– При нынѣшнемъ положеніи дѣлъ, – говорила она, – вилла уже не домъ моего отца и я могу пріѣхать туда только какъ гостья, какъ и всякій посторонній человѣкъ. Здѣсь, на мельницѣ я стою на своей собственной землѣ, здѣсь я чувствую свою родину, а эта старая кровля вмѣстѣ съ Францемъ и Сусанною будутъ охранять мои молодые года не хуже строгаго этикета виллы. Впрочемъ, я увѣрена, что никто не обратитъ вниманіе на мое незнаніе свѣтскихъ приличій, чего же можно ожидать отъ мельничной мышки?
Это ласкательное имя, данное ей покойнымъ отцемъ въ то время, когда она такъ проворно бѣгала по всѣмъ амбарамъ мельницы, потеряло теперь всякое значеніе и не подходило болѣе къ высокой молодой дѣвушкѣ, смотрѣвшей на жизнь съ спокойною самоувѣренностью, каждое движеніе которой было обдуманно и не смотря на свою молодость, она казалась серьозною и уже довольно опытною.
Между тѣмъ печь мало по малу распространила въ комнатѣ теплоту; Кети вьнула изъ кармана маленькую скляночку, налила нѣсколько капель о-де-Колона на горячую плиту, и тотчасъ-же воздухъ пропитался пріятнымъ нѣжнымъ запахомь.
– Сусаннѣ будетъ здѣсь гораздо легче, – сказала она, еще разъ оглядывая всю комнату, – все было въ порядкѣ, только дверь перегородки была растворена и сквозь широкую щель виднѣлись пестрые букеты, разрисованные на спинкѣ старинной кровати, стоявшей у окна. Теперь только молодая дѣвушка обратила вниманіе на эту знакомую ей живопись, составлявшую въ былыя времена восторгъ ея дѣтства. Краска съ ея лица быстро исчезла и даже губы внезапно побѣлѣли.
– Тамъ умеръ мой дѣдушка? – спросила она съ живостью.
Докторъ Брукъ покачалъ головою и указалъ на южное угловое окно.
– Вы были при немъ? – шепнула она, приближаясь къ нему.
– Да, былъ.
– Онъ умеръ такъ внезапно, а Морицъ не написалъ мнѣ никакихъ подробностей о его смерти, я даже не знаю отчего онъ умеръ.
Докторъ стоялъ къ ней бокомъ, такъ что она могла видѣть только профиль; подбородокъ и губы были покрыты густою бородою, но тѣмъ не менѣе она замѣтила, какъ онъ крѣпко сжалъ ротъ, точно ему трудно было отвѣчать. Помолчавъ минуту онъ обернулся къ ней лицомъ и посмотрѣлъ на нее строго и серьозно.
– Вамъ навѣрное скажутъ, что онъ умеръ вслѣдствіе моей неловкости при операціи, – сказалъ онъ едва внятнымъ голосомъ.
Молодая дѣвушка, как бы испугавшись, отшатнулась назадъ, глаза ея еще разъ посмотрѣли на доктора, но потомъ опустились.
– Единственно для того, что-бы успокоить васъ, скажу вамъ, что это неправда, – продолжалъ Брукъ, – но какъ могу я требовать отъ васъ, что-бъ вы повѣрили мнѣ? Мы сегодня видимся въ первый разъ и совсѣмъ не знаемъ другъ друга.
Нѣсколько словъ было-бы довольно, что-бъ кончить это тягостное положеніе, но Кети и не думала объ этомъ. Онъ былъ правъ, – какъ могла она знать, былъ-ли онъ виноватъ, или его только осуждаетъ общественное мнѣніе. Наружность его, дѣйствительно, дышала прямодушіемъ и правдивостью, Кети чувствовала, что этотъ человѣкъ не способенъ даже оправдываться въ несправедливыхъ подозрѣніяхъ, а сдѣлалъ это теперь только изъ снисхожденія къ ней.
Но не смотря на это, она все таки была не въ состояніи высказать слова.
