- А что, теперь, когда ты стала фараоном, мне тоже следует лгать тебе, как это делают все остальные?
Нефертити промолчала.
- Не прикасайся к ним, - посоветовала я. - Не позволяй им целовать твое кольцо.
За спиной Нахтмина возник Эхнатон.
- К кому не прикасаться?
- К хеттским послам, - ответила Нефертити и велела мужу: - Не позволяй им целовать твое кольцо.
Эхнатон презрительно фыркнул:
- Вот еще! Они будут целовать мне ноги, когда увидят, что я построил!
На протяжении дурбара Эхнатон не жалел для Нефертити ничего. Она была его главной женой, его главным советником, соучастницей всех его планов, а теперь стала еще и фараоном. А чтобы мир никогда не забыл ее, мы отправились на окраину Амарны, где Эхнатон воздвиг колонну в честь царствования Нефертити. Он встал перед послами Востока и велел Майе прочесть надпись, сочиненную им в честь его жены, фараона-царицы Египта.
"Наследница трона, Великая во дворце, Прекрасная ликом, Украшенная двойным плюмажем, Госпожа счастья, Одаренная благорасположением, Та, чьему голосу фараон радуется, Главная жена царя, его возлюбленная, Владычица Двух земель, а отныне и фараон Нефернеферуатон-Нефертити, да живет она ныне и вовеки".
Никогда еще не бывало такого, чтобы фараон даровал посох и цеп женщине. Но когда Нефертити вышла к толпе, чтобы благословить ее, люди принялись забираться на что только можно и устроили давку - и все ради того, чтобы хоть краем глаза взглянуть на нее.
- Они любят меня! - уверенно заявила она на второй день дурбара. - Любят сильнее, чем когда я была царицей!
- Потому, что теперь твоя власть над ними увеличилась, - сказала я.
Но Нефертити пропустила мое циничное замечание мимо ушей.
- Я хочу, чтобы люди запомнили это навеки, - отозвалась она. Мы находились в ее гардеробной, и в свете заходящего солнца кожа Нефертити походила на позолоченную бронзу. - Мутни, найди Тутмоса! Я хочу, чтобы меня изваяли такой, какая я сейчас.
Я отправилась через весь дворец в мастерскую художника. Дурбар должен был продлиться шесть дней и семь ночей, и на улицах уже было полно пьяных мужчин, а жены сановников, пошатываясь, забирались в носилки, и от них несло ароматическими маслами и вином. Тутмос был у себя в мастерской, в веселой компании молодых девушек и красивых мужчин. Когда он увидел меня, у него вспыхнули глаза.
- Скульптура? - выдохнул он. - Сейчас я буду готов. Когда я увидел ее в храме, с посохом и цепом, - признался Тутмос, - со вздыбившейся коброй на короне, я понял, что она позовет меня. Ни одна царица еще не носила корону с таким изяществом.
- Вообще-то ни одна царица просто не носила такую корону, - сухо отозвалась я.
Тутмос рассмеялся.
- Передай ее величеству, чтобы она пришла сюда, - величественно произнес он, затем взмахнул рукой. - А теперь пусть все уйдут!
Женщины в расшитых юбках, надувшись, потянулись к двери, прихватив чаши с вином.
Когда компания исчезла, я спросила Тутмоса:
- А почему эти женщины так любят тебя?
Тутмос на мгновение задумался.
- Потому что я могу сделать их бессмертными. Когда я нахожу в ком-то подходящую модель, с которой можно ваять Исиду, то даже когда ветра времени изгладят ее память из ее дома, ее лицо все еще будет смотреть на людей со стен храмов.
Пока я возвращалась к Нефертити, сообщить ей, что скульптор готов, я размышляла над словами Тутмоса. Нефертити за это время переоделась, и мне стало любопытно: неужто она и вправду хочет, чтобы ее навсегда запомнили в таком виде? Она надела платье из такого тонкого льна, что оно было совершенно прозрачным. На запястьях, на лодыжках, повсюду от ушей до пальцев ног сверкали украшения из золота и фаянса. Мы прошли по коридорам дворца вместе, как много лет назад в Фивах, в ту ночь, когда она девственницей пришла к Эхнатону. Снаружи, из дворов доносился гомон толпы, смех и шум танцев, но во дворце было прохладно и тихо.
В мастерской Тутмоса уже были уложены подушки, чтобы Нефертити могла сесть. Для меня было поставлено кресло с подлокотниками. Тутмос низко поклонился вошедшей Нефертити:
- Фараон Нефернеферуатон-Нефертити…
Сестра, заслышав свой новый титул, улыбнулась.
- Я хочу бюст, - сообщила она скульптору. - С пекторалью и короной.
- С атакующей коброй.
Тутмос одобрительно кивнул и подошел поближе, разглядеть сверкающие рубины, что служили змее глазами. Нефертити уселась чуть повыше.
- Я сделаю этот бюст из известняка! - объявил он.
Я встала, собираясь уйти, но Нефертити воскликнула:
- Не уходи! Я хочу, чтобы ты это видела!
