Нефертити придвинулась поближе к нему, так что могла бы при желании коснуться губами его щеки. Мне не нравилась игра, которую они затеяли. Взгляд Нахтмина скользнул по миниатюрному, сильному телу Нефертити и остановился на черных как смоль волосах, обрамляющих ее лицо. До сих пор Нефертити никому не позволяла смотреть на себя так. Военачальник отступил: от аромата ее благовоний у него закружилась голова. Затем появился Аменхотеп, и их опасная игра прекратилась. Нефертити выпрямилась.
- Так ты едешь в Мемфис, военачальник?
- Увы, нет, - ответил Нахтмин, взглянув на меня. - Я стану ожидать вашего возвращения здесь. Но я сопровожу караван вашего величества до пристани.
Нефертити игриво повела плечом.
- Значит, мы скоро увидимся.
И она отправилась выспросить Аменхотепа насчет носильщиков, а Нахтмин пристально взглянул на меня.
- До свидания, военачальник, - холодно произнесла я и отправилась под навес, к матери.
Караван был готов. Во дворике было жарко, животные тревожились, и в воздухе витало ощущение нервозности. Лошади нетерпеливо ржали, а слуги гладили их по мордам, стараясь успокоить. Я упаковала свои растения в тщательно подготовленный для этого сундук, обмотав горшочки тканью, чтобы они не побились друг об дружку за время короткого путешествия от дворца до пристани. На корабле я смогу распаковать их и поставить где-нибудь на солнышке. Но в сундуке была всего дюжина горшочков. Все прочее я оставила во дворце - только взяла от них черенки и разместила в инкрустированном ящичке из слоновой кости. Их были десятки, а кое-что из самых полезных растений я упаковала в маленькие, крепко завязанные льняные мешочки. Военачальник Хоремхеб проверял войско, а Аменхотеп преклонил колени перед отцом, дабы получить благословение Старшего.
- Ты будешь гордиться мною! - поклялся Аменхотеп. - Сегодня боги возрадуются!
Старший повернулся к Тийе. Мне подумалось: уж не думают ли они сейчас о Тутмосе, который должен был бы стоять сейчас на месте Аменхотепа? Аменхотеп тоже заметил это движение отца и встал.
- Ты можешь жалеть о Тутмосе, - прошипел он, - но это я правлю Нижним Египтом. Это меня избрали боги - не его!
Царица Тийя расправила плечи.
- Да защитят тебя боги, - холодно произнесла она.
Фараон кивнул, но во взгляде его не было любви.
Аменхотеп неловко поправил одежду. Затем он заметил, что солдаты и слуги смотрят на него, и с яростью воскликнул:
- Вперед!
Откуда-то вынырнула моя служанка с восклицанием:
- Скорее в носилки!
Я забралась внутрь. Караван двинулся вперед. Меня несли за Нефертити и Аменхотепом, ехавшими вместе. Я отдернула занавески и помахала тете. Та помахала в ответ. Я заметила, что Старший выглядит серьезно и торжественно. Мы отбыли в облаке пыли и быстро преодолели короткое расстояние до залива, окружавшего дворец. Сквозь льняные полотнища, защищавшие меня от солнца, виднелось поблескивание струящейся воды. Когда караван остановился, мы увидели стоящий на якоре внушительный флот. Носильщики опустили носилки, и царская семья проследовала на корабль. Поскольку наше семейство - отец, мать и я - теперь были родичами царя, нам предстояло путешествовать на барже самого фараона, с реющими на мачте золотыми вымпелами. У Панахеси с его семейством был свой собственный корабль. Меня это радовало: никакого корабля не хватило бы, чтобы вместить Нефертити и Кийю.
Баржа была рассчитана на сорок два солдата, гребущих на веслах, и еще на двадцать пассажиров, располагающихся на палубе либо в трюме. В средней части корабля находились деревянные кабины с двумя покоями. Кабины были сделаны из дерева и сверху накрыты льном.
- Это для защиты от жары, - объяснил отец.
- А где будут спать солдаты? - спросила я у него.
- На палубе. Сейчас достаточно тепло.
Корабли смотрелись чудесно. Весла из черного дерева, инкрустированные серебром, блестели на солнце, а над заливом раздавался крик ибиса, ищущего подругу. Я смотрела с палубы, как грузят сокровища из дворца Старшего: медные чаши, кедровые сундуки с париками, алебастровые статуи и жертвенник, украшенный жемчугом. Рабы сгибались под тяжестью множества корзин, перенося на баржи лучшие драгоценности Египта, а стражники надзирали за ними.
Когда корабль отплыл, я отправилась к родителям, в нашу каюту. Мать играла в сенет с женой самого уважаемого в Египте архитектора. "Так значит, Аменхотеп все-таки уговорил его покинуть Фивы", - подумала я.
- А где отец? - спросила я у матери.
Мать, не отрывая взгляда от игры, кивком указала в сторону кормы. Она, как и Нефертити, хорошо играла в сенет. Я отправилась на корму; прежде чем я увидела отца, до меня донесся его голос.
- Почему ты не сказала мне этого раньше?
