В этот поздний час у него собрались основатели и руководители Хотанской исламской республики, возникшей два года назад в городе Хотане: Махаммат Нияз-алам - эмир-ил мулюк - глава правительства, Шаман-сур - эмир сахиб - военно-административный правитель, Рози Махаммат-ахун - духовный глава и еще двое почтенных людей. Не было среди присутствующих лишь Сабита-дамоллы, пребывавшего в звании "шейх уль-ислама" в Кашгаре.
Разнесли душистый чай. Бугра заговорил первым:
- Наша Хотанская исламская республика простирается на запад до Кашгара - Ташкургана, на север до Черчена - Чарклыка, на юг до Согута и на восток до мрачных гор Тибета. Оставаться ли нам в достигнутых пределах или воссоединиться с Восточнотуркестанской исламской республикой в Кашгаре? Следует обдумать это и прийти к окончательному решению.
- Возникновение Восточнотуркестанской исламской республики для нас, конечно, благоприятно и отвечает нашим общим целям, - проговорил всегда державший себя важно Махаммат Нияз-алам, ученый толкователь шариата, один из самых авторитетных людей Хотана. - Лично я верю Сабиту-дамолле и одобряю избранный им путь. Но тревожит назначение сомнительного горца Ходжанияза главой республики, - принимать исполнение высоких обязанностей можно лишь при совершенном доверии, а я опасаюсь: в будущем этот темный, невежественный тюрк ввергнет нас в состояние удрученности и растерянности.
Алама тут же поддержал Шамансур:
- Томур-сычжан, пригласивший меня в Кашгар, чтобы заточить в тюрьму, был, без сомнения, ставленником Ходжанияза. Хафиз-туаньчжан, командир полка, помогавший в яркендском бою китайцам, был человек Томура. Так почему же мы должны верить Ходжаниязу и повиноваться ему?..
- Зачем ворошишь прошлое? Зачем хочешь всколыхнуть старые обиды и споры? - остановил брата Бугра. - Мало ли у нас проблем в настоящем?
- Его превосходительство эмир сахиб Шамансур видел во сне светлую дорогу, открывшуюся в почитаемую всеми Мекку. Это доброе предзнаменование: прокладывая путь к Мекке и Медине, мы совершим новые завоевания, да поможет аллах нам, правоверным… - Рози Махаммат-ахун поднес ладони к лицу.
С трудом сдерживая смех от столь произвольного толкования сна, Бугра резко сказал:
- И когда мы перестанем увлекаться подвигами богатырей из выдуманных сказок и преданий? Вот до наших дней дотянулась вера в сказочных героев вроде Джемшида и Зухакмарана, Рустама и Исфандияра, Кайкавуса и Абумуслима. Нет, время требует отказаться от красивых, но уже обветшавших представлений. Время требует иных, присущих именно ему действий. - Собеседники, впервые услышав от Бугры столь непривычные слова, будто онемели, не зная, соглашаться или возражать. А Бугра, выпив еще чашку чая, продолжал: - Не гадать, не просить помощи у призраков, не мечтать о несбыточном - действовать, действовать нужно! Перед нами сильные и опасные враги - захватчик Шэн Шицай и сбившийся с пути Ма Чжунин. Чтобы устоять против них, необходимо объединить все наши силы.
- Одно-единственное скажу, - произнес на хотанский манер Махаммат Нияз-алам, - Ходжанияз первый поднял оружие против неверных. Этого отрицать нельзя и забывать нельзя. И не мы ли отправили ему навстречу в Аксу Нияз-ахуна с золотыми и серебряными дарами? Но, повторяю, я сомневаюсь, что этот темный невежда может быть президентом.
- Сам Сабит-дамолла считает, что - может, достоин быть президентом, а мы противимся. Разве не вредит это нашему союзу? А в нынешнем положении объединение - снова и снова подчеркиваю - крайне необходимо!
- Хорошо, брат, пусть будет по-твоему, - положил Бугре руку на колено Шамансур. - Но среди назиров вновь созданной Восточнотуркестанской республики нет ни одного нашего хотанца. Что ты на это скажешь?
- Пусть кто угодно будет назиром, лишь бы проявил сейчас самоотверженность, - ответил Бугра, глядя брату в глаза.
- За родину и народ мы самоотверженно проливали кровь, это известно всем! - с обидой сказал Шамансур, и остальные в знак согласия склонили головы.
Махаммат Нияз-алам собирался что-то сказать, но Бугра опередил его, воскликнув:
- На смертном одре нет времени для ужимок!
- Мы владеем Хотанским и Яркендским округами, иначе говоря, нас более двух миллионов душ под знаменем отдельного царства, - сказал, поглаживая поредевшую бороду, Махаммат Нияз-алам. - А потому признать кашгарское правительство и объединиться с ним мы можем лишь на известных условиях.
- Да, это очень верно, - подкрепил слова алама Рози Махаммат. - По-моему, на время объединения все богатства казны необходимо оставить в наших руках.
- Усилим войско, но чтобы оставалось под нашим командованием, так? - произнес эмир сахиб Шамансур.
