- Это ведь только первый ребенок, у нее будут и другие.
Двери захлопнулись. Придворные смотрели на меня и шептались.
- Давай позовем Пенра, - сказала я, стараясь, чтобы не дрожал голос.
Мы ждали в полной тишине, пока наконец глашатай не объявил:
- Зодчий Пенра, сын Ирсу, начальник строительных работ.
Пенра вошел в зал с торжествующим видом. Он загадочно улыбался. За один месяц устройство, созданное им по рисункам из гробницы Мерира, распространилось по всей реке. К концу сезона шему будет первый за четыре года урожай, и в житницы достроенного луксорского храма засыплют зерно. Теперь зодчий приступал к возведению величайшего в Египте заупокойного храма.
За Пенра следовали два писца, неся на широкой доске глиняный макет, накрытый полотном. Пенра почтительно воздел руки.
- Государь! - провозгласил он. - Вот Рамессеум!
Зодчий сдернул покрывало, и придворные восхищенно забормотали.
- Вот самый большой заупокойный храм в Фивах, - начал объяснять Пенра. - Он будет стоять рядом с храмом Сети. Здесь, - показал он, - два пилона, высоких, как пилоны луксорского храма.
По каменному полу заскрипели ножки кресел: придворные подались вперед, чтобы лучше видеть.
- За вторым двором будет крытая галерея с сорока восемью колоннами, примыкающая к внутреннему святилищу.
У стола визирей раздался изумленный шепот.
Пенра снял крышу, показав расписной потолок: синее небо с рассеянными по нему золотыми звездами.
- В храме три зала: гробница Рамсеса Великого, которая простоит миллион лет.
Все присутствующие онемели. Никто не смеет давать фараону прозвище, фараон избирает его сам. Все смотрели на Рамсеса, ждали его ответа.
- Рамсес Великий, - повторил он, - и его Рамессеум, который простоит миллион лет…
Пенра гордо расправил плечи.
- К северу от галереи будет заупокойный храм самых прекрасных цариц Египта.
Я увидела две статуи - свою и Исет, причем одного роста. Наверное, это должно было мне польстить, но я забеспокоилась. Ведь строительство заупокойного храма длится много лет и требует много средств.
В ту ночь, перед тем как идти к Исет, Рамсес зашел ко мне.
- Откуда же возьмутся деньги на строительство? - спросила я.
- Мой отец получает дань от десятков стран. Я видел подсчеты. Денег хватит на три Рамессеума. Пусть наши потомки о нас помнят. - Рамсес посмотрел на мой живот и притянул меня к себе. - Наш маленький фараон, - с любовью сказал он.
Глава пятнадцатая
АХМОС ХАЛДЕЙСКИЙ
Вот уже два месяца, как к воротам Малькаты беспрестанно приносили цветы; каждый раз, когда мы выезжали посмотреть на строительство Рамессеума, стражникам приходилось расчищать дорогу. Исет всякий раз сходила с колесницы, и все ждали, пока она выберет самые лучшие цветы и украсит ими волосы - в знак того, что она родила и потеряла первенца фараона.
Расхаживая по комнате Пасера, Уосерит возмущалась:
- Когда это кончится? Ворота завалены цветами, в храме Хатор рыдают женщины. Можно подумать, умер не младенец, а двое восемнадцатилетних царевичей-близнецов.
- Говорят, Исет опять понесла, - заметила я. - Мерит слышала в бане.
Уосерит повернулась к Пасеру.
- До того как она родит, нужно убедить всех, что из Нефертари получится лучшая царица. О чем только люди думают? Нефертари знает восемь языков, все посланники ею очарованы - от ассирийских до родосских.
- Никак не забудут фараона-еретика, - объяснил Пасер. - Их деды твердят о тех днях, когда из Египта изгнали всех богов, Амон от нас отвернулся и наслал мор. Я недавно перехватил донесение из Нубии, в котором говорится, что грядет новый мятеж. Если фараон встанет во главе войска, править вместо него будет Нефертари.
- У тебя появится возможность показать людям, как ты будешь править, если станешь главной женой.
- Нет!
Мои собеседники уставились на меня.
- Рамсес обещал взять меня с собой! На кого ему лучше положиться - на нубийского переводчика или на меня?
- Ты носишь его ребенка, - напомнила Уосерит. - К чему рисковать наследником? Носилок там нет. Придется все время ехать в колеснице, воды будет мало. Этот мятеж - твоя единственная возможность доказать всем, что ты не такая, как Отступница.
Я посмотрела на свой едва наметившийся живот. Если Рамсес оставит меня в Фивах, смогу ли я завоевать сердца людей, или же народ возненавидит не только меня, но и мое дитя?
Пасер, сидевший в резном деревянном кресле, подался вперед.
- Не проси его взять тебя на войну. Нет ничего важнее ребенка.
- А как же Исет? Если Рамсес не выберет главную жену, нам придется сидеть в тронном зале вдвоем!
Уосерит подняла четко очерченные брови.
- Именно! И это будет интереснейшее зрелище.
