- Запомните, люди! - закричал после переводчика толстопузый шанъё, размахивая маленькими, обрубленными, как палка, руками. - Наш Чжан-дажэнь занимает тот пост, которому подчинены все дела вокруг… - От натуги он закашлялся. Его слушали тоже молча. - Все мы одинаковы, все мы люди, - продолжал староста, - дехкане других селений не обидели тех несчастных, пришедших из внутренних районов, - уже помогли и землей, и скотом. Мы не останемся в стороне и тоже возьмем китайских братьев под свое крыло, земляки! Вот я вношу пять хо пшеницы.
В рядах раздался смех. Чжан повернул голову и посмотрел - стало тихо.
- Указание сочжана такое: каждая семья обязательно должна выделить нашим братьям, прибывшим из внутреннего Китая, и землю, и скот. Кто не выполнит, будет наказан, поняли? - требовательно сказал переводчик.
Видимо, люди смирились с судьбой, потому что никто не проронил ни слова, наоборот, стало еще тише.
- У нас, - проговорил, склонившись, шанъё, - молчание - знак согласия, господин Чжан-дажэнь.
- Хао - хорошо! - ответил Чжан довольно и повернулся было уйти, как вдруг из толпы выскочил широкоплечий джигит.
- Эй! - крикнул он старосте. - Ты что, заживо нас продаешь?
Лишь теперь толпа глухо зароптала.
- Замолчи, голоногий, или тебя живым зароют! - заорал шанъё.
- Как мы будем жить, братья, если свои скудные клочки земли и еле стоящих на ногах лошадей отдадим пришлым?
- Правильно говоришь, окям Хетахун!
- Поборы увеличивают, по миру хотят пустить!
- Думают нас извести, а землю отдать пришлым!
Несколько дехкан криками поддержали Хетахуна. Их слова, рвавшиеся из глубины души, нарушили ледяное безмолвие толпы, она зароптала, заволновалась, но в дело вмешались те, кто считался в селении влиятельным.
- Эй, люди! Успокойтесь! Разве можно противостоять властям? В беду попадем из-за таких, как Хетяк! - надрывался один.
- Кого вы слушаете? Хетяк приведет нас в огонь! - вторил другой.
- Да, люди, это так. Такие, как Хетяк, только воду мутят. По законам шариата их надо удавить мешками с песком, - подал голос стоявший с четками в руках сельский имам.
- Братья, нож дошел до кости - чего же теперь жалеть? - закричал было Хетахун, но по знаку сочжана солдаты схватили его и заперли в амбар.
- Земляки! Неужели предадим Хетахуна? - крикнул какой-то дехканин, но никто не поддержал его.
Солдаты ввели во двор десятка полтора избитых, окровавленных людей, с колодками на руках, - и те, кто недавно роптал, потеснились было в толпу, но сочжан велел схватить их. Крикунов тоже заперли в амбар, вместе с приведенными.
- Ну, кто еще хочет выступить против распоряжений правительства? - расправил плечи Чжан-сочжан.
Народ молчал.
- Сейчас привели бунтовщиков из соседних селений, - сообщил переводчик.
- Такова участь всех, кто выступает против правительства, - назидательно изрек имам.
Чжан-сочжан велел разойтись всем, кроме старейшин. Когда двор опустел, старейшинам было указано, сколько выделить земли, сколько собрать скота и семян для переселенцев из внутреннего Китая. Основная тяжесть обложения падала, конечно, на долю тружеников…
Обойдя восемь селений, Чжан-сочжан получил в подарок восемь иноходцев, которых пустил пастись в косяк лошадей знакомого бая; на пятьсот серебряных монет-юаней, полученных за то, что отпустил на свободу нескольких арестованных, приказал старосте купить и содержать овец. Сейчас перед сочжаном красовался саврасый иноходец под пекинским седлом, невдалеке стояли кучкой сельские богатеи - они пришли проводить знатного гостя. Чжан шагнул к коню, и его чуть не на руках взгромоздили в седло. Чиновник возвышался на коне как кувшин: казалось, вот-вот свалится.
- Это очень смирный конь, - держите повод свободнее, дажэнь, - лебезил шанъё, ведя под уздцы саврасого с седоком за ворота.
Ему вторили баи во главе с имамом:
- Приезжайте почаще в наши места, господин дажэнь!
- Пока защищаем мы вас, а вы нас - будем жить спокойно, - отвечал с притворной улыбкой сочжан.
- Правильно, дажэнь, верно…
- Гоните смутьянов! - приказал сочжан.
Солдаты вытолкали из амбара пленников, лица их были страшными от ссадин и кровоподтеков. Чжан оглядел их, бросил:
- Вперед!
Ударами прикладов погнали бедняг по главной махалле селения, жители вышли из домов и молча смотрели на них. Некоторые женщины пытались вручить страдальцам свертки с лепешками, но солдаты никого не подпускали близко.
