Нахтмин не стал спорить. Он открыл ворота сада, мы прошли через них и спустились к воде, благо до нее было недалеко.
- Он презрел Амона и всех прочих богов.
Мы посмотрели на реку. На обнажившиеся берега, на детей, что играли голышом, бросали друг другу мяч и смеялись, пока родители наблюдали за ними, прячась под навесами. Трое женщин почтительно кивнули нам, когда мы прошли мимо, и Нахтмин сказал:
- Просто поразительно, сколько могут вытерпеть египтяне, прежде чем восстать.
Он повернулся ко мне, освещенный заходящим солнцем.
- Я говорю тебе об этом, Мутноджмет, потому что люблю тебя и потому что твой отец - великий человек, вынужденный служить вероломному фараону. Люди не вечно будут кланяться, и я хочу быть уверенным, что тебя не раздавят. Ты будешь готова.
От его слов мне сделалось страшно.
- Пообещай мне, что ты не станешь принимать глупых решений, - настойчиво произнес Нахтмин. - Пообещай, что, когда придет время, ты будешь принимать решение, думая и о нас двоих, а не только о твоей семье.
- Нахтмин, я не понимаю, о чем ты…
- Но ты поймешь. И я хочу, чтобы тогда ты вспомнила этот момент.
Я посмотрела на сузившийся Нил, на блестящее на воде солнце. Потом перевела взгляд на Нахтмина, ожидавшего моего ответа, и сказала:
- Обещаю.
25
1344 год до н. э.
Ахет. Сезон разлива
Муж больше не напоминал мне о моем обещании, сделанном на берегу реки, и я и сама не заметила, как прошли перет и шему и прибыла весть о том, что в порт вошел корабль Джеди. Я надела свой лучший парик и самый красивый пояс.
Нахтмин приподнял брови:
- Ты, похоже, решила, что это приехала царица.
Мы поехали в порт и отыскали там корабль Джеди - такой же большой и внушительный, каким он мне запомнился. В воздухе сильно пахло жареным кумином. Нам пришлось проталкиваться через толпу: люди сбились на пристани в кучу, словно рыбы в стае. Многие из них пришли, чтобы увидеть своих близких. В тот день тота с Джеди уплыло больше пятидесяти матросов, и теперь их жены толпились здесь, с цветами в волосах. Когда я разглядела на палубе Ипу, то ахнула. Она ждала ребенка!
- Госпожа! - Ипу пробилась ко мне через толчею. - Госпожа!
Она повисла у меня на шее, а мне еле-еле хватило рук, чтобы обнять ее.
- Гляди! - Ипу, улыбнувшись, показала на свой круглый живот. - Он подождал тебя.
- Сколько месяцев? - спросила я.
- Почти девять.
- Девять, - повторила я.
Мне просто не верилось. Ипу, моя Ипу, ждет ребенка.
Ипу повернулась к Нахтмину.
- Я думала о тебе по дороге, - призналась она. - На берегах Пунта солдаты носят оружие, совершенно не похожее на египетское. Мой муж привез тебе образцы. Самые разные. Из черного дерева и кедра. И даже одну штуку из металла, который они называют железом.
Ипу положила руку на круглый живот. Я никогда еще не видела ее более цветущей.
- Может, вы бы пошли вдвоем домой? - мягко предложил Нахтмин. - Я могу остаться тут, помочь Джеди, а вы пока поговорите. Здесь не место для женщины на девятом месяце беременности.
Я отвела Ипу в дом, где она не была почти целый год. По пути она рассказывала мне о земле, где живут люди с кожей более темной, чем у египтян, но более светлой, чем у нубийцев.
- И они носят в волосах странные украшения. Из бронзы и слоновой кости. Чем богаче женщина, тем больше амулетов она носит.
- А травы? - нетерпеливо спросила я.
- Ох, госпожа, ты никогда не видела таких трав! Джеди привез для тебя целый сундук с травами.
Я захлопала в ладоши.
- А ты расспросила местных женщин, для чего они?
- И большую часть записала, - отозвалась Ипу. Тут мы подошли к ее дому, и Ипу замедлила шаги. Она в немом изумлении уставилась на двухэтажный дом с коричневой отделкой вокруг окон и дверей.
- Я успела позабыть, как это здорово - быть дома, - сказала она, держась за живот, и меня затопило непривычное мне ощущение зависти.
В доме было очень тихо - такую тишину мне доводилось встречать только в гробницах Фив. Ипу посмотрела на статуи Амона; все было на тех же местах, где она их оставила. Все осталось точно таким же, если не считать тонкого слоя пыли. И самой Ипу. Первой заговорила я:
- Надо убрать все эти занавески, пусть будет посветлее.
Я стала подвязывать плетенные из тростника занавески, а Ипу смотрела на меня. Я обернулась.
- Что случилось?
Ипу опустилась на скамью, положив руки на живот:
- Мне так нехорошо, что это я буду рожать! Я так хотела, чтобы у тебя был ребенок!
- Ох, Ипу, - с нежностью произнесла я и обняла ее. - Это в воле богов. На все есть какая-то причина.