В ту ночь Рамсес потихоньку оставил Исет и принес мне свитки, найденные у схваченного нубийского купца. Мы уселись на балконе, и я переводила одно письмо за другим. Написаны они были весьма неосторожно, в них подробно говорилось о планах восстания в первый день месоре, то есть в самую жару, когда египетское войско не сможет проходить большие расстояния. Если фараон уедет, неизвестно, когда он вернется и что может случиться в его отсутствие.
- У них больше тысячи человек, - заключила я, - готовых захватить дворец и убить наместника.
- Значит, Пасер был прав. - Рамсес поднялся и посмотрел с балкона вниз. Летний ветерок доносил из парка запах лаванды и стрекот насекомых. - Я должен написать отцу и посоветоваться с военачальниками. Через месяц отправлюсь с войском в Напату - напомнить нубийцам, кому они должны подчиняться. - Рамсес увидел выражение моего лица и понизил голос: - Ты тоже могла бы поехать…
Он замолчал, и мы оба посмотрели на мой живот.
- Нет. Это слишком опасно.
Но мы отлично понимали, как я хочу поехать. Я встала рядом с Рамсесом, он взял меня за руку, и мы вместе смотрели в ночь, слушали шорох ветра, побегавшего по верхушкам сикоморов.
- Я вернусь к тебе целый и невредимый, - пообещал Рамсес. - А как поеду опять, возьму и тебя. Даже в самые далекие земли Ассирии.
Я грустно рассмеялась.
- И как же я туда доберусь?
- Возьмем паланкин. Понесем тебя через пустыню, словно ковчег Амона.
Тут я рассмеялась уже по-настоящему, и Рамсес продолжил:
- Следи без меня за строительством храма в Луксоре, и еще - из Нубии пришел груз золота и черного дерева - для Рамессеума. Я доверяю только тебе.
- А как же Исет?
- Строительством Рамессеума она руководить не сможет. Пусть занимается подготовкой к празднеству Уаг. И если на приеме в тронном зале у нее что-то не получится, помоги ей, хорошо? Не хочу, чтобы посланники сочли ее совсем глупой.
"Поздно", - подумала я, сдерживая улыбку.
- Конечно, помогу.
Перед рассветом озеро заполнилось кораблями; Аша руководил погрузкой колесниц. С тех пор как Рамсес узнал о готовящемся мятеже, минул целый месяц, и вот тысячи вооруженных людей прощались с женами и детьми. Мы стояли на пристани; Рамсес взял меня за подбородок.
- Я иногда забываю, какая ты у меня маленькая, - нежно сказал он. - Пусть Мерит хорошенько о тебе заботится. Слушайся, даже если тебе не хочется. Теперь ей нужно присматривать за двоими.
Я посмотрела на свой едва округлившийся живот - а вдруг богиня Таурт оставит меня, как оставила когда-то мою мать? Быть может, если каждый день воскурять благовония и напоминать ей, что я не дочь Отступницы, а только племянница, богиня простит грехи моих акху. Или наоборот - мои молитвы привлекут лишнее внимание, и во дворец снова придет Анубис?
- Буду слушаться, - пообещала я.
Утреннюю прохладу пронзили звуки труб; жрицы Хатор вместе со жрицами Исиды зазвенели систрами и запели гимн Сехмет, богине войны с львиной головой.
Рамсес подошел к Исет и поцеловал ее, потом вернулся ко мне.
- Не пройдет и месяца, а я уже буду дома, - пообещал он.
Корабли направились по каналу к руслу реки, а потом медленно поднялись по течению. Наконец исчез из виду последний флаг. Уосерит взяла меня за руку и повела во дворец.
Сановники уже занимали места в тронном зале, а музыканты исполняли "Песню Сехмет". Я думала, что уже смирилась с отъездом Рамсеса, но при виде пустого трона у меня сжалось сердце.
- Теперь ты сможешь показать себя, - подбодрила Уосерит.
- А вдруг люди опять начнут кричать перед воротами?
- Во дворце четыреста стражников. Храм Исиды - вот где серьезная угроза. Подумай, что сделает моя сестра, если ее храм станет самым большим в Фивах! Паломники со всего Египта понесут туда свое золото. И если Хенуттауи объединится с Рахотепом, они обретут такую власть, что станут указывать Рамсесу, какие вести войны и какие возводить храмы. Для чего, по-твоему, Еретик боролся со жрецами Амона? Он сознательно рисковал разгневать богов, лишь бы уничтожить соперников царской власти!
- Почему же Рамсес не видит, чего добивается Хенуттауи?
- Да как же он увидит? Хенуттауи - его любимая тетка. Она учила его, маленького, правильно носить корону хепреш, учила писать свое имя иероглифами. Думаешь, он мне поверит, если я скажу, чего она добивается?
Уосерит ушла, прошуршав подолом по каменному полу. Руки ее были обвиты браслетами из бирюзы - камня богини Хатор. Как жаль, что я не такая высокая и величественная! Уосерит, как и Хенуттауи и Исет, умела привлекать к себе взгляды.
За жрицей закрылись двери, и я вдруг заметила, что тронный зал почти пуст.
- А где все? - спросила я.
Рахотеп повернулся в своем кресле.
- Кто - все?