- Да, ваш товар дороговат, мадемуазель, - задумчиво пробормотал торговец, - но черт меня побери! Вы застали меня в тот момент, когда похоть перевешивает разум. Передайте эту бумагу моему доверенному, и он тут же выдаст вам требуемую сумму. А тем временем позвольте взглянуть на другую девушку.
- Мерзавка, - прошептала я своей подруге, - это снова твоя работа. Ты, кажется, вознамерилась лишить меня всего, что у меня есть.
- Виной тому только моя любовь, Жюльетта; но ты никогда не пожалеешь об этом, ибо я заменю тебе целый мир. И она отправилась за деньгами. Я вызвала Элизу.
- Очаровательное создание! - воскликнул распутник, увидев ее. - Неудивительно, что вы запрашиваете такую цену за свой товар.
Он торопливо начал раздевать девушку, и восторгу его не было предела, когда перед ним предстали все ее прелести. Он решил, что такой изящный, будто отлитый гениальным скульптором зад требует более тщательного осмотра; он долго и сосредоточенно целовал его, раздвигал ягодицы, щекотал языком отверстие, вставил туда член, потом снова целовал, не в силах оторваться от прекраснейшего предмета.
- Позовите сюда вторую, я хочу сравнить их.
Появилась Раймонда, разделась и предоставила свое тело для осмотра. Вы не представляете, с какой тщательностью происходила эта процедура, в особенности придирчиво были обследованы ягодицы. Пока покупатель был поглощен своим занятием, я взяла в руку его орган и начала медленно поглаживать его; скоро он встрепенулся, отвердел, и Корделли принялся содомировать Элизу, награждая увесистыми шлепками меня и Раймонду.
- По правде говоря, я не могу решить, какая из них лучше, - признался он мне по секрету, - обе они великолепны. И обе будут умирать долго и мучительно.
- Чей зад, по-вашему, лучше? - полюбопытствовала я.
- Конечно, Раймонды, в том нет никакого сомнения, - ответил он, с чувством поцеловав обладательницу предмета, который имел в виду.
- Я хочу сказать, что в ее потрохах теплее и уютнее… А ну-ка, Жюльетта, ложитесь на кровать, - вдруг заявил ненасытный монстр, - я попробую и вашу задницу.
С одной стороны он поставил Элизу, с другой - Раймонду, и, содомируя меня, мял и щипал им ягодицы. Потом неожиданно остановился и с сожалением проговорил:
- Достаточно, иначе я кончу. А нам надо отправляться в дорогу.
Девушки пошли готовиться к поездке.
- Скажите честно, - спросила я, когда осталась наедине с итальянцем, - это моя подруга надоумила вас выбрать Раймонду, не так ли?
- Не буду скрывать, что она очень хочет ее смерти.
- Вот мерзавка! Это от ревности, впрочем, причина достаточно уважительная. Но не беспокойтесь: я решила твердо, и обе эти твари должны претерпеть адские муки. - Говоря эти слова, я как бы невзначай начала ласкать ему член, прижимая его к своей груди и щекоча пальцем анус. - А можно узнать, какую пытку вы для них приготовили?
- Боитесь, что она будет слишком жестокой?
- Если бы я была на вашем месте, их страдания превзошли бы все, что может придумать человеческое воображение.
- Вы восхитительная женщина… Я люблю таких; настоящие женщины всегда более жестоки, чем мужчины, если дают волю всем своим чувствам.
- За этим кроются вполне естественные причины, - заметила я, - их органы устроены гораздо тоньше, а чувствительность их намного выше; бесчувственное существо не может быть жестоким.
- Совершенно верно; к тому же обладая живым воображением, женщина не может удержаться от излишеств и извращений, вот почему в злодействе она заходит дальше, чем мужчина. Случись где-нибудь дуэль, гладиаторские бои или публичная казнь, женщины валом валят поглядеть на это зрелище, и среди зевак вы всегда найдете в десять раз больше женщин, нежели мужчин. Между прочим, - добавил торговец, - многие глупцы, обманутые этим болезненным любопытством, не могут понять, что крайности всегда сходятся, что его источником является врожденная жестокость.
- Это потому, что сама по себе жестокость есть продолжение чувствительности, и великие злодеяния, которые мы совершаем, в значительной мере проистекают из чувствительности нашей души.
- Вашими устами, дорогая, говорит сама истина. Поцелуйте меня, поцелуйте сильнее; я восхищен вашим умом, вашими чарами, и вы должны перебраться ко мне.
- Я навек привязана к своей подруге, - отвечала я, - и только смерть может разлучить нас.
- Она тоже может жить с вами.
- Нет, мы собираемся вернуться на родину.
В этот момент я услышала шаги Дюран. Я пошла встретить ее, и на пороге, где нас не мог услышать Корделли, она сообщила мне, какой замечательный трюк совершила только что.
- Я подделала доверенность и получила в два раза больше.
- Сорок тысяч цехинов?
- Вот именно, и они уже в надежном месте.