В середине махалли сочжан приказал остановиться и крикнул:
- Люди! Кто перечит правительству, будет наказан, как эти…
Его перебил Хетахун:
- Братья! Слезы и горе не избавят нас от бед!..
- Молчать, смутьян! - заорал шанъё.
Солдаты принялись избивать Хетахуна прикладами. В это время сквозь толпу прорвалась девушка.
- Хетям! - крикнула она. Казалось, все кругом зазвенело от ее голоса.
- Прощайте, Тажям…
С невысказанной любовью взглянули друг на друга Хетахун и Тажигуль, и неизбывным горем были полны их глаза…
- Чего стоите, идиоты? Гоните! - закричал переводчик на солдат.
- Чья это дочь? - тихо спросил Чжан у шанъё, когда арестованные отошли достаточно далеко.
- Таира, - ответил тот.
Чжан-сочжан подумал с минуту, закусив губу, потом сказал:
- Веди домой! - и, не ожидая ответа, повернул коня.
Тажигуль соответствовала своему имени - венец цветов, - она была одной из самых красивых девушек селения: лицо можно было сравнить с маленьким серебряным блюдечком, а глаза, обрамленные густыми темными ресницами, приковывали взор каждого. Природа наделила девушку не только красотой: когда она брала в руки маленькую кумульскую скрипку, то, казалось, даже соловьи замолкали. Семья ее жила бедно, но дружно, Тажигуль в ней была светом и радостью. И хотя девушка все чаще посматривала в зеркало, родители не спешили расставаться с единственным ребенком и потому отказывали сватающимся. Им хотелось назвать сыном хорошего парня. Казалось, их желанию суждено осуществиться - Тажигуль встречалась с Хетахуном, одним из лучших парней в селении, и родители юноши и девушки уже начали подумывать о свадьбе. Но сегодня все их мечты были разбиты. Удастся Хетяму вырваться из рук сочжана? Вряд ли. Говорят, еще никто не ушел от него невредимым. И еще говорят, что всех схваченных сегодня отправят на каторжные работы в шахты, а это путь с одним концом: уйдешь - не вернешься.
Молча сидели и горевали при слабом свете коптилки отец и мать Тажигуль. Только тяжелые вздохи передавали их состояние. Из соседней комнаты вдруг послышался голос скрипки - старики подняли отяжелевшие головы и вопросительно посмотрели друг на друга. Скрипка в руках Тажигуль пропела грустную, заунывную мелодию, а потом послышался голос девушки:
Ни дня не жить
Мне без милого.
Перед огнем любви
Муки ада ничто…
Никогда еще девушка не пела так грустно. Да и скрипка не привыкла к такой скорби. Нет, не скрипка, это сердце Тажигуль страдало и печалилось. Родители плакали. Горе, неутолимое, горе дочери разрывало их сердца. Мать не выдержала:
- Соловушка мой…
Она встала и направилась к дочери, но тут с шумом открылась наружная дверь, в комнату ввалились четверо солдат и посыльный старосты. Тажигуль, прижав скрипку, замерла. Мать бросилась к дочери, заслонила собой. А старик отец остался сидеть в углу.
- Сочжан-дажэнь желает послушать игру Тажигуль, - объявил посланец шанъё.
- К-как ж-же это?.. Она ведь девушка…
- Не болтай, старый! - оборвал посыльный. - Разве у тебя десять жизней, чтобы перечить желаниям великих?
- Не кричи на отца. Если нужна я, то и говори со мною! - встала с места Тажигуль.
- Доченька, не спорь с ними, - прошептала мать.
- С вами, милая моя, желает говорить сам Чжан-сочжан. Так что поторапливайтесь, у нас мало времени!
- Ради бога, сжальтесь над ребенком…
- Что ты там мелешь!..
- Отец, прошу тебя, не вмешивайся!
- Сначала убейте меня, а потом забирайте дочь! - Мать бросилась на солдата, который хотел схватить Тажигуль за руку.
- Прочь с дороги, рухлядь! Хребет переломлю!
- Уходи, разбойник! Уходи!
Старуха крепко обняла дочь. А Таир, тоже вцепившись в девушку, причитал:
- Не отдам дочь… не от-да-ам…
Солдат схватил старика за шею, оттянул от дочери и обвязал веревкой.
Им пришлось долго повозиться, прежде чем они справились с матерью. Старуха кусала руки, отбивалась ногами. Четверо солдат все-таки оторвали ее от девушки и тоже обмотали веревкой.
- Помогите! Помогите!.. - кричала Тажигуль, но ей заткнули рот какой-то тряпкой. Потом один из солдат взвалил ее на плечи. Связанные по рукам и ногам старики, услышав: "Осторожнее, нужно доставить невредимой!" - лишились сознания.