Едва завидев Дорину, он понял, что был прав. Ничто не подготовило графа к встрече с мстительной фурией, которая появилась в дверях и остановила на нем убийственный взгляд. Волосы у Дорины растрепались, глаза дико горели; она взирала на графа с неистовой враждебностью, не предвещавшей ему ничего хорошего.
- Подпишитесь, пожалуйста, здесь, подтвердив, что не желаете выдвигать обвинения в нападении… - сказал сержант.
Граф спешно расписался.
- Хорошо. Теперь можете забирать свою невесту.
При словах "свою невесту" гнев Дорины чуть не достиг точки кипения. Граф быстро схватил ее за руку и вытащил за дверь, пока она не усугубила ситуацию.
- Доброй ночи, - впопыхах крикнул он через плечо.
- Доброй ночи, милорд, - отозвался сержант, добавив себе под нос: - И ни за какие пряники не хотел бы я оказаться на вашем месте.
- Ни слова, - сказал граф Дорине, когда они вышли на улицу. - Сможете высказать мне все, когда приедем домой.
- Я не желаю больше с вами разговаривать, - едко произнесла Дорина. - Ни когда приедем домой, ни завтра, никогда. Для меня вы не существуете.
Граф неразумно попытался отшутиться.
- Что ж, кто-то едва не выбил мне челюсть.
- Хотите, чтобы я сделала это как следует? - вспыхнула девушка.
- Смотрите, кеб, - поспешил сказать граф и с облегчением махнул рукой, останавливая приближающийся экипаж.
Они забрались в кеб и сели рядом, чтобы ехать на Гросвенор-сквер. Граф время от времени поворачивал голову, посматривая на Дорину, но та сидела с каменным лицом, не желая удостоить его даже мимолетным взглядом.
- Я только хочу, чтобы вы знали, как я сожалею, - сказал граф.
Молчание. Он лишь разглядел в тусклом свете, что девушка еще воинственнее подняла подбородок.
- Это полностью моя вина от начала и до конца.
Молчание.
Дорога, казалось, тянулась целую вечность, но наконец они добрались домой. Граф имел привычку говорить слугам, чтобы его не ждали, если собирался вернуться поздно. И теперь он с облегчением обнаружил, что в доме темно, за исключением холла, где был оставлен включенным светильник. По крайней мере, у бурной ссоры, которая неминуемо произойдет, не будет лишних свидетелей.
Как только за ними закрылась парадная дверь, Дорина направилась к лестнице, но граф остановил ее.
- Сначала мы должны поговорить, Дорина.
- Мне нечего сказать.
- Но мне есть. Вы можете хотя бы послушать, как я буду извиняться?
Он повлек девушку в кабинет, плотно закрыл за собой дверь и включил одну из настольных ламп. Освещение получилось неярким, и в драматических тенях, со сверкающими глазами Дорина казалась графу великолепной.
- Извиняться? - яростно прошипела она. - Вы считаете, что какие-то извинения могут поправить то, что вы со мной сделали?
- Что я?.. Постойте-ка минутку, это вы ударили меня кулаком, когда в этом не было необходимости.
- Необходимость была, да еще какая. Я всегда буду с радостью вспоминать, что сбила вас с ног.
- Я поскользнулся, - сказал он сквозь зубы. - Вы застали меня врасплох.
- Врасплох?! Вы не ожидали, что я наброшусь на вас после того, как вы смели привести меня в этот… этот?..
- "Альгамбра" - это театр, и, как все театры, он становится менее приятным по мере того, как поднимаешься выше. Леди знают, что нужно оставаться в партере, где они в безопасности.
- Хотите сказать, что я не леди? - накинулась на него Дорина.
Граф сделал резкий вдох. Все шло совершенно неправильно. Он хотел броситься к ее ногам и молить о прощении. Он хотел заключить ее в объятия и обещать, что всегда будет заботиться о ней. Вместо этого получалась ссора.
- Пожалуйста, Дорина, я не хотел…
- Вы будете обращаться ко мне "мисс Мартин", когда вообще будете обращаться, а это продлится уже недолго. И не говорите чепухи, будто "Альгамбра" - обычный театр, что определенно не так, и вы наверняка прекрасно знаете это сами.
- Он немного сомнительнее некоторых, - согласился граф, - но все равно это место, куда приличный мужчина может привести приличную женщину, если только она соблюдает границы.
- И каковы же ваши границы, милорд? - угрожающим тоном спросила Дорина.
- Не понимаю, о чем вы говорите.
- Думаю, понимаете. Вы мысленно проводите разграничительную линию, не так ли? По одну сторону леди, тонкую чувствительность и репутацию которых необходимо охранять и которых вы бы и не подумали повести в "Альгамбру". А по другую - женщины света, респектабельные, но гораздо более опытные. Такие, как леди Масгроув, Элси и я.
