- Хенуттауи была настоящая змея, - с достоинством произнес Рахотеп. - Теперь она мертва.
- Он убил ее не из-за этого!
Все повернулись ко мне.
- Верховный жрец утверждает, что убил Хенуттауи, мстя за фараона, но он лжет! Рахотеп убил ее, чтобы заставить молчать. Хенуттауи готова была свалить всю вину на его дочь и выгородить себя!
- А кто же его дочь? - прошептал Рамсес.
Я прикрыла глаза, чтобы не видеть его лица. Исет подошла и встала рядом с фараоном.
- Исет, - промолвила я.
Рамсес, вне себя, повернулся к ней.
- Верховный жрец Рахотеп - твой отец?
- Откуда мне знать! - воскликнула она.
Рахотеп шагнул вперед, и на этот раз стражники его не остановили.
- Хенуттауи хотела от моей дочери того, чего она дать не могла: золота, дебенов, власти. Я убил ее не только из мести за фараона, но и ради дочери.
- Не верь ему! - повторила я. - Он убил твою тетку так же, как убил мою! Из мести. - Я повернулась к Рахотепу. - Я знаю, что Нефертити убил ты. Тогда, двадцать лет назад, Мерит видела тебя, испачканного кровью, так же как сегодня тебя заметил этот юноша. Ты стал верховным жрецом Амона, вернулся в Фивы и пригрозил, что скажешь всем, будто я проклята Амоном как дитя безбожницы. Ты обещал выгнать меня из Фив, если Мерит нарушит молчание. Теперь меня никто не выгонит. - Я посмотрела на Рамсеса. - Спроси у него про пожар в Малькате. Спроси, кто и зачем убил моего отца и моих сестер!
Стражники обступили Рахотепа.
- Вспомни, государь, что сделала Хенуттауи! - дрогнувшим от страха голосом воскликнул верховный жрец. - Она - убийца!
- Это ты убил Нефертити и устроил пожар? - спросил Рамсес.
Понимая, что проиграл, Рахотеп с ненавистью посмотрел на меня.
- Снимите с него плащ, - приказал Рамсес.
Исет в ужасе прижала ладонь к губам.
- Я спас тебя от убийцы! - закричал Рахотеп. - Я спас тебя от неведения!
Два стражника скрутили жрецу руки за спиной; ноздри у него раздулись, и он стал похож на жертвенного быка. Когда-то Рахотепу удалось безнаказанно убить царицу, а теперь на его пути оказался какой-то презренный слуга.
- Зачем Хенуттауи убила отца? - спросил Рамсес, и красный глаз Рахотепа заметался по залу. - Ты можешь умереть быстро от клинка или медленно - от голода.
Видя, что Рахотеп отвечать не будет, я сказала:
- Она хотела получить власть, используя свое влияние на Исет. Хенуттауи обещала сделать ее царицей и постаралась, чтобы та никогда не забыла, чем должна заплатить.
- А чем она должна была заплатить?
- Перестроить храм Исиды - сделать его самым большим в Фивах, чтобы каждый паломник нес дебены только к ней.
- И ее сокровищница стала бы самой большой в Египте, - медленно произнес Рамсес. После полного неведения на него обрушился весь ужас коварства, о котором он и не подозревал. Рамсес посмотрел на Рахотепа и выпрямился во весь рост. - Анхури! Отвести Рахотепа в темницу. Пусть он умрет той смертью, какую, по твоему мнению, заслужил.
Видя, как уводят ее отца, Исет завизжала. Вокруг нее захлопотали ее приближенные. Я крепко сжала руку фараона и повела его подальше от суеты, в свои покои. Я заперла за нами двери, и мы сели рядышком на постель.
- Я хотела все тебе рассказать, - прошептала я. - Это мучило меня много месяцев, но все уговаривали меня хранить молчание: Пасер, Уосерит… даже няня убеждала меня, что, если я заговорю, Хенуттауи найдет способ уверить всех, что я лгу.
- Значит, все они знали? - воскликнул Рамсес.
- Да, но доказать никто не мог! Я хотела открыть тебе все после того, как стану царицей, ведь тогда у меня не станет причин ложно обвинять Рахотепа или Хенуттауи. Они понимали: мое вступление на престол означает для них конец. Раньше я не могла тебе сказать - они бы все сделали, чтобы ты мне не поверил! Ты пойми…
Но Рамсес не понимал.
- Нужно было рассказать раньше, - признала я. - Мне не следовало ничего от тебя утаивать. Рамсес, прости меня.
- Почему же Исет скрывала, кто ее отец?
- Наверное, стыдилась.
- Стыдилась, что ее отец - верховный жрец Амона?
- Что ее отец - убийца, человек, которого прозвали шакалом!
Мне следовало защищать себя, а не Исет, но я так устала просчитывать каждый шаг, взвешивать каждое слово!
- Дворец - настоящая паутина заговоров! - в отчаянии воскликнула я. - Каждую ночь я ложилась спать в страхе, ожидая неприятностей от Хенуттауи или Рахотепа. Это меня не оправдывает. Только не гневайся на Уосерит и Пасера. Даже у Исет были свои причины так поступать.
Рамсес спрятал лицо в ладонях.
