- А не превращает ли он холодную воду в мусалляс?
Заман рассмеялся, поставил кумган на место и сел за круглый столик, который Рози уже успел накрыть.
- Где же ты в полночь урюк нашел?
- Попусту не спрашивайте, ешьте. - Рози налил в две пиалы мусалляса. - Выпьем за того, кто создал вино.
- Нет, выпьем за того, кто не спешиваясь друга отыскивает и тут же на верный путь наставляет, - за Рози-ловкача!
- Да здравствуют такие слова! За сколько лет дружбы первая похвала! - Рози взял пиалу Замана, подал ему свою и выпил, не переводя дыхания.
Вино было приятное, напоминало сироп жидкого варенья, но, похоже, крепкое, потому что после двух пиал друзья пришли в благодушное настроение.
Рози по должности был телохранителем Замана, но различия в положении между ними не чувствовалось. Они уважали друг друга и говорили обо всем, как сегодня ночью, в уютной комнатке в далеком Хота не.
- Хотите еще, мой ходжа? - Рози кивнул на поднос, где уже не осталось урюка… - Сад рядом…
- Хватит, Рози-ака, спасибо.
Рози принялся раскалывать урючные косточки зубами и складывать ядрышки на поднос.
- Зубы побереги, Рози-ака.
- Ничего. Нижние зубы у меня как ступка, верхние - пестик. Господь наградил меня крепкими зубами, стройными ногами-руками, только голову обузил да ум укоротил…
- Ошибаешься, Рози-ака. Ты всем наделен сполна, даже красивой речью. Жаль, не посчастливилось тебе с учебой.
- Вот, точно… Вы сказали то, что у меня на душе. Все - в счастье! - воскликнул Рози. - Этого самого счастья не мне одному - всем уйгурам недостает, не потому ли они стонут под пятой угнетателей?
Рози всегда говорил просто, но в его словах звучала горькая, умная правда.
- Я, мой ходжа, давно ждал такого случая, как сегодня…
- Ну-ну… Что там у тебя на душе накипело, говори откровенно, Рози-ака.
- Давайте сначала глотнем, а потом уж будем слово к слову вязать.
Они выпили понемногу, положили в рот вместо закуски по урючному ядрышку.
- Куда мы идем? Скажите сначала это, мой ходжа.
- А по-твоему - куда?
- Вот-вот! Разве не правда, что эти ученые афанди, эти господа - похитители народного слова!
Раздражаясь, Рози доставал табакерку, отсыпал, потряхивая, на ладонь щепотку насвая, языком отправлял ее за нижнюю губу и придавливал. Все это он проделал сейчас. Заман впервые видел друга рассерженным. Всегда темно-песчаное, лицо Рози на этот раз раскраснелось - от гнева или от мусалляса, - черные круглые глаза сверкали. Со времени приезда в Кашгар из-за всяких неотложных дел они ни разу не поговорили задушевно. Заману даже казалось, что друг и не нуждается в таких беседах: в родном краю Рози расцвел, посвежел, с лица не сходила безмятежная улыбка…
- Я удивлен, Рози-ака, что ты причислил меня к господам, - улыбнулся Заман. - Как ни крути, а ты больше повидал и передумал немало, так что не ты у меня, а я должен у тебя спрашивать.
- Выходит, не вы меня, а я вас обидел, - улыбнулся Рози, не умевший долго злиться. Он вышел в прихожую, сплюнул табак, ополоснул рот, вернулся на место и с расстановкой проговорил: - Если бы на этот вопрос отвечал я, то сказал бы, что с тех пор, как приехал в Кашгар, чувствую себя лапшинкой в кипящем водовороте.
- В водовороте? - повторил Заман. Рози высказал то, о чем он сам размышлял давно. После смерти Пазыла он внимательно приглядывался к Ходжаниязу, к разнообразным взаимоотношениям, возникшим вокруг него, к запутавшимся в паутине корыстных противоречий "отцам республики" - назирам. "Выходит, и Рози-ака сомневается в нашем будущем, - с тоской подумал он. - Наверное, и остальные разуверились в блестящем исходе начатого дела и предались отчаянию. А сам я? Скитаюсь, как парус одинокий в неведомом море, и не знаю, где к берегу пристать…"
- Если вас не затруднит, - нарушил паузу Рози, - я задал бы всего три вопроса.
- Ладно, Рози-ака, задавай свои вопросы.
- Первый из них: прочно ли то, что мы называем Восточнотуркестанской исламской республикой, и можно ли ее считать, ну, живой водой, что ли, для нашего народа, или же, как это сказать, боюсь, не так выйдет…
- Не пена ли на воде, хочешь сказать?