Впрочемъ Брукъ и не ждалъ отвѣта, онъ отвернулся отъ нея съ такою гордостію и достоинствомъ, что ей стало стыдно и густой румянецъ внезапно покрылъ ея щеки.
– Теперь можно привести сюда больную? – сказала она нетвердымъ голосомъ.
Онъ утвердительно кивнулъ головою и Кети быстрыми шагами вышла изъ комнаты. Тамъ, въ задней комнатѣ она отерла слезы, выступившія на ея глазахъ и попросила ключницу подробно разсказать ей о печальномъ событіи.
– Эта исторія очень повредила доктору, – закончила Сусанна свой разсказъ. – Прежде не было доктора лучше него и онъ былъ занятъ по горло, а теперь говорятъ, онъ ничего не знаетъ. Таковы люди моя дорогая барышня. Въ смерти мельника онъ нисколько не виноватъ; все шло отлично, вѣдь я это видѣла собственными глазами. Больному слѣдовало лежать спокойно, я лучше всѣхъ знаю, что онъ сердится отъ каждой бездѣлицы. Если Францъ слишкомъ громко говорилъ на дворѣ, или телѣга быстро ѣхала по двору, такъ онъ дрожалъ отъ злости. Да, я довольно натерпѣлась и въ благодарность онъ не оставилъ мнѣ ни гроша. Если-бъ вы незаботились обо мнѣ, я бы теперь просила милостыню.
Кети невольно погразила ей пальцемъ.
– Да пожалуй я буду молчать, – ворчала старушка, между тѣмъ какъ Кети набрасывала на нее платье, – мнѣ только жаль что такой чудный господинъ какъ докторъ, невинно страдаетъ и теряетъ свой хлѣбъ, жаль тоже и его тетку, для которой онъ живетъ и трудится. Госпожа Діаконусъ воспитывала его на свои послѣднія деньги; теперь она живетъ съ нимъ; онъ всегда былъ ея гордостью – и вдругъ она должна переживать такое горе.
Кети хотѣла прекратить дальнѣйшія сообщенія и осторожно подняла больную съ кресла. Она уже отвыкла отъ своей прежней родины и слишкомъ сильно привязалась къ своимъ друзьямъ въ Дрезденѣ, такъ что немогла принимать къ сердцу дѣла того, кто былъ женихомъ ея сестры; конечно она жалѣла о немъ, какъ о человѣкѣ, лишившимся вдругъ средствъ къ существованію, но сожалѣніе о дѣдушкѣ, тоже сильно страдавшемъ, превышало и это участіе.
Опираясь на сильныя руки молодой дѣвушки, Сусанна прошла переднюю, а въ дверяхъ угловой комнаты стоялъ докторъ и протягивалъ обѣ руки, что-бъ принять больную и помочь ей дойти до дивана. Маленькая группа была въ эту минуту весьма характеристична. Кети положила здоровую руку своей паціентки вокругъ своей шеи и крѣпко держала на лѣвомъ плечѣ костлявую, загорѣлую руку своими розовыми пальчиками, между тѣмъ какъ другою рукою обхватила Сусанну за талью. Лицо ея дышало добротою и выражало олицетворенное милосердіе, когда она, наклонясь къ больной, прижалась своимъ молоденькимъ личикомъ къ сѣдымъ волосамъ и морщинистой щекѣ страждущей старушки.
Черезъ нѣсколько минутъ Сусанна уже сидѣла на удобномъ, мягкомъ креслѣ въ просторной комнатѣ. Она боязливо осмотрѣла узорчатыя занавѣси, удивленно поглядѣла на постель, устроенную на диванѣ, и напрасно старалась скрыть свою радость, что опять могла видѣть все, что дѣлалось на дворѣ и считать каждый мѣшокъ, который сваливали или нагружали.
Кети поглядѣла на свои маленькіе, золотые часы:
– Однако мнѣ пора представиться въ виллѣ, а то я, пожалуй, попаду прямо во время ихъ чопорнаго чаепитія, – сказала она улыбаясь и вынимая изъ кармана перчатки. – Черезъ часъ я возвращусь и сварю тебѣ тарелку супа, Сусанна.
– Этими хорошенькими ручками?
– Да, этими ручками, не воображаешь-ли ты, что я въ Дрезденѣ ничего не дѣлаю? Вѣдь ты знала г-жу Лукасъ, она нисколько не измѣнилась, и такая-же дѣятельная, какъ была прежде. Если бы ты могла видѣть ее! Она теперь докторша, какихъ мало на земномъ шарѣ.
Съ этими словами она вышла, что-бы въ маленькой задней комнатѣ снова надѣть кофточку и шляпу и отправиться съ визитомъ въ виллу.
IV.
На фабрикѣ пробило пять часовъ, когда Кети и докторъ Брукъ вмѣстѣ вышли на дворъ. Воздухъ былъ значительно холоднѣе и старые, потертые солнечные часы, которые утромъ, оживая отъ весенняго солнца, такъ весело и отчетливо обозначаютъ время, приняли опять печальный, непріятный видъ.
Серебристый звонъ колокольчика у выходныхъ дверей, снова вызвалъ Франца на лѣстницу и его любопытная жена поплелась за нимъ, что-бы еще разочекъ посмотрѣть на свою вернувшуюся молоденькую госпожу. Кети просила ее во все время своего отсутствія внимательно наблюдать за больной, что та и обѣщала исполнить.
Въ эту минуту что-то зашумѣло въ воздухѣ, къ ногамъ Кети упалъ хорошенькій голубь и остался лежать въ безпомощномъ состояніи.
– Боже мой! Неужели конца не будетъ этимъ глупымъ продѣлкамъ? – сказалъ Францъ, поднявъ бѣдненькую птичку. – Посмотрика, жена, это кажется не изъ нашихъ, я такъ и зналъ. Что это за безбожники! Они подстрѣливаютъ прелестныхъ голубей больной барышни! Далъ-бы я имъ себя знать на мѣстѣ коммерціи совѣтника! – Онъ погрозилъ кулакомъ по направленію къ виллѣ.
– Кто-же эта больная барышня, Францъ? И кто смѣетъ подстрѣливать ея голубей? – спросила Кети съ удивленіемъ.
– Онъ говоритъ про Генріэтту, – сказалъ докторъ Брукъ.
– А подстрѣливаютъ голубей изъ прядильной фабрики, – необдуманно брякнулъ Францъ.
– Какъ! рабочіе моего зятя?
– Да, тѣ, которые ѣдятъ его хлѣбъ, барышня! Это стыдно и грѣшно! Вотъ вамъ доказательство, господинъ докторъ, что тамъ за ужасный народъ! И съ ними вы хотите что нибудь сдѣлать добротою и ласкою, – нѣтъ, далеко вы, такимъ образомъ не уйдете! Что въ благодарность имѣютъ такіе честные люди какъ вы, за свою доброту? Общество смѣется надъ ними. Строгость нужна, далой ихъ всѣхъ! Вотъ мое мнѣніе, иначе нѣтъ исхода!
– Развѣ и здѣсь есть распри? – спросила Кети доктора, на губахъ котораго мелькала серьозная улыбка.
– Нѣтъ, дѣло не въ томъ, – отвѣчалъ онъ, качая головою, – многіе изъ работниковъ на фабрикѣ, скопивъ небольшой капиталецъ, просили Морица, при раздѣлѣ имѣнья, продать имъ по недорогой цѣнѣ небольшой кусокъ земли, прилегавшій къ фабрикѣ, съ тѣмъ, что-бы построить на немъ маленькіе домики для отдачи въ наймы бѣднымъ рабочимъ, которымъ положительно не по средствамъ нанимать квартиры въ городѣ. Совѣтникъ далъ имъ обѣщаніе, и это ему не трудно было исполнить, потому что желаемая полоса земли принадлежала къ его парку…