Остин подозревал, что во время Войны за независимость Уиттингтон поддерживал англичан в их стремлении удержать колонии под каблуком.
И возможно, все еще поддерживал. Ведь имелся некий Уиттингтон, указанный в списке, хранящемся в каюте Остина. А лорд Рудольф так вразумительно и не объяснил свое присутствие за пределами Англии. Ему следовало находиться в Лондоне - разгуливать там в самой модной одежде и навещать свою модную любовницу, а не плавать по морям. Ведь только вторые сыновья странствуют по свету, а первые, такие как лорд Рудольф, остаются дома и обеспечивают наследственность.
Остин подождал, пока лорд не отошел подальше, и только после этого развернулся и спустился по лестнице.
Эванджелина ждала его в постели. Увидев ее, он тотчас возбудился. А ведь Уиттингтон, кажется, назвал его холодным и сказал, что он не сможет любить Эванджелину. Уиттингтон - дурак!
Глава 19
Когда Остин переступил порог, Эванджелина повернулась лицом к стене.
Она слышала весь разговор капитана с лордом Рудольфом, и каждое слово разрывало ей сердце.
Она никогда не считала, что Остин Блэкуэлл любит ее. Ведь он красивый и властный. И он капитан корабля. Такой человек не мог влюбиться в английскую старую деву в очках.
Она ловила каждое слово этого разговора, и ей хотелось, чтобы Остин объяснил лорду Рудольфу, что она ему не безразлична. Но всякий раз, когда Руди обвинял Остина в том, что тот не любит ее, капитан этого не отрицал.
Ну почему Остин не заявил, что горячо ее любит?! Почему мир так несправедлив?! Ей следовало бы полюбить лорда Рудольфа, англичанина, состоятельного и титулованного джентльмена, который увез бы ее назад в Англию, где ей и место. Почему вместо этого она влюбилась в мужчину из колонии, в человека со странным акцентом и темными глазами?
Остин хотел, чтобы все ему повиновались. И конечно же, он будет ожидать повиновения и от нее.
- Сирена…
Его низкий голос был такой ласковый, что Эванджелина поняла: она выполнит любой его приказ.
- Дорогая, ты спишь?
- Нет.
Остин приблизился к ней, и она натянула одеяло до подбородка и закрыла глаза.
Когда же он прикоснулся к ней, она почувствовала, что его одежда пропиталась холодом и запахом моря.
- Ты можешь вернуться в свою каюту, если хочешь.
Сейчас она не могла его покинуть, и он знал об этом.
В его каюте было тепло и уютно. А ее койка… Ах, ей туда не хотелось!..
- Остин, я хотела бы остаться здесь.
Он наклонился и провел губами по ее виску.
- Но если ты останешься, то я захочу заняться с тобой любовью. Я хочу любить тебя, Эванджелина. Ты позволишь?
Позволить?.. Как будто она могла бы противиться.
Она перекатилась на спину. Его лицо нависло над ней, а растрепавшиеся волосы коснулись ее щеки. Она ощутила запах бренди, кофе, холодного ветра и соли.
Но она не отважилась ответить. Вместо этого она приподняла голову и поцеловала его в губы.
Он глухо застонал, и его темные ресницы опустились, когда губы их слились в поцелуе.
Тело Эванджелины охватил жар, и она спросила себя: "Стоит ли оставаться с ним навеки? Что ж, может, и стоит, если он будет заставлять меня испытывать такие ощущения".
Остин стащил с нее одеяло, оставив его только на ногах. А поцелуй его становился все более страстным, в какой-то момент он показался ей огненным.
Внезапно Остин отстранился, издал хриплый стон. Затем провел ладонью по ее груди и легонько сжал один из сосков большим и указательным пальцами.
Она вскрикнула - и чуть не потеряла сознание от наслаждения. А его теплая рука уже поглаживала ее по животу и по бедру. Глаза же его были полузакрыты - веки отяжелели от страсти.
- Мы поженимся, как только придем в порт, - пробормотал он ей в ухо.
- Поженимся? - пролепетала она.
- Да. Я все устрою.
- Ты… устроишь?
Он поднял на нее взгляд, в глубине его глаз пылал огонь.
- Да, устрою.
Его пальцы двинулись дальше по ее бедру; они оставляли за собой жар, и ей казалось, что огонь струился по ее жилам.
- А где мы поженимся? В церкви?
- В приходской церкви. Недалеко от моего дома. Тебе понравится.
Он коснулся ее колена, и жар тотчас перешел туда.
- Эванджелина, ты католичка?
- Нет, англиканская церковь… - выдохнула она.
- Отлично. Патер Болдуин - бывший англиканский викарий. До тех пор пока мы будем избегать дискуссий о политике, все у нас с ним будет хорошо.
"Холодно рассуждать о викариях, когда он касается моего обнаженного тела…" - промелькнуло у Эванджелины.
- Но почему мы должны избегать разговоров о политике? - Она всхлипнула, когда он провел ногтем большого пальца по складочке у нее под коленом.
- Потому что Болдуин - ужасный зануда в этом вопросе. В Америку он перебрался из-за махинаций в англиканской церкви.