И мы провели всю вторую половину дня в мастерской. Мои воспоминания о величайшем в истории дурбаре полны картинами выпивки и танцев, но отчетливее всего в моей памяти отпечаталась Нефертити, восседающая посреди моря подушек. Кораллы и бирюза ее золотой пекторали блестели под лучами закатного солнца, а глаза ее напоминали обсидиановые озера. Лицо сестры было исполнено безмятежности. Нефертити наконец-то была уверена в том, что ее никогда не покинут, что посох и цеп фараона означают для нее вечную память.
29
Шестой день дурбара
Шакалоголовый бог обрушился на Египет, когда простолюдины еще плясали на улицах, а сановники веселились во дворце. Сперва он крался по ночным переулкам, хватая рабочих фараоновой гробницы, а потом осмелел и явился в пекарский квартал посреди бела дня. Когда паника наконец-то докатилась до дворца, уже никто в Амарне не смог бы отрицать того, что видел.
Анубис явился с Черной смертью в зубах.
В шестой день дурбара отец вошел в Зал приемов, чтобы сообщить фараону эту новость. В открытых двориках, глядящих на реку, все еще танцевали.
- Ваше величество, - произнес отец, и лицо его было столь серьезно, что смеявшаяся Нефертити осеклась.
- Слушаю тебя. - Эхнатон широко улыбнулся. - В чем дело, визирь?
Отец остался все так же серьезен.
- Ваше величество, мне сообщили, что в рабочих районах появилась чума.
Эхнатон бросил взгляд на Нефертити и прошипел:
- Это невозможно! Мы пожертвовали Атону двести быков!
- И уже одиннадцать рабочих, трудившихся на постройке гробницы, умерло.
Несколько сановников попятились прочь от помоста, а Нефертити прошептала:
- Должно быть, это хетты.
- Ваше величество, я предлагаю вам перебраться на карантин в Северный дворец.
- Во дворец второй жены?! - воскликнула Нефертити.
- Нет. Мы останемся здесь, - решительно заявил Эхнатон.
Он оглядел Зал приемов. Придворные застыли в ужасе перед чумой. В соседних покоях еще играла музыка, но женский смех стих.
- Ваше величество, - перебил его отец. - Прошу, подумайте, мудро ли оставаться в этом дворце? По крайней мере, хеттов нужно изолировать от всех. Всех, явившихся с севера, нужно отослать…
- Никто никого никуда не будет отсылать! - рявкнул фараон. - Дурбар еще не окончен!
Теперь даже музыканты остановились. Эхнатон повернулся к ним и велел:
- Продолжайте играть!
Они тут же затянули какую-то мелодию, а Панахеси быстро подошел к помосту. Я даже не заметила, откуда он взялся.
- Мы можем провести в храме особое жертвоприношение, - предложил он.
Эхнатон, пренебрежительно отвернувшись от отца, улыбнулся Панахеси:
- Прекрасно. И Атон защитит город.
- Но заприте городские ворота! - взмолился отец. - Пускай никто не входит и не выходит!
- Да, ворота нужно запереть, - согласилась Нефертити.
- Чтобы наши гости подумали, что здесь чума?
- Они и так вскоре узнают об этом, - негромко произнес отец. - Зараза уже появилась в квартале пекарей.
На миг все в ужасе смолкли, а затем сановники заговорили все разом. Придворные прихлынули к помосту, желая знать, что делать и куда идти. Эхнатон поднялся с трона, а отец собрал нашу семью - Тийю, мою мать и Нефертити.
- Разойдитесь по своим покоям, - велел отец придворным. - Сидите там и не выходите.
- Здесь фараон я, и никто не пойдет в свои покои!
Но Нефертити воспротивилась:
- Делайте, как сказал визирь!
Вся наша семья ринулась прочь, и даже шаги Тийи были поспешны. Мы свернули в коридор, ведущий к царским покоям, но тут Эхнатон отказался идти дальше.
- Нам следует подготовиться к сегодняшнему вечеру!
Нефертити впала в бешенство, и я поняла, что ее трясет от страха.
- Тут чума на дворе, а ты хочешь готовиться к пиру?! Мы же не знаем, кто уже болен! Это может быть вся Амарна!
- И что, мы позволим нашим врагам увидеть нас слабыми? - возмутился в ответ Эхнатон. - Чтобы они увидели, как неприятности испортили нам празднество?
Нефертити не ответила.
- Тогда я сам приготовлюсь к празднеству, и никто не сможет забыть, для чего они собрались здесь. Ради славы Атона. Вот что войдет в историю!
Нефертити посмотрела вслед мужу, кинувшемуся в Большой зал, а мне вспомнилось, как много лет назад мы плыли на лодке и как отец сказал: "Он ненадежен". Сестра посмотрела на собственные резные изображения и изображения ее семьи, и глаза ее наполнились слезами.
- А ведь это должен был быть великолепный праздник…
- Ты пригласила хеттов, хотя знала, что у них зараза, - напомнила ей я.
- А что мне было делать? - огрызнулась Нефертити. - Разве его остановишь?
- Ты тоже этого хотела.
Нефертити покачала головой. Это в равной мере можно было понимать и как "да", и как "нет".