- Везде должны выбрать тебя. Ума и смекалки тебя не занимать. Крутись юлой, но город и комбинаты, рудники, заводы спаси. Для страны. Для России.
Мозговой бушевал:
- Не понимаю, откуда такая слепота. В семнадцатом тёмный народ трудился, а это поколение училось и училось. Они же, теперешние-то, умнее быть должны. Неужели не понятно. Человечество не совершенно, поэтому ошибки были и будут. Опять же, народ жил в темноте, хотелось поскорее к свету. Зачем же так своё прошлое-то сечь… История повторяется - мы живём опять коллективными эмоциями. Опять коллективное безумие поставлено на щит и каждая кухарка стремится встать у руля государства. Все знают как управлять правильно. Националисты бред несут, я думал их и слушать - то никто не будет, ан нет, ещё и кивают. Скажи мне, ну как та же Белоруссия или Украина будут на равных с Россией или Америкой? Никак. Танк всегда расплющит велосипед. Ведь это же так понятно. Но где там… Вожди блеют, народ пальцы веером растопырил.
Дубов покрякал в кулак:
- Так оно так… В этом гаме нет духовности, значит, стоящим ему быть не суждено. Поэтому я не могу. Не хочу это в таком виде принять. Знаешь, я не согласен, что большевики скоростью поторопили свет и в этом вся причина бед. Мол, на то нужны века. Ерунда! Вот такая толпа не просветлённых идиотов найдётся в любое время. Для них демократия, это вседозволенность именно к ней они и призывают.
Мозговой хмыкнул и опять за своё:
- Откуда занесло к нам соловьёв разбойников таких, за какую вину…
- Чай не впервой. Кто только не болтался по нашим просторам, Емелька Пугачёв, Гришка Отрепьев с поляками, татары, французы с немцами и друзьями были и врагами. Революцию и Сталина перешагнули. Войну чудовищную выиграли. Переживёт наша красавица и Мишу Меченого. Не по нему царский жезл и шапка Мономаха. Ему нужна иная шапка. Сунулся не в своё дело. Загубил всё, дав на копейку. Народом надо уметь управлять. Нужен хозяин, собиратель земель, а не болтун. Языком молоть и без него нашлось бы кому.
- Илья, а что если попытаются и Россию разодрать. Гуртом легче бить. Никто ни за что не отвечает. Как ты смотришь, драться придётся?
Дубов усмехнулся:
- Всякое может случиться. Морду бить - уже слабо?
Мозговой выложил ладони на колени и рассмотрел их, как следует, словно ревизируя способны они ещё на кулачные бои. "Ох, чем всё это кончится?…" Чутьё подсказывало ему, что это не просто мелочи, а серьёзно.
- Ты этого вояку видел сегодня, на танк запёр. Картина до боли знакомая Ленин на броневике и те же глаза ротозеев. Так захотелось пальнуть из "Авроры", чтоб стратег свалился с него, как с моста. Глядишь, мозги и утряслись в голове. А что? Раз на один бок упал, раз на другой…
- Весело тебе. Но надеюсь, до совсем уж страшного не дойдёт. Нигде так люди не чувствуют боль, как у нас. Уже многие приходят в себя. Многие прозревая, отшатнулись от друга на танке. Когда назревает голод и разруха, то это страшит и заставляет заткнуть эмоции и взяться за ум.
- Что тут, друг мой Дубов, делать, если сплошной цирк пеньки демонстрируют. Вывел войска, значит стреляй. Не можешь, зачем дурной народ смешить. Там какая-то клоунесса ещё пирожки для "демократов" пекла и сводку новостей по заборам клеила. Умора! Прежде чем предпринять что-то подумай, как ты из этого дерьма выйдешь. Прописная истина же.
- Наумничались. Человека не слышит никто. О человеке не думает никто. Теперь уж точно разделят народ на бедных и богатых. Где деревянная изба Рыжкова им конурой покажется. Мелят языками, а про беженцев никто мозгой не пошевелил - это ж такая махина двинется с места. Скоро отовсюду в Россию хлынут миллионы русских.
- Богатство это не самое страшное. С собой на тот свет не возьмут. Всё России останется. Помнишь? Умирая, Александр Македонский попросил перед похоронами пронести его тело над головами людей, причём так, чтобы его ладони были открыты, и все видели, что в руках у него ничего нет.
- Я понял. Великий воин хотел сказать этим: "Я хочу, чтобы поняли все: на тот свет ничего с собой не возьмёшь".
- Тимофей, Илья, - постучавшись, заглянула Елизавета Александровна. - Идёмте, стынет всё, а вы лечитесь на голодный желудок.
- Да я собственно не очень хочу жевать… - Попробовал выкрутиться Дубов.
- Ты как мой зам. Приехал с бумагой вечером. Лиза приглашает его за стол с нами ужинать. Он отнекивается: - "Спасибо Елизавета Александровна, я уже наелся на сегодня. Норму выполнил так сказать. Отсюда и досюда напхал уже"- показывает он от горла до макушки. Но Лиза, не принимая возражений, сажает его за стол и увещевает:- "Пельмени, горяченькие, попробуйте". Выпили, как водится по рюмочке. Он их в рот кидает, а Тимка напротив сидит, считает. Проводили гостя, а Тимка и шипит: - "Ничего себе он поел, отсюда досюда, сорок четыре штуки вошло, а говорил, забито под завязку". Хохот потряс кабинет.
