- А эти разговоры про фокусника Гулли-Гулли! Чистейшая выдумка. Выпороть бы их обоих!
- Мне тоже кажется, что это была шутка, - мягко вступилась Клер Гленнинг. - Не стоит придавать этому большого значения.
- Тем не менее она здорово напугала кое-кого из нас, - вставила Шантель. - Подозреваю, этого они и добивались.
- Буря в стакане воды, - сказал Гарет Гленнинг.
- Все равно, - не унималась мисс Рандл, - детям надобно преподать урок послушания.
- Что вы предлагаете? - спросил Рекс. - Заковать их в кандалы?
Как часто случалось, голос Рекса оказался решающим. Хоть он был негромкий, но все помнили, что он принадлежал Рексу Кредитону, промышленнику, финансисту, миллионеру - во всяком случае после смерти матери. Его серьезность, статность, манера держаться в тени только подчеркивали его нелюбовь высовываться на людях. Хватало и того, что он был Рекс - хоть пока и не повелитель, но в будущем непременный хозяин царства Кредитонов.
- Продолжаем танцы! - выговорил он, оборачиваясь к Шантели.
Мы вернулись в кают-компанию и снова танцевали, но из головы не шло странное происшествие на нижней палубе. Хоть никто и не заговаривал о нем вслух, я уверена, оно было в памяти у всех.
Я ушла рано. Добравшись до каюты, я нашла на своем столике записку доктора Грегори. Он решил оставить мальчика в лазарете до утра.
Назавтра рано утром пришел стюард сообщить, что меня хочет видеть доктор. Чувствуя неладное, я направилась к нему.
- Где Эдвард? - сразу спросила я.
- Все еще в постели. Ему немного нездоровится… ничего особенного. К полудню совершенно поправится.
- Вы его оставляете у себя?
- Только до пробуждения. С ним все в порядке - сейчас.
- Но что произошло?
- Мисс Брет, дело серьезное. Ребенку подмешали наркотик.
- Наркотик?!
Доктор кивнул.
- История, рассказанная Джонни, ему не померещилась. Кто-то действительно зашел в каюту и унес ребенка.
- Но зачем?!
- Не представляю. Я расспросил Джонни. Он рассказал, что не мог уснуть, так как думал о танцах и маскарадных костюмах. Перед этим он нарисовал свою мать и, решив показать рисунок Эдварду, надел тапочки и пижаму и пошел к нему. По пути мальчик сбился и, пытаясь сориентироваться, вдруг увидел человека, которого он называет Гулли-Гулли. Тот нес Эдварда.
- Фокусник Гулли-Гулли… Но он поднимался на борт еще в Порт-Саиде и там же сошел.
- Очевидно, он имеет в виду, что видел кого-то в бурнусе.
- Кого же?
- Мисс Брет, вчера вечером почти все мужчины на судне были в этой одежде.
- Но кто мог вынести Эдварда?
- Я тоже хотел бы знать кто. И кто перед этим дал ребенку наркотик.
Я побледнела. Доктор не спускал, глаз с моего лица, словно виня за происшедшее.
- Не представляю, - выдавила я.
- Действительно, кажется невероятным.
- Как ему могли дать наркотик?
- Очень просто. Растворить снотворное в воде, молоке…
- Молоке! - эхом повторила я.
- Пара обычных снотворных таблеток могла погрузить ребенка в глубокий сон. Мисс Брет, у вас были снотворные таблетки?
- Нет. Они есть у матери. Но она бы…
- Значит, добыть таблетки тому, кому это понадобилось, было проще простого. Одно остается загадкой: с какой целью?
- Усыпить, чтобы не поднял тревоги, когда понесут на палубу. Но для чего? Бросить за борт?
- Мисс Брет!
- Вы можете предположить другое?
- Сама мысль об этом представляется кощунственной.
Некоторое время мы молчали. "Да, конечно, нелепица, кощунство, - рассуждала я. - Кому могло прийти в голову убить Эдварда?" Неожиданно я услышала собственный ненатуральный высокий голос:
- Что вы намерены предпринять?
- Думаю, чем меньше об этом будет разговоров, тем лучше. Сами знаете, как все будет перетолковано. Бог знает, чего наплетут. Пока что большинство считает это всего лишь мальчишеской проделкой.
- Но Джонни будет настаивать, что видел того, кого он принял за Гулли-Гулли.
- Все решат, что он ему примерещился.
- Но все видели, что Эдвард был без сознания.
- Подумают, что притворялся.
Я покачала головой.
- Ужас!
Он согласился. Потом принялся задавать вопросы. Я припомнила, как принесли молоко, как он отказался от него, как я вышла в каюту Шантели, а после мы вернулись вместе, как она пригубила стакан, уговаривая его, чтобы выпил.
- Я поинтересуюсь, не почувствовала ли она необычного привкуса.
- Она бы сразу сказала, если бы почувствовала.
- Значит, вы не можете пролить свет на это загадочное происшествие?
Я ответила, что не могу. В каюту я вернулась глубоко подавленной.