Его пальцы снова двинулись по ее бедру и приблизились к горячему пульсирующему лону, увлажнившемуся от желания.
- Но ведь махинации есть повсюду, - добавил Остин.
- Повсюду?
- Да.
Он провел пальцами по завиткам волос меж ее ног. У Эванджелины перехватило дыхание, и тело ее выгнулось, приподнимаясь ему навстречу.
Его губы раздвинулись в улыбке.
- Нравится?
- О да!.. А тебе?
В темноте каюты раздался его теплый смешок.
- И мне тоже. - Остин снова погладил ее живот. - Я касался самого тонкого из шелков. В Китае я трогал нежнейший шелк. Но ничто не может сравниться… вот с этим. - Он погладил выпуклость ее груди. - Да-да, ничто не сравнится.
- Ммм… Ты, должно быть, преувеличиваешь. Моя кожа не может быть такой же, как тончайший шелк.
- Уверяю тебя, может.
Она протянула руки и раздвинула полы его льняной рубахи. Под ней не было ничего - только он сам. Его улыбка стала еще шире, когда она запустила руку туда, к его теплому телу. Мышцы у него на груди поднимались и опадали под ее прикосновениями, но при этом он оставался неподвижным - словно боялся спугнуть ее.
- А твоя кожа на ощупь как… - Эванджелина помолчала, подыскивая подходящее слово. - Она как атлас. Мне нравится прикасаться к ней.
- Мне тоже нравится, когда ты касаешься меня.
Она провела рукой пониже, по его животу. Когда же рука ее скользнула еще ниже, из горла Остина вырвался стон.
- О, Эванджелина!.. Ведь ты совершенно невинная. Даже не представляю, как раньше я мог думать иначе.
Она подняла голову и взглянула на него с удивлением:
- Но почему ты думал иначе?
- Потому что в первый вечер ты вошла сюда и принялась расстегивать свой корсаж у меня под носом.
- Мисс Адамс велела мне сделать так. Она сказала, что это привлечет твое внимание.
- О, черт!.. Да, это привлекло мое внимание. Ты была тогда обворожительной. И очевидно, ты не имела ничего против того, чтобы показать мне все свои прелести. А я был готов лишить тебя невинности… Господи, помоги мне!
- Был готов?..
- Да, разумеется. А ты разве закричала, разве ударила меня? Нет, ты пришла в мои объятия и позволила мне касаться тебя, как делаешь это теперь.
Она обвела пальцем его сосок, и он снова застонал. А ей вдруг стало интересно, почувствовал ли Остин ту же жаркую напряженность, какую чувствовала она.
Наклонившись, она провела языком по его соску, и он в очередной раз застонал.
- Прекрати, моя сирена. Ты меня погубишь.
- Погублю тебя? - Она откинулась назад и провела пальцами по его животу.
Остин схватил ее за руку.
- Позволь мне, моя сирена…
- Что именно?
Вместо ответа он наклонился над ней и лизнул ложбинку между ее грудей.
Она громко застонала, теперь по-настоящему осознав, что такое огонь страсти. А он лизнул ее сосок, затем легонько прикусил его.
Эванджелина вскрикнула и упала навзничь на койку. Остин тотчас же лег на нее и снова прикусил ее сосок.
"Ах, я, наверное, сошла с ума, если мне это нравится", - подумала Эванджелина. Она выгнулась дугой и простонала:
- О Боже, Остин…
Его губы коснулись ее груди.
- Ты хотела что-то сказать?
- Я… Мне хотелось бы поехать в Китай.
Он поднял голову. Глаза его сверкали как темное пламя.
- Да?.. И что бы ты там делала?
- Не знаю. Все, что ты скажешь, думаю.
Он опустил голову и провел языком по ее животу.
- И я был бы там с тобой?
Она прерывисто вздохнула, когда его язык скользнул ниже.
- Если мы собираемся пожениться, то сомнительно, что я могла бы сбежать в Китай без тебя, правда ведь?
Остин снова поднял голову.
- Когда я женюсь на тебе, я не буду спускать с тебя глаз.
- Но…
- Но - что? - Голос его стал суровым.
- Это будет довольно непрактично, разве нет? То есть я хочу сказать… Если ты захочешь снова поступить на корабль, тебя же не будет рядом, чтобы наблюдать за мной, верно? Если только ты не возьмешь меня с собой. - Она искоса взглянула на него. Взглянула с тайной надеждой.
- Конечно, не возьму. Одного рейса с тобой, сирена, достаточно, чтобы свести с ума любого мужчину.
Он опустил голову, вновь обжигая ее своим дыханием и своими ласками.
О, ей этого не вынести! Сердце Эванджелины бешено колотилось, а дыхание стало прерывистым.
Он лизнул ее лоно, и она пронзительно вскрикнула, но тотчас зажала рот ладонью. Он же не собирается продолжать?.. Его ласки воспламенили ее, и она… Ах, она такая порочная!
Но Остин продолжил ее ласкать, и она, ухватившись за простыню, тихонько всхлипнула.