- Ладно. А что скажете вы, господа? - обратился Бугра к тем двум, что с самого начала сидели, не проронив слова, не подняв головы от дастархана. Тот, что почернее, был хотанским муфтием, а второй, помоложе, с совершенно черной бородой, - старшим писцом духовной канцелярии. Будучи приверженцами Нияза-алама, оба опасались сказать что-либо прежде своего покровителя.
- Как скажет наш господин, великий Нияз-алам, так и мы, - ответил муфтий, и старший писец подтвердил:
- Так и я.
- Сегодня-завтра прибудет посланец Ходжанияза. Давайте выслушаем его и тогда придем к окончательному решению, - предложил Бугра. - Согласны?
- Это разумное соображение, - одобрили собеседники.
С высокого хотанского минарета зазвучал азан, призывающий прихожан к предутренней молитве.
2
Посланцы Ходжанияза во главе с Махмутом Мухитом достигли Хотана ночью. Шамансур со свитой встретил их в уездном городке Каракаше и с почетом препроводил в Хотан, в заранее подготовленную резиденцию. Неутомимый Махмут, несмотря на усталость, предложил начать переговоры завтра же, сразу после утреннего чая, но Шамансур осторожно выразил несогласие:
- Как говорят, дорожные муки - смертные муки. Отдохните денек, к тому же завтра священная пятница…
- Тогда давайте встретимся после пятничных молитв. Вечером мы должны выехать обратно. Передайте сиятельному Маматимину Бугре привет и мое высокое уважение.
- Хорошо, господин, с полной готовностью. - Шамансур пожелал прибывшим приятных сновидений и распрощался.
Махмут приказал Заману встать пораньше, прочел отложенную из-за дороги вечернюю молитву и лег спать.
Бессонница на новом месте уже вошла у Замана в привычку. Два дня постоянной тряски-машину на-неровной дороге бросало из стороны в сторону, и не то что заснуть, спокойно посидеть было невозможно - измучили его. Теперь бы отдохнуть, выспаться, но сон не приходил. Заман тихонько встал, зажег свечу и вышел с ней в соседнюю комнату, где расположился постоянный его друг и спутник Рози.
Никогда не упускавший возможности поспать, тот и сейчас блаженно посапывал, словно насытившийся младенец.
- Вы посмотрите, как он спит, будто на коленях у матери, - с завистью пробормотал Заман.
Захотелось выдернуть нитку из бахромы хотанского ковра, украшавшего переднюю стену, и пощекотать ею ноздри друга, но Заман, чуть постояв, пошел к себе. Вслед ему раздался притворный кашель и голос:
- А вы, мой ходжа, сойдете за крадущего сны. Как заклинатель-бахши, бродите со свечой… Вам бы еще веревку с потолка, чтобы вертеться вокруг нее…
- О алла! Только что лежал, как мертвец, и вдруг проснулся. С чего бы?
- Даже сквозь крепкий сон я чую шорох змеи, мой ходжа. - Рози встал с постели.
- Бессонница меня мучает, Рози-ака.
- Хм… А не Халида-ханум припомнилась вам? - лукаво спросил Рози. Он знал, что Заман порой целыми днями бывал печальным, не спал по нескольку ночей кряду, и одной из причин такого уныния было отсутствие вестей из Кульджи - от Халиды.
- Нет, Рози-ака, на этот раз ты не угадал. У меня на сердце… Да что там говорить! - махнул он рукой, ставя свечу на выступ стены.
- Если мрачно на душе, пошепчитесь с мусаллясом - виноградным вином. Грусть ваша, как облако, развеется.
- А где он, ваш мусалляс? Я не отказался бы.
- Подождите чуть-чуть. - Рози, накинув бешмет, вышел во двор.
Заман был уверен, что расторопный и аккуратный Рози вернется не с пустыми руками, и потому спокойно вернулся к себе и сел на постель.
Чистая ледяная палочка свечи едва разгоняла подступивший со всех сторон мрак. Комната внутри поражала обилием уступов и ниш во всех четырех стенах, украшенных разноцветными узорами, по которым можно было судить о необычайной искусности строивших ее мастеров. Особенно бросалось в глаза разнообразие орнаментов на потолке.
"Снаружи посмотришь - сарай для соломы. А внутрь войдешь - образец орнаментального искусства. Верно говорят, что хотанцы рождены для искусства…" Взгляд Замана упал на посуду в нише. Он встал, взял свечу и начал осматривать чашки одну за другой. Его внимание привлек сделанный в форме вазы кумган - сосуд для омовения. Свободной рукой он извлёк кувшин из ниши. Кумган из местного, хотанского мрамора при свете свечи отливал то слабо-розовым, то голубым цветом. Его бока украшали зеленые ветки базилика с цветами и листьями, на одной из них матово белели среди листьев два соловья, готовые вот-вот запеть. От цветов к шейке кумгана, напоминавшей лебединую, расправив яркие крылья, летели две бабочки… "Выставить бы его перед глазами тех, кто не признает или не Понимает уйгурское искусство, - вздохнул Заман. - А ведь в этом городе - средоточии искусства - можно найти тысячи вещей еще прекраснее!.."
- Приехал в Хотан - станешь кумганщиком, не так ли говорят? - с этими словами в комнату вошел Рози, держа поднос с едва начавшим поспевать урюком.
- Это тебе не глиняный горшок, Рози-ака! - улыбнулся Заман.