- Дорина… мисс Мартин…
- Леди Масгроув, - беспощадно продолжала Дорина, - настолько беспардонная женщина, что преследует вас в вашем собственном доме, до чего не опустилась бы никакая леди. Но, быть может, не следует ее винить: ведь вы наверняка дали ей повод для такой уверенности. То же самое с Элси, которая пишет вам такие пылкие письма. Опять же, нет сомнений, что она чувствует за собой право на это. Равно как и вы, должно быть, чувствуете право оказывать им так мало уважения. Но я?! Какой повод я дала вам оскорблять меня? Я зарабатываю себе на жизнь, а потому должна жить в свете. Нет ни отца, ни братьев, которые могли бы меня защитить. Неужели это достаточный повод? Полагаю, для закоренелого бабника, да.
- Не думаю, что это самое…
- Я еще не закончила, - ледяным тоном сообщила Дорина.
- Тогда, пожалуйста, не называйте меня закоренелым бабником.
- После оскорбления, которое вы нанесли мне сегодня вечером, я считаю это еще довольно мягкой реакцией, - кипя от злости, отрезала она.
- Я вовсе не хотел вас оскорбить, и если вы думаете, что я закоренелый бабник, могу лишь сказать, что вы никогда еще не сталкивались с подобными людьми. А если назвать вас невестой было с моей стороны оскорблением…
- Это самое ужасное, - всхлипнув, объявила Дорина. - И если вы считаете, что мне это должно льстить, позвольте ясно объяснить, что я скорее бы предпочла объявить о помолвке с питоном.
Потрясенные, они уставились друг на друга. Граф пришел в себя первым.
- Благодарю, - отчеканил он. - Вы объяснились предельно ясно, хотя не понимаю, почему именно питон.
- Это самое отвратительное, что пришло мне на ум, - зло сказала Дорина. - Вы не имели права говорить обо мне таких вещей без моего согласия.
- Я пытался произвести на полицейского впечатление вашим статусом, потому что он принял вас за… э…
- Я знаю, за кого он меня принял. Я прекрасно поняла, что подумали в полиции, когда меня притащили в фургоне с еще пятью женщинами. А их, кстати, это очень позабавило. Они говорили, что со временем я привыкну…
Ее голос оборвался и перешел в стон. До сих пор у нее получалось держать боевой порядок, но отвага вдруг иссякла, и она села на диван, закрыла лицо руками и заплакала так горько, будто ее сердце могло вот-вот разорваться.
Ошеломленный, граф упал перед ней на колени.
- Пожалуйста, пожалуйста, Дорина, простите. Пожалуйста, не плачьте. Во всем виноват я.
Он попытался обнять девушку, но та оттолкнула его.
- Не прикасайтесь ко мне, - рыдая, сказала она. - Я до конца жизни не прощу вам этого вечера.
- А я и не заслуживаю прощения. Я совершенно зря повез вас туда, просто я думал, что вам может понравиться немного запретного риска, как…
Он собирался сказать: "…как другим женщинам, которых я знал", - но вовремя остановился. Дорина была права: Элси и леди Масгроув нравилось ходить в "Альгамбру", где можно было слегка обжечь пальчики, а потом благополучно скрыться.
Но теперь граф видел, что никак не должен был путать Дорину с подобными созданиями, которые, несмотря на свои титулы и аристократичные замашки, имели много общего с веселыми девицами "Альгамбры".
- Я был неправ, чудовищно неправ, - сказал он пристыженно. - Но прошу вас, милая, скажите, что прощаете меня и мы можем начать все сначала.
- Не называйте меня милая, - всхлипнула Дорина. - И мы не можем начать сначала. Я ухожу.
- Нет, вам нельзя уходить! Я хочу все исправить!
Девушка замотала головой в категорическом отказе, но граф не желал его принимать. Дорина все еще закрывала лицо ладонями, и он нежно протянул к ней руки, чтобы убрать их.
- Я, я во всем виноват, - прошептал он. - Я никогда себе не прощу, даже если вы великодушно сможете это сделать.
- Я не могу, - ответила она охрипшим голосом. - Я никогда, никогда не прощу вам этого вечера.
Удрученный, он не знал, что сказать. Он знал только, что эта девушка с рассыпавшимися по плечам волосами и залитым слезами лицом взволновала его, как ничто другое в жизни.
- Дорина, - шепнул он, - Дорина…
Но всхлипывания не утихали, и самым важным на свете для него стало утешить ее.
Позабыв обо всем, кроме вдруг возникшего ошеломляющего чувства в сердце, он протянул руки, чтобы обнять ее, прижать к себе.
В следующий миг он нашел губами ее губы.