виднелись следы страстных поцелуев, глаза слипались, она зевала во весь рот.
- Ульяна, халат принеси! - Даша выглянула из ванной. - Никита, подожди меня на кухне, мы сейчас завтракать придем.
Никита разочарованно, словно пропустил какое-то зрелище, развернулся и вышел из комнаты.
- Где ты была всю ночь? Опять с Федькой гуляла?
- Ой, барышня, какой он! Руки сильные, как обнимет, как поцелует! У меня ноги тут и подкашиваются.
- Смотри, Улька, как бы греха не случилось! - Даша пристально посмотрела на Ульяну. Та потупила глаза и покраснела.
- Что! Уже случилось?!
Ульяна засопела и пустила скупую слезу.
- Эх, Улька, Улька! Как же ты так!
- И не знаю барышня, как случилось. Федька медведь! Я и понять ничего не успела!
- Ну, всё, позови его сюда, прикажу ему всыпать…
- Не надо, барышня! Люблю я его! Не надо! Он жениться обещал!
- Смотри ка ты, как он собой распоряжается! - Даша была вне себя. - А хозяева ему уже разрешили, или он без моего разрешения жениться собрался?! Ну да бог с тобой, давай одеваться, да к завтраку пойдем - дел сегодня много. Беги, Федору скажи, пусть через час коляску подаст - в город поеду. Одевшись в белоснежную, легкую, крахмальную блузу и нарядную темно зеленую юбку и заколов в косу заколку с изумрудами Даша выпорхнула из комнаты и направилась на кухню.
На кухне было светло и уютно, пахло пирогами с вишней и свежим молоком. На печи пушистый кот Васька растянулся на покрывале на спине и спал, раскинув лапы, видимо чувствуя себя в полной безопасности. Марфа с Порфирием ворчали друг на друга, Ли уже сидел за кухонным столом на своей подушечке. Никита в белой домотканой рубахе держал в руках кружку молока. Марфа поставила на стол блюдо с пирогом, взяла большой нож и резала его на кусочки. Даша взяла кружку с молоком из рук у Никиты и пригубила, хитро поглядывая на него.
- Никита, ярмарка еще два дня будет! Поедем сейчас! Хочу купить кое-что.
- Извольте, Дарья Дмитриевна, отчего ж не поехать, - Никита озорно подмигнул ей и взял кусок пирога с блюда, - только уж давайте поедим сначала, а то бог знает, когда в следующий раз придется! - он весело рассмеялся и Даша улыбнулась ему, на её щеках снова появились ямочки..
- Обжора! Всегда был обжорой, помнишь в детстве, когда маменька меня есть заставляла, а я не хотела, ты меня частенько выручал - особенно с кашей!
Никита смотрел на неё с нежностью и грустью. Такая красивая, такая волнующая! Он вспомнил, как она выпорхнула утром в прозрачной ночной сорочке и попала к нему в объятья - теплая, сонная. Волна желания опять охватила его, он опустил глаза и попытался сосредоточиться на куске пирога. Марфа искоса глядела то на Дашу, то на него.
- Куда это вы спозаранку?! Да еще вдвоем, где это видано, нет. Голубушка, только не это, вон, Порфирий с утра едет в город, у портного заказ забирать, он может и вас, Дарья Дмитриевна отвезти куда скажете, да и купить чего велите.
- Нет, Марфа, у портного заказ мы сами заберем, а на ярмарке мне Никита нужен. Так понятно? Порфирий, ты же не против?
Порфирий облегченно вздохнул:
- Не против, барышня, не против, - мне сегодня, признаться, не с руки ехать было бы, в конюшне две кобылы ожеребиться собрались, Федьке без меня не управиться, да и в поле надо выехать - жатва! Ну что ты, мать, в самом деле, тебе ж вчера все понятно объяснили.
- Вот и чудно! Поехали, Никитушка!
Погодите, барышня! - Марфа. Насупившись, достала из кармана передника стопку писем, - вот, тут от батюшки вашего, Порфирию, Вам и господину Ли.
Даша вскрыла конверт, достала лист бумаги, испещренный крупным каллиграфическим подчерком. Батюшка сообщал, что жив, здоров, дела в Любляне идут хорошо, возлагал на Дашу большие надежды. Также сообщал, что тетушке гораздо лучше и обещал приехать через месяц, аккурат к Дашенькиным именинам, чтобы отпраздновать, как положено, оформить бумаги по вступлению в наследство и заодно повидаться с соседями и друзьями. Также особо прописал, что не велит выкидывать фортели и прикидываться современной и свободной, дескать в провинции никто не поймет, - это не Европа и опозориться на весь свет можно одним неловким словом или движением.
- А у тебя что, Ли?
- Однако Дмитрий просит, чтобы я был у него не позже чем через неделю. Покидаю тебя Дашенька, завтра надо бы выехать.
- Как жалко! Что ж я буду делать без тебя?
- Ничего, Дашенька, как-нибудь уж потерпи. Дома все-таки!
Через час коляска, запряженная двойкой серых в яблоках лошадей, уже весело катилась к Задольску.
Торговая площадь Задольска в ярмарочные дни заполнена до отказа. Снедь, одежда, хозяйственная утварь, кругом толпа, пестрая и разношерстная. Одним словом, русская ярмарка - не такая конечно как в Москве, Нижнем Новгороде, или любом другом большом городе, но все равно раздольная, широкая и шумная. Со всех окрестных деревень свозят свой товар крестьяне, в надежде продать его и хорошенько подзаработать. Горожане сильно отличаются от деревенских и одеждой и повадками. Деревенские редко приезжают купить что-то - больше продать, одеты обычно в домотканые рубахи и штаны, бабы в широких сарафанах, и нарядных косынках. Горла своего не жалеют, поэтому и шум стоит вокруг несусветный. Среди городских больше покупателей, однако, есть и продавцы, - торгуют скобяными изделиями, одеждой, готовыми продуктами. Одеты так, что городского щеголя, даже если он работяга с суконной фабрики, легко отличить от деревенского мужика.
Даша с Никитой оставили коляску у входа на ярмарочную площадь, глаза у Даши разбежались.
- Пойдем! Вон туда пойдем! - Она потянула его за рукав. Напротив, за прилавком стоял тучный мужик и торговал готовой одеждой.
- Вот ту рубашку! Белую, шелковую, и костюм, летний, вон тот, - она подтолкнула Никиту к прилавку, - и чтобы размер его был.
Мужик покачал головой: