Рамсес нежно погладил меня по щеке, но тут в двери постучали, и он убрал руку.
- Нефертари! - позвали из-за дверей. Стук не прекращался. - Нефертари, открой! - кричали за дверьми.
Я узнала голос Исет и взглянула на Рамсеса.
- Что же она делает?! - воскликнул он.
- Не знаю. - Я распахнула дверь.
От ярости Исет даже не заметила Рамсеса.
- Это правда? - набросилась она на меня, и я сразу поняла: Рахотеп ей все рассказал. - Рамсес и вправду поставил твое имя на письме, которое послали хеттам?
Я не успела ответить, как Рамсес выступил вперед и ответил:
- Да.
Исет отпрянула.
- Ты же обещал! - прошептала она.
- Исет…
Рамсес протянул руку, пытаясь ее успокоить, но она злобно затрясла головой.
- Нет! Ты обещал… Мне следовало знать, что ты нарушишь обещание - ради нее!
- Я никогда не нарушал обещаний!
На крики Исет у моих покоев собралась небольшая толпа: останавливались проходившие мимо придворные, у стен замерли слуги.
- Нарушил! - не унималась Исет, не двигаясь с места. - В нашу первую ночь ты обещал любить меня больше, чем других. Ты обещал! - вопила она, и глаза у нее сделались безумные. - Ты меня обнимал и…
- Исет!
- И уверял, что нет другой такой прекрасной и соблазнительной женщины. Говорил, что народ меня любит! Но на письме не мое имя, а имя Нефертари!
Рамсес посмотрел на меня - как я отреагирую? Ведь теперь о письме узнают все придворные.
- Иди к себе, - велел он Исет. - Иди к царевичу и успокойся.
- Я не могу успокоиться! - взвизгнула она. - Ты оскорбил меня в присутствии всего двора!
Исет огляделась и вдруг сообразила, что здесь и вправду собрался весь двор. На шум явился и Рахотеп. Он шагнул к Исет, собираясь увести ее.
- Не трогай меня! - крикнула она. - Ты тоже уговаривал его так сделать! Ты притворялся, что на моей стороне, а сам старался возвысить Нефертари!
- Никто ее не старался возвысить, - веско сказал Рамсес. - Нефертари сама себя возвысила. И потому, когда кончатся празднества, она станет царицей.
Рахотеп замер на месте; Исет вдруг успокоилась.
- Ты говорил, что не нарушаешь своих обещаний, - прошептала она. - А как же обещание, данное отцу, - подождать год, прежде чем объявить ее главной женой?
Я затаила дыхание.
Рамсес спокойно ответил:
- Это будет первое и последнее обещание, которое я нарушу.
Исет нечего было возразить, и Рахотеп увел ее прочь.
Рамсес закрыл дверь.
- Совсем не та женщина, на которой я женился… - прошептал он.
Мне хотелось сказать, что Исет все та же и ничуть не изменилась - просто она в отчаянии потому, что ей нечем расплатиться с Хенуттауи.
- Иногда мы ошибаемся в людях, - уклончиво заметила я.
- Как, например, я ошибся с лазутчиками? - Вид у Рамсеса был несчастный. - Лучше предоставлю тебе судить. - Он взял меня за руку и повел к постели. - Это правда, ты ведь знаешь.
- Что - правда?
- Я никогда не нарушал слова. Это первое обещание, которое я нарушу. Через несколько дней в Египте будет новый праздник - на престол взойдет великая царица.
К вечеру все во дворце знали, что я стану главной женой. В Большом зале, где Хенуттауи пила вино с хеттским царевичем, меня окружили придворные, спеша поздравить.
- Я пока не царица, - скромно отвечала я.
Алоли, стоявшая среди других женщин, громко воскликнула:
- Не царица? Да ведь осталось только корону надеть!
Вошли, держась за руки, Пасер и Уосерит, и, когда они подошли поздравить меня, жрица сжала мою ладонь. Я поняла, что борьба окончена - наконец-то на меня перестанут смотреть как на племянницу Отступницы. Везде - на улицах, в тронном зале, на помосте Большого зала - мне станут оказывать подобающее царице уважение. В храмах уже не будут стирать со стен изображения моих акху. Их имена высекут на камне рядом с моим, и они останутся в веках. Когда мои акху вернутся в мир живых, боги их вспомнят.
Уосерит улыбалась.
- Вот и кончено.
- Еще должна быть коронация, - волновалась я.
- А что может случиться?
Она смеялась с искренней радостью, и я вдруг поняла, как редко слышала ее смех.
Появилась Мерит с Аменхе и Немефом на руках; слуги поспешно зажигали сотни свечей, которые будут гореть до глубокой ночи.
Я посмотрела на помост, где стояли троны: что меня ждет впереди?
Хенуттауи сидела с хеттским царевичем, угощала его вином, отпивала из его чаши.
Мерит проследила за моим взглядом и прошептала:
- Она ведь еще ждет платы от Исет. И кто знает, чего она сама наобещала Рахотепу за то, чтобы он ославил твое имя.
- Расплатилась своими ласками; этого, наверное, достаточно.
- Для Рахотепа? - Мерит сложила губы трубочкой. - Значит, она его плохо знает.