- С ваших губ слетели точные слова, мой ходжа. Из опасения перед вами я не сказал именно этого.
- Мы с Сопахуном тоже ломали над этим голову, но пока не нашли ответа, созвучного сердцу.
- Созвучного сердцу, - повторил Рози, и в голосе его послышалась затаенная боль.
Заману захотелось искренне ответить на вопросы друга.
- Эта республика слаба в основе и напоминает дом на песке. Покойный Пазыл говорил: "Никакое восстание или революционное движение не победит, если не будет поддержано всем народом". Сам видишь, исламская республика признает права только верхнего слоя - баев, шейхов и хаджи, мулл, ахунов, она защищает только их выгоды. Потому эта "республика" не может обеспечить общие интересы всего народа и не сможет привести его к настоящему освобождению. - Заман облегченно вздохнул, высказав то, что давно таил в себе.
- Я слышал, Сабит-дамолла принял помощь англичан? - Рози подсел поближе к Заману. - Это хорошо для нас?
- Англичане помогли немного оружием и теперь приманивают обещаниями, стараясь закрепиться в Восточном Туркестане. Возможно, попытаются даже создать послушное себе правительство. Но они не хотят независимого Восточного Туркестана и бескорыстной помощи не окажут.
- Кое-что прояснилось, но…
- Что "но"?
- Если все так, почему не переложить дело из старых ножен в новые?
- Хм… - Заман затруднялся толково ответить на вопрос. То, что он сказал, было общей оценкой положения, усвоенной от Пазыла и подобных ему людей. - Вопрос вот в чем. Чтобы изменить состав правительства, нужно поставить во главе отвечающих этому делу людей. Где они, те, что смогут провести нужные изменения? Ты, я, Сопахун? Еще несколько таких? Что можем мы - малочисленная группа неопытных?
- Так, по-вашему…
- Так, Рози-ака, так. Нужен полководец - сардар, который сможет встать впереди. Сардар!
- Теперь второй вопрос. Пошли слухи, что наш бородач, - так за глаза иногда называли Ходжанияза, - стал "баоань-сылином"- по-нашему командующим по защите. Кто дал ему эту должность?
- Ты где слышал такое? - чуть не вздрогнул Заман: совсем недавно ему говорили, будто Шэн Шицай предлагал Ходжаниязу звание командующего по охране спокойствия населения Южного Синьцзяна. Но точных сведений не было, и Заман тогда не придал значения слуху. Теперь, услышав то же самое от Рози, он встревожился.
- От Турапа-Динкаша, - ответил Рози.
- От Турапа? - еще больше удивился Заман. - А Турап где услышал?
- Не знаю, мой ходжа. - Голос Рози дрогнул: обычно, услыхав мало-мальски интересную новость, он выспрашивал все до мелочей. Единственный раз не сделал так и теперь горько упрекал себя. Произошло это в прошлую пятницу на базаре, где торгуют насваем. Турап подскочил к нему и тихонько спросил: "Знаешь, что Гази-ходжа стал баоань-сылином?" Рози ответил: "Нет", - и Турап тут же уехал на своей повозке, запряженной черным мулом.
"Не зря распространился этот слух, - рассуждал Заман. - Вдруг Ходжанияз заключил тайное соглашение? Нет! Нет! Как можно сговариваться с Шэн Шицаем? А если сговорился, то Восточнотуркестанская республика не устоит… А Ходжанияз? Представитель и Шэн Шицая, и республики? Надо выяснить - любым способом…" Помолчав немного, он вновь обратился к Рози:
- Ну, а третий вопрос?
- Он, мой ходжа, какой-то смутный. Может, не нужно…
- Мужчина не должен попусту языком трепать. Спрашивай.
- Зачем мы, как спросонок, вдруг приехали в Хотан? - Рози задал свой вопрос тихо, почти шепотом.
- По правде говоря, я и сам толком не знаю, - смутился Заман. - Мне сказали: "Поедешь с Махмутом", - я и поехал. Больше ничего не знаю.
- Мям, мям! - по-кумульски произнес Рози, сильно вытянув губы. "Далеко в сторону они тебя отодвинули, после того как погиб Пазыл-ака. С носатой птицей Хатипахуном я еще позабавлюсь, если цел останусь", - чуть не сказал он, но сдержался.
- Завтра начнутся переговоры. Наверное, я понадоблюсь, чтобы записывать. И тогда станет ясно, для чего мы приехали. А теперь пора к подушкам, а?
Рози убрал со стола, пожелал Заману спокойной ночи и ушел в свою комнату.