Но как только особняк был спасен, владельцы тотчас закрыли ненавистный рудник. Как рассказывала мне бабушка, с его закрытием для жителей округи настали тяжелые времена. Но сэру Джастину до этого не было никакого дела. Ему было плевать на людей - он думал только о себе. Бабушка Би говорила, что Сент-Ларнстоны оставили рудник, чтобы он напоминал членам семьи о подземных богатствах, которыми они могли воспользоваться в случае нужды.
Жители Корнуолла - богатые ничуть не меньше бедных - довольно суеверный народ. Я полагаю, что Сент-Ларнстоны смотрели на рудник как на символ своего процветания. Пока на их землях есть олово, семья защищена от финансовых невзгод. Однако ходили также слухи, что рудник - всего лишь пустышка, выработанная шахта. Старики говорили, что слышали от отцов, будто к тому моменту как владельцы закрыли шахту, месторождение оскудело и больше не могло давать руду. Но хозяева поместья хотели казаться состоятельнее, чем они были на самом деле, ибо в Корнуолле олово означало богатство.
Однако же, какими бы ни были причины, сэр Джастин не пожелал разрабатывать рудник - и дело с концом. Этого человека в наших местах ненавидели и боялись. Наблюдая за тем, как сэр Джастин проезжает мимо на своем огромном белом коне или идет пешком с ружьем на плече, я думала о том, что он похож на людоеда. Я слышала о нем от бабушки Би и знала: он считает, что в Сент-Ларнстоне все принадлежит ему. В этом, конечно, была доля истины. Но он также полагал, что все люди Сент-Ларнстона тоже принадлежат ему, - а это совсем другое дело. И хотя этот человек не осмеливался следовать древнему феодальному праву, он все же соблазнил нескольких местных девушек. Бабушка Би всегда предупреждала меня, чтобы я держалась от него подальше.
Я свернула на луг и подошла к легендарным камням. Остановившись, я прислонилась к одной из фигур. Со стороны казалось, что они кружатся в танце. Камни были разной высоты - точно так же разного роста могли быть шесть девушек: две были очень высокие, остальные - ростом с взрослую женщину. Стоя возле них в тишине знойного полудня, я представляла себя одной из этих бедняжек. Я воображала, что такая же грешная, как и они, и даже подумала о том, что, если бы мои прегрешения открылись, я тоже могла бы танцевать на зеленом лугу - пусть видят, что мне все нипочем!
Я осторожно прикоснулась к прохладному камню - и с легкостью убедила себя в том, что одна из фигур качнулась в мою сторону, словно испытала сочувствие и незримую связь между нами. Ну и странные же у меня мысли! Это все потому, что я внучка бабушки Би.
Теперь предстояло преодолеть самый опасный отрезок пути. Мне нужно было пробежать по газону, где меня могли увидеть из какого-нибудь окна. Я стремительно неслась, почти не касаясь земли, пока не оказалась у серых стен особняка. Я знала, где искать нужную стену. Я также знала, что работники сейчас сидят где-нибудь на лугу, подальше от особняка, и жуют черные хрустящие краюшки - хлебцы, выпеченные этим же утром в открытых очагах - в наших краях их называли маншанами. Наверное, у них было с собой немного сыра и сардин или, если повезло, пироги с мясом, которые они принесли с собой, бережно завернув в красные тряпицы.
Осторожно обойдя дом, я подошла к небольшой калитке, ведущей в огороженный стеной сад. Здесь росли персики, цвели розы - и запах стоял просто чудесный. Я вновь вспомнила о наказании за незаконное проникновение на чужую территорию, но не отказалась от намерения во что бы то ни стало увидеть стену, в которой нашли останки.
В дальнем углу сада стояла тачка, прислоненная к стене, рядом на земле валялись кирпичи и рабочие инструменты, и я догадалась, что пришла в нужное место. Я подбежала ближе и заглянула в дыру, зиявшую в стене. Внутри стена была полая - получалась небольшая ниша около семи футов в высоту и шести футов в ширину. Было очевидно, что это пространство специально оставлено в старой стене, и я, рассматривая загадочную нишу, поняла, что история о седьмой деве - чистая правда.
Внезапно мне захотелось забраться внутрь, туда, где стояла несчастная девушка, и почувствовать, каково это - быть замурованной в стене. Поэтому, ободрав коленки, я залезла в дыру, находившуюся всего в трех футах над землей. Затем я отодвинулась от дыры и повернулась спиной к свету, чтобы представить, что испытывала монахиня, когда ее заставили стоять там. Ведь она знала, что ее собираются замуровать, знала, что ей предстоит ждать своего конца в кромешной тьме. Я легко вообразила ужас и отчаяние, охватившие бедняжку. Вокруг меня пахло гнилью. Запах смерти. У меня было настолько живое воображение, что в ту секунду я действительно почувствовала, что я и есть та самая седьмая девственница, которая обесчестила себя и была осуждена на такую ужасную смерть. "Я бы поступила точно так же", - повторяла я.
Я была слишком гордой, чтобы показывать свой страх, и надеялась, что и она была такой же, ведь гордость, несмотря на свою греховность, - это все же какое-то утешение, ибо она не позволяет унижаться и терять достоинство.