Я посмотрела туда, где обычно сидел верховный жрец, но его не было.
Ко мне подошел Рамсес в набедренной повязке с золотыми полосами. Он так и сиял.
- Ты готова?
Фараон взял меня за руку, и, миновав толпу придворных, всячески нас благословлявших, мы подошли к помосту. Сегодня здесь поставили два деревянных креслица для моих сыновей, а так как малыши еще не умели есть самостоятельно, то было здесь и кресло для Мерит, которая будет присматривать за ними и кормить.
Я села на трон справа от Рамсеса. Визири встали, а Хенуттауи с усмешкой объявила:
- Наша царевна, которая станет царицей. Прекрасно! Выпьем же за Нефертари!
Она подняла свою чашу, и все за столом последовали ее примеру.
- За Нефертари! - весело пронеслось по залу.
- Я, конечно, не собираюсь долго засиживаться, - сказала жрица заплетающимся от вина языком. - В конце концов, утром мне нужно кое-кого отблагодарить. - Она поднялась и, глядя на Исет, ехидно сказала: - Ты идешь?
Исет посмотрела на Рамсеса.
- Нет, конечно. Я… я должна быть здесь.
Хенуттауи прищурилась.
- Тогда увидимся утром. - Она ласково улыбнулась Урхи: - Удачи тебе в твоем деле.
Ее алые одежды скрылись за двойными дверьми, и остаток вечера хеттский царевич провел в одиночестве, нетерпеливо поглядывая на Рамсеса. Наконец, когда ужин подходил к концу, Урхи спросил:
- Египет принял решение?
- К сожалению, нам нужно еще подумать.
- Государь! - с чувством сказал царевич. - У меня отняли трон. Сам я не смогу собрать войско, но с твоей помощью нас ожидает победа! Я верну тебе все земли, потерянные фараоном Эхнатоном. Все до последнего клочка!
Фараон испытывал сильнейшее искушение, но важнее всего для нас был мир.
- Твое предложение мне понятно… - начал Рамсес.
Неожиданно двери в Большой зал распахнулись, и какой-то слуга крикнул:
- Верховную жрицу Исиды убили!
На миг воцарилась тишина, потом люди пришли в смятение. Придворные вскочили с мест, фараон ринулся к дверям, и я последовала за ним. Первым к молодому слуге приблизился Анхури и отобрал окровавленный нож.
- Скорее! - крикнул побледневший Рамсес. - Скорее!
Он схватил меня за руку, и мы приблизились к Анхури.
- Кто это сделал? - спросил фараон.
Юный слуга испуганно ответил:
- Государь, я услышал на пристани крики. Мы вместе с другими слугами побежали посмотреть, что там, и увидели, как верховный жрец Амона садится в лодку. У него на одежде была кровь, государь, вот я и позвал стражу. Его уже схватили.
Семеро стражей ввели в зал верховного жреца. На набедренной повязке Рахотепа алела свежая кровь. Я крепко сжала руку Рамсеса. Фараон выступил вперед и спросил ужасающим голосом:
- Что ты сделал?
Рахотеп, казалось, собрался все отрицать, но, посмотрев на слугу, расправил плечи.
- Я отомстил за смерть фараона Сети, государь. - Глядя на недоуменное лицо Рамсеса, жрец добавил: - Твоего отца отравили!
По залу пробежал изумленный шепот. Рамсес пытался осмыслить сказанное, а Рахотеп ядовито заметил:
- Если ты не веришь, спроси у других визирей. Или у своей будущей царицы - госпожи Нефертари!
Рамсес повернулся ко мне.
- Это правда? У тебя есть подозрения, что… - Он перехватил мой взгляд в сторону Пасера и вскричал: - Моего отца убила Хенуттауи?
Голос его отразили стены, и в зале повисло тяжелое молчание.
Из толпы вышел Пасер.
- Этого мы точно не знаем, - спокойно ответил он. - В тронном зале случайно подслушали разговор.
У Рамсеса прилила к щекам кровь.
- Чей разговор?
- Разговор между Хенуттауи и Исет. Возможно, Хенуттауи дала твоему отцу яд.
- Кто же знает правду? - крикнул Рамсес.
Голос у него дрогнул от гнева и боли, словно мы его предавали своим молчанием.
- А что мы могли сделать? - воскликнула я, но, даже говоря, понимала: нужно было давно ему все рассказать. - Обвинить верховную жрицу? Она бы никогда не призналась…
Я хотела успокоить Рамсеса, но он оттолкнул мою руку.
- Нет! - воскликнул фараон, глядя на Рахотепа. - Ты-то знаешь! Что она тебе сказала?
- Что по ее приказанию фараону поднесли отравленное вино.
Гнев Рамсеса как будто утих; он огляделся.
- А Исет? Она слышала это от Хенуттауи и даже не…
- Исет не могла тебе сказать, - возразил Рахотеп, - ведь твоя тетка обвинила бы ее! Она незаметно добавила яд в питье и дала чашу ни в чем не повинной Исет. Жрица Хенуттауи была очень коварна.
Я видела, к чему идет дело. Если его рассказ никто не опровергнет, Рамсес простит ему убийство Хенуттауи. Но ведь жрец убил еще и Нефертити и устроил пожар, в котором погибла моя семья!