- Потому что я знала, что ты рассердишься. Но Хоремхеб на нашей стороне. Он понимает, что мы делаем.
Я заглянула в дверь каюты и увидела, что отец качает головой.
- Ты создаешь нам врагов быстрее, чем мы успеваем заводить союзников. Пески Мемфиса поглотят нас без следа, а если народ поднимется против тебя…
- Но они полюбят нас! - заверила его Нефертити. - Мы построим им величайшие храмы, равных которым они не видели! Мы будем устраивать больше празднеств и оделять людей дарами! Вот о чем мечтает Аменхотеп.
- А ты?
Нефертити заколебалась.
- Разве ты не хочешь, чтобы тебя запомнили?
- За что - за налоги на храм?
На миг между ними повисло молчание.
- Ты станешь самым могущественным человеком в стране, - с мольбой произнесла Нефертити. - Я вижу это. Пока он будет строить храмы, ты будешь править царством. Его не интересует политика. Все будет доверено тебе, а Панахеси будет перед тобой, словно бронза перед золотом.
9
Шему. Сезон сбора урожая
Ко второму пахона я начала различать матросов нашего судна. Они кивали мне, когда я проходила мимо, но они были уставшими и обессиленными - ведь им приходилось грести целый день под солнцем, а для поддержания сил у них была лишь похлебка да вода. Впрочем, у них всегда находилось время для Ипу. Когда она шла по палубе, покачивая бедрами и тяжелыми золотыми серьгами, мужчины разговаривали с ней, словно братья с сестрой, и тихонько, когда никто не видит, смеялись. Но со мной они не говорили никогда, ограничиваясь вежливым: "Госпожа".
На третий день путешествия я начала скучать. Я пыталась читать - про деревья, растущие в царстве Миттани, далеко на севере, там, где сливаются Евфрат и Хабур. За семь дней, которые мы плыли, нигде не причаливая, я прочла все семь трактатов, которые Ипу купила на рынке в Фивах. Затем, на восьмую ночь, даже Аменхотеп устал от непрерывного пути, и мы сошли на берег, чтобы развести костры и размять ноги.
Слуги собрали дрова, чтобы зажарить диких гусей, которых они наловили на реке, и все мы поели из лучшей фаянсовой посуды Старшего. Это было приятной переменой после черствого хлеба и фиг. Ипу присела рядом со мной у костра, с чашей лучшего царского вина в руках. Вокруг нас, у десятка костров, солдаты пили, а придворные играли в сенет. Ипу заглянула в свою чашу и улыбнулась.
- Никогда не пробовала такого хорошего вина, - призналась она.
Я приподняла брови:
- Даже на отцовских виноградниках?
Ипу кивнула и придвинулась поближе.
- По-моему, они открыли бочки с самым старым вином.
Я ахнула.
- Ради сегодняшнего вечера? А фараону что, безразлично?
Ипу посмотрела на Аменхотепа. Я проследила за ее взглядом. Пока придворные смеялись, а Нефертити негромко разговаривала с нашим отцом, Аменхотеп сидел и смотрел на огонь. Губы его сошлись в тонкую линию, а лицо в свете костра казалось изнуренным.
- Его сейчас волнует только одно: как бы добраться до места, - ответила Ипу. - Чем быстрее он прибудет в Мемфис, тем быстрее он сможет принять посох и цеп Египта.
К нашему костру сквозь круг собравшихся пробрался Панахеси в сопровождении Кийи; ее беременность уже была явственно заметна. Когда они подошли к костру, Нефертити повернулась и сильно ущипнула меня за руку.
- Что она тут делает? - сердито спросила она.
Я потерла руку.
- Ну, вообще-то она едет с нами в Мемфис.
Но до Нефертити мой сарказм не дошел.
- Она беременна. Ей полагается находиться на корабле.
"Подальше от Аменхотепа", - явно хотелось добавить ей.
Одна из женщин Кийи положила на песок пуховую подушку, и Кийя присела напротив Аменхотепа, положив руку на свой большой, подкрашенный хной живот. Она вся была такая мягкая и свежая, такая естественная в своей беременности, - в то время как Нефертити, сидящая по другую сторону костра, сверкала малахитом и золотом.
- Мы одолели полпути до Мемфиса, - объявил Панахеси. - Вскоре мы прибудем на место, и фараон взойдет на престол в своем дворце.
Небольшая группка народу у костра кивнула, продолжая негромко разговаривать между собой. Но мой отец внимательно наблюдал за ним.
- Хорошо ли продвигаются планы строительства, ваше величество?
Аменхотеп выпрямился, очнувшись от оцепенения.
- Великолепно. У моей царицы настоящий талант к проектированию. Мы уже набросали схематический план храма с внутренним двориком и тремя алтарями.
Панахеси снисходительно улыбнулся.
- Если вашему величеству потребуется какая-нибудь помощь…
Он развел руками, и Аменхотеп кивнул, давая знать, что ценит его верность.
- У меня уже есть кое-какие замыслы на твой счет, - сказал молодой фараон.
Придворные у ближайших костров перестали играть в сенет.