- Лиза так и было? - вытирал от слёз глаза Дубов.
- Ни прибавить, ни убавить.
- Идём дорогая, - поднялся Мозговой, маня Илью. - Вы здесь с него глаз не спускайте, если не хотите в халепу какую вскочить.
Прошло только несколько часов, как приехали северяне, а казалось, что тут они и жили всегда. После ужина долго не ложились спать, вспоминая прошлое, своё, детей, затона.
- О, кстати мне на Дзержинке дали адрес и координаты Бориса. - Вспомнил Дубов о таком подарке органов.
- Ты о том Борьке, о котором подумал я? - застыл с вилкой у рта Мозговой.
- Угадал. Может, навестим?
- Ты дело читал? - застыл Тимофей Егорович.
- Угу, его работа. Ты об этом хотел спросить, - развернулся к нему Дубов.
- А что давай навестим друга, посмотрим на этого сукиного сына.
- Я, за. - Кивнул Илья Семёнович. - Можно.
- Где он?
- В Москве.
- Да, что ты говоришь. Кто же он? - подскочил на стуле Мозговой.
- Домоуправ.
- Бедные жильцы, - усмехнулась Елизавета Александровна.
- Да уж, - покашлял в кулак сын. - Остаётся только посочувствовать жильцам.
- Ребята жизнь прошла, - подала им чай Елизавета Александровна, немного волнуясь от их идеи. - Думаю, его тоже покидало не мало. Пейте с тортом, Лизонька с Таней постарались. Только пальцы не откусите. Вкусно!
- Ма, таких не задевает жизнь, они всё бочком и по стеночке проскальзывают, как маслом намазанные. - Влез опять в разговор сын. Он горячился, хотя об этом можно было говорить спокойно, как мать.
- Сколько не пляши, а против природы не попрёшь. Из темноты живота матушкиного приходим, в темноту живота матушки земли уходим, и с этим ничего не сделаешь.
- Ты что этим хочешь сказать, мамочка - перед рождением и смертью мы равны?
- Да сынок.
- Не понимаю я такой философии, - возмутился опять он.
- Пусть сгоняют сынок. Белые пятна надо закрашивать. Это их прошлое.
- На фиг он им сдался, плюнули и забыли. Не стоит его дерьмо, чтоб нервы о него рвать.
- Они дружили сынок, ещё с сопливых носов, делили кусок чёрного хлеба в войну, карауля на крышах зажигалки и гоняя по двору шитый руками из ткани старой мамкиной жакетки мяч, набитый опилками или землёй.
- Про мяч отец туфта?
- Так и было. - Подтвердили хором Дубов с Мозговым.
- Я тащусь.
- Илья у матушки свистнул старую жакетку, и сапожник одноногий нам за чекушку сшил. Мячик был, закачаешься, да Илья?
- Деньги на чекушку, помнишь, Тимофей, где брали? Сгоняем за город, наловим раков, сдадим в пивнушку. И богатые. - Вспоминал, светлея Дубов.
- Как же им играть-то можно было. - Удивлялся Илья.
- Играли и радовались.
- Голодные гоняли и счастливые. Дубов получше нашего жил, принесет нам с Борькой пирога какого или белого хлеба. Наедимся, запьём водичкой и на футбол. - Рассказывал Тимофей.
- Чем же вы питались? - задав вопрос покраснела Лизонька.
- Оставит мать штуки три варёных картофелин да кусок хлеба. Вот и вся еда. - Вздохнула Елизавета Александровна.
- В войну жрать нечего было, а после войны тоже не фонтан. Одеться хотелось, в комнату купить, опять на еде экономили. Да и сколько там одна мать могла заработать. Из всей нашей компании только у Ильи отец был. А так картина вырисовывалась аховая. Либо до войны ещё в лагеря загудели, либо после. Многие на фронте погибли. Были такие, что в немецкий плен попали, а потом прямым ходом в наш лагерь поплыли. От ран же опять после войны умирали. Безотцовщина была. - Натирая от волнения свою шею, вспоминал Мозговой.
- А потом кому-то показалось горя мало и нас по этим лагерям пустили. - Обнял друга Дубов. - И всё равно на страну у меня обиды нет. Она маялась не меньше нас.
- Если не больше. Как мать страдала за своих детей не в силах помочь.
- Как же вы радоваться могли? - не понимал их состояния и речей Илья.
- Запросто. - Улыбнулся Дубов. - Желание жить было огромное. Кидались заниматься всем. Аэроклуб. Футбол. Спорт. А как осаждали концертные залы и летние площадки. Нынешним звёздам такого и во сне не привидится как мы любили своих кумиров.
- Как же вы, отец, ходили, если денег не было? - удивилась Лизонька.
- С Тимофеем вон все штаны на заборах протёрли.
- А, если в здании или закрытом зале?
- Крыша то с чердаком на что.
- Любые лазейки искали, у Борьки мать в театре работала билетёршей, ходили на всё, что там проходило, как белые люди через вход.
- Мороженое в стаканчике помните? - закатила глаза Елизавета Александровна.
- Которое я у тебя половину всегда съедал. - Засмеялся Мозговой. - Помню.
- Зато со мной делился Илья.