- Какая же ты умница!
- Теперь ты не жалеешь о сделке?
- Нисколько. А вдруг Корделли встретится со своим казначеем?
- К тому времени дело уже будет сделано. Если только он посмеет пожаловаться на нас, мы сами отправим его на эшафот за чудовищное преступление.
- Поцелуй меня, самая мудрая из подруг!
- Ты должна взять свою половину.
- Какая в этом нужда? Сначала побываем в замке Корделли, а когда вернемся, разделим добычу.
- Я бы хотела, чтобы ты оставила все деньги себе: мне больше хочется увидеть тебя в роскоши, нежели увеличить свое богатство.
С тем мы и отправились к Корделли и через несколько часов добрались до замка - настоящей крепости, расположенной на выступе скалы, нависшей над морем. Возле небольшой фермы у подножия скалы карета остановилась, так как дорога заканчивалась. Отсюда нам предстояло подниматься по ступеням - я насчитала их ровно четыреста, - которые были единственным путем к грозному замку. Прежде чем подняться по этой лестнице, мы прошли через железные ворота, которые торговец открыл своим ключом; за ними было еще шесть таких же преград на некотором расстоянии друг от друга, и Корделли открывал и тщательно закрывал их, когда мы через них проходили. Дюран; заметив, что удивление на моем лице постепенно сменяется тревогой, решила меня успокоить и обратилась к Корделли:
- По вашему описанию я так и представляла себе ваше жилище и велела людям своим приехать за нами завтра утром, если к десяти часам мы не вернемся в Анкону.
- Меня хорошо знают в этих местах, - сказал торговец, очевидно, также желая успокоить меня, - но вам не стоило беспокоиться, мадам Дюран: я обещал вам, что вы вернетесь в город сегодня ночью, а вам известно, что слово мое надежно.
Однако не так легко было внушить спокойствие двум нашим девушкам. Предстоящее несчастье всегда дает о себе знать каким-то, пусть даже неясным, предчувствием, а наши жертвы чувствовали это всеми своими органами, и у обеих от ужаса подгибались колени.
Между тем открылись последние ворота и снова закрылись за нами; нас встретили две женщины лет шестидесяти.
- Все готово? - спросил Корделли.
- Еще с утра, синьор, - ответила одна из них, - мы не думали, что вы приедете так поздно.
Мы вошли в полутемный зал с низкими сводами. Корделли подошел к окну и отдернул плотную штору.
- Взгляните-ка туда.
Каково же было наше изумление, когда мы увидели, что находимся метров на сто выше поверхности моря и вокруг нас расстилается водная гладь.
- Наша скала образует мыс, - объяснил итальянец, - а здесь самая выступающая точка; отсюда до берега приблизительно полмили. Можете кричать сколько угодно, и никто вас не услышит.
Мы поднялись на несколько ступенек и вошли в другой зал, где должна была происходить оргия.
Пожалуй, никогда я не видела ничего более жуткого. На круглом возвышении, в центре также круглой комнаты, лежали самые разные инструменты для всевозможных пыток, которые сразу бросились нам в глаза, когда мы переступили порог. Среди них были такие необычные и отвратительные, о существовании которых я даже не подозревала. Рядом с этим арсеналом стояли два огромных, устрашающе смуглых головореза с ужасными усищами и еще более ужасной внешностью; оба были голые, похожие на дикарей и готовые, судя по всему, выполнить любой, самый чудовищный, приказ. Каменные стены этого адского каземата украшали и делали их еще мрачнее пятнадцать довольно свежих трупов; на четырех стульях, окружавших помост, сидели две девушки лет шестнадцати и двое юношей пятнадцати лет, все четверо совершенно голые. Старые женщины, те, что встречали нас, закрыли на засов двери. Корделли посмотрел на нас, явно наслаждаясь произведенным впечатлением.
- Вот здесь мы и будем работать, - сказал он, и, взглянув на наших девушек, добавил: - Редко, очень редко, покидают эту комнату те, кто входит сюда. Будьте добры, донна Мария, снимите с них одежды, разожгите камин и приступим к делу… Я чувствую, как в моих яйцах бурлят соки, и признаюсь вам, что не часто у меня бывает такое расположение к жестоким развлечениям.
Потом монстр посмотрел на меня.
- Вас, Жюльетта, я назначаю своей помощницей, главной распорядительницей бала; раздевайтесь и подойдите ближе. Вы будете служить только потребностям и желаниям моего члена и моего седалища и хорошенько следить за их состоянием. Если я захочу сношаться, вы языком смажете мне задний проход и органы, которые будут меня содомировать, а руками будете вводить их в мою задницу. Если мне захочется кого-нибудь содомировать, вы должны направить мой инструмент в отверстие, которое я выберу и которое вы также смажете языком. После подготовки вы должны сосать мне язык в продолжение всего акта. Кроме того, от вас требуется неукоснительное повиновение и глубочайшее почтение: не забывайте, что сюда попадают либо рабы, либо жертвы.