- Ведь я верил и Хенуттауи, и Рахотепу. Я верил и двум хеттским лазутчикам. Почему все так? - Он гневно возвысил голос. - Почему?
Настал самый подходящий момент, чтобы рассказать ему про Исет и Ашаи. Но я побоялась. Я испугалась, что он спросит себя, сколько же еще тайн я храню в глубине сердца, и решила: пусть эта будет похоронена там, где живет Ашаи.
- Вокруг меня - тьма… - прошептал он.
- Ты - царь величайшей в мире державы. - Я погладила его по щеке. - У тебя есть наследники, три прекрасных царевича.
Рамсес посмотрел через открытую дверь в комнату кормилиц и улыбнулся. Он меня простил, хотя я и не заслужила подобного великодушия, потому что утаила от него важные вещи. Будь я смелее - открыла бы ему все, не заботясь о своем положении. И все же на сердце у меня было легко, словно закончилась наконец долгая и трудная дорога.
Глава двадцать восьмая
ПОТОМУ ЧТО ПТАХ НИЗВЕРГ ТВОИХ ВРАГОВ
На следующее утро при дворе царило подавленное настроение. Люди отдавали в тронном зале свои просьбы, не желая нарушать тревожной тишины. Наконец появилась Уосерит в голубом одеянии жрицы, и среди придворных пробежал шепоток.
- Уосерит!
Рамсес обнял ее.
Визири поднялись, выражая сочувствие. Я искала в лице Уосерит признаки печали, но когда жрица повернулась ко мне, я увидела в ее глазах лишь неимоверное облегчение.
- Нефертари! - Она протянула ко мне руки и шепнула мне на ухо: - Все позади!
Прозвучало это так, словно Уосерит никогда по-настоящему не верила, что ее сестра может умереть.
Жрицу окружили придворные, желавшие высказать ей соболезнования.
Вечером, одеваясь к обеду, я тихонько спросила Мерит:
- Как ты думаешь, что теперь будет с Хенуттауи?
- Да не все ли равно! - Мерит усадила малышей на постель и вернулась ко мне - застегнуть ожерелье. - Похоронят в какой-нибудь безымянной могиле, зароют и даже амулета не положат; боги и не будут знать, кто это.
Я подумала о последних минутах Хенуттауи и содрогнулась, представив себе, каково ей было понять, что клинок Рахотепа предназначен для нее. Подойдя к постели, я нежно поцеловала щечку Аменхе.
- Теперь сомнений нет, - прошептала я. - Когда ты научишься ходить и говорить, все взоры в Пер-Рамсесе будут устремлены на тебя; отныне ты - наследник трона своего отца.
Сын потянулся к моим серьгам и залился смехом, словно понимая, о чем я говорю. Но больше во дворце никто не веселился.
Десять дней мы ждали известий от хеттов, и, хотя на возвышении тронного зала стояли только два трона из слоновой кости и золота, я чувствовала себя так, словно мою победу украли. В месяце тот я стану царицей, но, пока не пришли вести из Хеттского царства, радость моя оставалась неполной.
Рамсес взял послание и, прочитав его, медленно поднял на меня глаза.
- Что там? - спросила я.
- Мир! Мир с державой хеттов!
Зал разразился приветственными криками, нарушив тишину, которая висела над дворцом, словно тяжкая пелена. Фараон протянул послание мне. Согласно договору хетты оставляют за собой Кадеш, но в случае войны с Ассирией и мы, и хетты обязуемся не пользоваться своим преимуществом и не нападать друг на друга. Я во второй раз перечитала документ, составленный Пасером на языке хеттов - без единой ошибки! - и подумала: "Это договор на века. Пройдет тысяча лет, а он останется как свидетельство нашего царствования".
- Ты хочешь что-нибудь здесь изменить? - спросил Рамсес.
- Нет. - Я радостно улыбнулась. - Я поставлю печать и отошлю до заката.
- Подайте воск, - приказал Рамсес.
Ему поднесли плошку с расплавленным воском, и после Рамсеса я прижала к воску перстень со своей печатью. На воске появились два сфинкса и анк - символ, который принадлежал моим акху с незапамятных времен. Моя семья будет жить, даже когда Амарна окажется похоронена под песками, а лицо моей матери исчезнет со стены заупокойного храма в Фивах, - ведь останется символ моей семьи.
- Отныне между нашими державами - мир! - провозгласил Рамсес.
- Нужно благословить этот договор! - напомнил Пасер. - Не выбрать ли нам сейчас новую верховную жрицу?
Тут подал голос Аша:
- Предлагаю назначить жрицу Алоли из Фив.
Рамсес посмотрел на меня.
- Думаю, из нее получится хорошая верховная жрица, но Уосерит должна сама решить, отпустит ли она Алоли.
Призвали Уосерит, и я вновь тщетно искала в ее лице признаки скорби. Ее сестра приговорена к вечному забвению, а она улыбается Пасеру. Фараон спросил про Алоли, и Уосерит повернулась к Аше.
- Алоли отлично справится, - произнесла она. - И если хочет, может начать уже с утренней службы.
Аша откинулся на спинку кресла, покраснев до самых бровей.
- А верховный жрец Амона? - спросил Рамсес. - К началу следующего месяца в храме должен быть верховный жрец. Я и так ждал два года, чтобы короновать свою царицу, и больше ждать не стану.