Меня вернули к реальности чьи-то голоса.
- Я сама хочу видеть! - Я узнала этот голос. Он принадлежал Меллиоре Мартин, дочери приходского священника. Я презирала эту аккуратную девочку с ее всегда чистыми льняными платьями, длинными белыми чулочками и блестящими черными туфельками с пряжками. Мне очень хотелось иметь такие же туфельки, но, поскольку это было невозможно, я убедила себя, что они мне вовсе не нравятся. Ей было двенадцать лет - столько же, сколько и мне. Я видела ее то в окне дома священника - она сидела, склонившись над книгой, - то в саду у дома под липой, с гувернанткой, которая читала ей вслух или что-нибудь шила. "Бедная пленница!" - говорила я себе в сердцах, потому что в то время больше всего на свете мне хотелось уметь читать и писать. Мне казалось, что именно грамотность, а отнюдь не красивая одежда и хорошие манеры делает людей равными. Любой другой сказал бы, что у нее золотистые волосы, - но я называла их просто желтыми. Глаза у нее были большие, голубые, а кожа - белая, слегка просвечивающаяся. Про себя я называла ее Мелли, просто чтобы принизить ее достоинство. Меллиора! Это имя так красиво звучит! Но мое имя тоже было интересным. Керенза. Бабушка Би говорила мне, что в переводе с корнуоллского диалекта это имя означает мир и любовь. Я никогда не слышала, что имя Меллиора что-то обозначает.
- Ты испачкаешься, - услышала я другой голос: это сказал Джонни Сент-Ларнстон.
"Сейчас меня найдут, - подумала я, - и найдет кто-то из Сент-Ларнстонов". Но это был всего лишь Джонни, который, как поговаривали в деревне, будет походить на своего отца только в одном - в отношении к женщинам. Джонни было четырнадцать. Я иногда видела его вместе с отцом - с ружьем на плече, потому что всех Сент-Ларнстонов воспитывали охотниками и стрелками. Джонни был чуть выше меня - я была высокая для своего возраста, - светловолосый (правда, не такой светлый, как Меллиора) и поэтому не походил на Сент-Ларнстонов. Я была рада, что здесь оказались только Джонни и Меллиора.
- Ну и что? Джонни, а ты веришь в эту историю?
- Конечно!
- Бедная девушка! Быть замурованной… живьем!
- Эй! - послышался еще чей-то голос. - Ребята, отойдите от стены!
- Мы хотим посмотреть то место, где была замурована монахиня, - сказал Джонни.
- Чепуха. Нет никаких доказательств, что это была монахиня. Это всего лишь легенда.
Я забилась как можно глубже в нишу, раздумывая, следует ли мне выскочить наружу и убежать. Но я вспомнила, что выбираться из дыры будет непросто, а значит, они успеют меня поймать - особенно сейчас, когда к ним присоединился еще кто-то.
Меллиора заглянула в дыру. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы глаза привыкли к темноте. Потом девочка вскрикнула. Я была уверена, что на какое-то мгновение она подумала, что я - призрак седьмой девственницы.
- Но… - начала Меллиора, - она…
Джонни просунул голову в отверстие. Повисла тишина, потом он пробормотал:
- Это всего лишь кто-то из деревенских детей.
- Осторожнее! Это может быть небезопасно! - Теперь я узнала голос. Он принадлежал Джастину Сент-Ларнстону, наследнику поместья. Он уже не мальчик, а молодой человек. Он приехал домой из университета на каникулы.
- Я же сказал, там кто-то есть, - ответил Джонни.
- Только не говорите, что та женщина все еще там! - послышался еще чей-то голос - я узнала и его. Это был Дик Кимбер, юноша из Довер-Хаус, который учился в Оксфорде вместе с молодым Джастином.
- Иди сюда и посмотри, - позвал Джонни.
Я плотно прижалась к стене, не зная, что было противнее - тот факт, что меня поймали, или то, как они на меня смотрели. "Кто-то из деревенских детей!" Да как он смеет?!
Появилось еще одно лицо - темное, увенчанное копной непослушных волос. Карие глаза смеялись.
- Это не дева, - заметил Дик Кимбер.
- А похожа, Ким? - спросил Джонни.
Теперь Джастин отпихнул их в сторону и заглянул внутрь. Он был очень высоким и худым.
- Кто это? - спросил он. Его голос звучал спокойно.
- Я - не "это", - заявила я. - Я - мисс Керенза Карли.
- Ты - девчонка из деревни, - сказал он. - Ты не имеешь права быть здесь. А теперь выбирайся оттуда.
Мне стало страшно. А вдруг он обвинит меня в незаконном проникновении в частные владения и потащит в дом, чтобы наказать за мой поступок? К тому же мне было стыдно показываться им на глаза в этом убогом платье из голландского полотна, из которого я давно выросла. Ноги у меня красивые, но босые и грязные. Стараясь быть такой же чистой, как благородные господа, я каждый вечер отмывала их в ручье, но обуть-то мне все равно было нечего…