- Но какая? - с горечью спросила Ипу. - Что это может быть за причина? Я молилась за тебя, когда была там, - созналась она. - Местной богине.
Я ахнула:
- Ипу!
- Хуже от этого не будет, - твердо заявила она, и в голосе ее звучала такая серьезность, какую мне редко доводилось слышать от нее.
Мы посмотрели друг на друга в солнечном свете, пробивающемся через занавески, и я сказала:
- Ты хороший друг, Ипу.
- И ты, госпожа.
Мы принялись беседовать и попутно убирать: вытряхивать пыль с настенных драпировок и отмывать полы. Ипу рассказала обо всех ее приключениях на Ниле. Они сперва поднялись вверх по реке до Котпоса, потом, оставив корабль на попечение одного из матросов, отправились с караваном на восток, по Вади-Хаммамат. Когда они добрались до побережья, Джеди купил три лодки для всех тех товаров, которые он намеревался привезти обратно, они наняли еще матросов и отправились на юг. Ипу вспомнила, как одного из их людей, когда он пошел искупаться, чуть не убил крокодил и как ей всю ночь не давало спать хриплое урчание гиппопотамов.
- И ты не боялась?
- Там был Джеди и пятьдесят вооруженных матросов. На воде там бояться нечего, кроме животных, а когда мы заплыли дальше на юг, там стали встречаться такие животные, каких ты никогда не видела.
Я опустила запыленный подол.
- Например?
- Например, змеи длиной с эту комнату и кошки величиной… - Ипу оглядела веранду. - Величиной с этот стол.
У меня глаза полезли на лоб.
- Больше, чем их изваяния в храме Амона?
- Намного больше.
Потом она принялась описывать великолепные травы, которые ей удалось отыскать, и корицу - они привезли полные сундуки корицы.
- Мы ходили повсюду, госпожа. Там женщины не ездят в носилках. Только на ослах. А когда я округлилась, мне было легче ходить, чем ездить.
Джеди позволял ей посещать чужеземные рынки, где женщины продавали темные стручки, пахнущие имбирем и лимоном, - ими приправляли медовые лепешки и хлеб. Ипу видела взрослых мужчин ростом с ребенка и высоких пятнистых животных, объедающих листья с верхушек деревьев. Женщины продавали пряности и ароматные чаи, и на рынке царили шафраново-желтый, землисто-фиолетовый и огненно-красный цвета.
- Как их одежда.
- А что, там все носят красное?
- Только богатые. Там не так, как в Египте, - объяснила Ипу.
В Египте все, и бедные, и богатые, носили белое.
Когда с пристани пришли Джеди с Нахтмином, следом за ними тянулись матросы, тащившие сундуки с товарами. Дом заполонил запах кедра. Мы уселись на веранде и стали разглядывать необычные находки и слушать связанные с ними истории. Там была шкатулка из слоновой кости, с травами, которые Ипу собрала сама, и деревянный ящик с оружием для Нахтмина. Еще Ипу привезла для меня ярко-синее платье. Остальное были вещи для дома и украшения для будущего ребенка. Это должно было стать его наследством: слоновая кость и золото из страны Пунт.
Тем вечером мы хорошо поели и просидели до утра, слушая, как хохочет Джеди, рассказывая про одного матроса: он съел какое-то местное блюдо, а потом целый день не мог отойти от ямы - в отличие от Египта, туалетов в Пунте не знали. Джеди с Ипу хохотали, вторя друг другу, и, когда мы отправились домой, унося мою шкатулку с травами и новое оружие Нахтмина, нам казалось, будто они никогда и не уезжали.
В Египте говорят, что, когда удача решит взглянуть на тебя, она делает это трижды, по разу на каждую часть глаза Гора: верхнее веко, нижнее веко и сам глаз. На следующее утро после того, как к нам вернулась Ипу на девятом месяце беременности, закончилась засуха. С неба обрушились ливни; тяжелые капли барабанили по водам Нила и собирались в лужи на полях. А вечером, когда Нахтмин ужинал у жаровни, а я болтала с Ипу, прибыл гонец из Амарны и привез свиток с печатью моей семьи. Джеди, отворивший дверь гонцу, передал свиток мне, и глаза у него были круглые от любопытства. Он, наверное, никогда не видел печати визиря: тяжелый золотой воск и лучший папирус, растущий только в дельте Нила. Я тут же вскрыла послание и прочла его вслух.
"Твоя сестра тяжело переносит новую беременность, и жрицы Атона надеются, что это двойня - либо признак царевича. Но она часто плохо себя чувствует и зовет тебя сюда. Нахтмин тоже приглашен".
Ипу ахнула:
- Пятый ребенок?!
Я понимала, что она имеет в виду. Только царицу боги могли благословить такой плодовитостью. Каждый год Нефертити рожала по ребенку, хоть в дождь, хоть в засуху. И у меня внезапно на глаза навернулись слезы.
Нахтмин поставил чашу.
- Мив-шер… - с нежностью произнес он.
Я в смущении смахнула слезы.