Я хотела поговорить с Редверсом. Я знала, что доктор Грегори обязательно ему доложил, и пыталась угадать, какова была его реакция на весть о том, что кто-то покушался на его сына. Покушался - очень сильное слово. Но ради какой иной цели могли усыпить ребенка?
Врач не желал сообщать о происшествии. Решил держать его в тайне от пассажиров, сделав исключение только для меня, как воспитательницы. Редверс, как отец, тоже должен знать - не говоря уже о том, что как капитан он обязан быть в курсе всего, происходящего на борту.
Пойду к нему в каюту и объяснюсь. Я должна.
Тут в дверь постучали и донесся голос Шантели:
- К тебе можно? Ну, как себя чувствует наш ночной путешественник?
- Он в лазарете.
- Боже!
- Он здоров. Шантель, доктор не хочет, чтобы об этом знали, но вчера мальчику подмешали наркотик.
- Наркотик! Но как?
- Возможно, важнее узнать зачем? Ах, Шантель, мне страшно.
- Я уверена, никто не хотел причинить мальчику зло.
- Тогда зачем было усыплять, выносить на палубу? Как думаешь, что случилось бы, если бы не Джонни?
- Что? - упавшим голосом повторила она.
- По-моему, кто-то пытался убить мальчика. Его могли выбросить за борт. Никто бы ничего не услышал. Ребенок был без сознания. Возможно, нарочно оставили бы у поручня тапочек: чтобы мы решили, будто он нечаянно упал за борт. Ну, теперь тебе ясно?
- После твоих объяснений, да. Легче всего совершить убийство на морс. Но чего ради? Можешь подсказать возможный мотив?
- Не представляю.
- Да, это задаст работы мисс Рандл.
- Доктор Грегори настаивает, чтобы об этом никто не знал. Эдвард ужасно расстроится, если узнает, какая ему угрожала опасность. Он ведь ни о чем не подозревает. Пусть все останется как есть.
- А Джонни?
- Что-нибудь придумаем. В конце концов, он не имел права разгуливать ночью: это был серьезный проступок. Слава Богу, что он его совершил.
- Анна, ты не слишком драматизируешь? Может, это была всего лишь неуместная шутка.
- Какая шутка?
- Не знаю. В конце концов, вечер был необычный, все веселились в восточных костюмах. Возможно, кто-то из переодетых арабом выпил лишнего и задумал какую-то проделку, а она возьми да сорвись.
- Но, Шантель, мальчику подсыпали наркотик. Я собираюсь к капитану.
- Прямо сейчас?
- Да. Полагаю, в этот час я могу застать его в каюте. Хочу с ним говорить. До конца плавания я должна принять меры предосторожности.
- Анна, дорогая, ты слишком серьезно все принимаешь.
- Я за него отвечаю. Разве ты бы не переживала, если бы дело касалось твоей пациентки?
Она со мной согласилась, и я оставила ее озадаченной. Поднимаясь на мостик, где располагалась каюта капитана, я не думала, что мой поступок можно счесть предосудительным. Мои мысли были заняты историей с усыплением ребенка, похищением его из каюты и тем непоправимым, что могло произойти, если бы не Джонни Маллой.
Я поднялась по трапу до капитанской двери. На мой стук, к своему облегчению, услышала его голос, приглашавший меня войти. Он сидел за столом над какими-то бумагами.
- Анна! - вскочил он, едва я вошла.
Каюта была просторная, залитая солнцем. На стенах висели изображения кораблей, а на шкафу стояла отлитая из бронзы модель парусника.
- Я должна была прийти, - начала я.
- По поводу происшествия с ребенком? - уточнил он, и я поняла, что он был уже в курсе.
- Ничего не понимаю, - сказала я. - И очень беспокоюсь.
- Утром я разговаривал с врачом. Эдварду дали снотворную таблетку.
- Я в полном недоумении. Надеюсь, вы не думаете, что я…
- Дорогая Анна, разумеется, нет. Я абсолютно вам доверяю. Но, возможно, у вас есть какие-то предположения? Какая-нибудь идея?
- Никаких. Шантель… сестра Ломан считает, что это была чья-то шутка.
Он облегченно вздохнул.
- Это возможно?
- Но это нелепо. Зачем усыплять ребенка? Только для того, чтобы не узнал того, кто его нес. Слишком далеко зашло для шутки. Меня мучает ужасное подозрение. Что если кто-то покушался на жизнь Эдварда?
- Убить ребенка? Но с какой целью?
- Я подумала… возможно, вы догадываетесь. Может, была такая цель?
Он был явно поражен.
- Ничего не могу придумать. А что Эдвард?
- Он ни о чем не подозревает. И не должен знать. Не представляю, как это сказалось бы на нем. Я должна быть бдительней. Мне следовало находиться в каюте, а не на танцах. Надо присматривать за ним не только днем, но и ночью.
- Уж не себя ли вы вините, Анна? Не надо. Он спал у себя в каюте. Кто мог вообразить, что ему что-то там угрожало?
- Тем не менее кто-то подложил снотворное в его молоко. Кто это мог сделать?