Артем улыбнулся и легонько тронул рукой темные волосы. То, что он считал умершем, то, чему уже никогда не дано было вырваться наружу, вдруг ожило и замерцало в душе теплым светом. Нет, это была не любовь к Давиду. Он просто снова начал замечать красивое. Вчера это была музыка и стоящая в голубом платьице Зойка. Сегодня спящий Давид. Родители старались развить в нем любовь к прекрасному. Музеи, концерты классической музыки, спектакли. Глупый юный Артем сопротивлялся, не понимая, зачем ему все это. Но потом это самое прекрасное захватило его. Оно заполнило его своей чистотой, и он уже не смог оставаться к нему равнодушным. Авария убило в нем все. И чувство прекрасного тоже. Он перестал слышать музыку в картинах и перестал видеть картины в музыке. И вот теперь, любуясь спящим другом, он слышал музыку. Светлую и немного грустную. В его душе тихо играла скрипка…
- Ты шо? - открыл один глаз Давид.
- Ничо, - пожал плечами Артем. - Но лезть к тебе с поцелуями мне все равно не хочется.
Он широко улыбнулся, шлепнул ладонью друга по лбу, надел футболку и штаны, сунул босые ноги в ботинки и вышел из комнаты.
Розы на кухне не было. На столе стоял остывший чай и два куска белого хлеба с тонким слоем масла. Артем подошел к комнате Розы и Евы, стукнул два раза в дверь и, не дожидаясь ответа, отрыл ее.
Артем уже бывал в этой комнате. Обстановка в ней была такая же скудная, как и в остальных помещениях. Две панцирные кровати, застеленные лоскутными одеялами, трюмо без зеркала и небольшой сундук. У кровати, где спала Роза, стояла старая Зингеровская швейная машинка.
Ева была ровесницей Розы, но казалась совсем старухой. После смерти мужа она немного сошла с ума и теперь почти не выходила из своей комнаты. Целыми днями она сидела, уставившись в серую стену, и молчала. Роза кормила ее, расчесывала ее седые кудрявые волосы, стирала и меняла белье.
Ева, как обычно, сидела на кровати и не реагировала на вошедшего Артема. Роза, стоящая у своей швейной машинки, вздрогнула и, отвернувшись, вытерла лицо передником.
- Тет Роз, ты чего? - Артем остановился у двери.
- Ай вей ме, - запричитала Роза, обхватив голову руками, - сломалась… Машинка сломалась! А в починку ее отдавать дорого стоит. А я ведь работаю за ей.
- Ты не ори давай, - насупился Артем. - Денег нет?
- Есть денег, - Роза перестала причитать так же резко, как и начала. - Я их отложила Додику на тапочки парусиновые и рубашку на выступление, - Роза снова завыла, - и как я теперь работать буду-у-у?
- Так, хватит орать! - рявкнул Артем. - Иди-ка лучше умойся, а я тут немного поколдую.
Роза всхлипнула, послушно встала и, вытерев лицо руками, вышла из комнаты.
Артем быстро разобрал механизм и нашел причину, которая мешала его работе. Ей оказалась тонкая игла, застрявшая в шпульке. Артем вынул ее, смазал механизм машинным маслом из железной лейки, собрал все обратно. Вытерев руки об штаны, он довольно улыбнулся.
- Ну шо? - в комнату вошли Роза и Давид.
- Шо, шо… Принимай работу, хозяйка, - Артем крутанул колесо, и машинка весело застрекотала.
- Темочка-а-а, - снова завыла Роза. - Спасибо тебе, родненький… - женщина подошла к Артему и мягко, по-матерински погладила его по отросшим волосам.
- Да ладно, - Артем смущенно дернул плечами, пытаясь увернуться от руки, - все равно я для вас гой.
- Та какой же ты гой, - женщина внимательно посмотрела ему в глаза, - я ведь так говорила, потому что мине страшно было. Предчувствие. Не знаю, как объяснить. Я как увидела тебя рядом с Додиком, у меня сердце упало. Думала, к беде, но сейчас знаю - это Бог тебя нам послал.
"Ну, не совсем Бог, - подумал Артем. - Но в чем-то ты права, тетя Роза", - а вслух добавил:
- Пойдемте завтракать. Потом дядя Фима просил ему кровать поправить. И курям нужно еды дать. Так что быстро хаваем, и делами заниматься!
Хотя по еврейским традициям Шаббат и считался священным днем, в который любая работа запрещена, весь барак был занят делами. Погода стояла хорошая, и трава росла быстро, грозясь забить нежные ростки зелени, лука и моркови. Куры тоже, несмотря на священный праздник, просили есть, громко кудахтав на насестах.
Ровно в пять мужчины барака гуськом потянулись по узкой дорожке в сторону деревни. Местный конюх, дед Тихон, давно выстроил себе добротную баньку. Война обошла это строение стороной. Коней съели в голодный год, хозяйство загнулось, дом покосился, а вот банька так и осталась стоять на берегу извилистой речки. Тихон стал пускать в баню "гостей". Сначала он разбирал и сжигал в бане остатки когда-то большой конюшни. Потом бизнес пошел в гору, и он стал позволять себе покупать дрова. Правда, вход в баню стал не рубль, как раньше, а десять рублей с носа.
Артем для порядка возмутился, когда Роза сунула ему в руку десять рублей, но та погладила его по голове и, поцеловав в лоб, шепнула на ухо:
- Заслужил.
Первыми в баню всегда шли мужчины. Они ловили самый жар, который женщины не терпели. По стенам бани шли в два ряда полати, выстланные обрезками старого ковра. В углу стоял большой котел, внутри которого горело пламя. Внизу он был обложен булыжниками, на которые плескали из ковшей воду с травами. Ближе к двери располагалось место для мытья. Там на стене висели шайки, а на двух скамейках лежали серые мочалки и куски самодельного мыла.
Артем вышел в предбанник и хлебнул из ковша холодной колодезной воды.
- Уф! Ну и жара, - Давид, вышедший следом за ним, взял из его рук алюминиевый ковш и тоже сделал несколько жадных глотков.
- Давай отдышимся и по третьему заходу, - предложил Артем, садясь на лавку.
- Тем, тока не ругайся, - Давид сел рядом с ним на лавку, - дай свой посмотреть. Я в жизть не видал необрезанного.
- Опять начинаешь? - нахмурился Артем.
- Просто любопытно, - Давид смотрел на него отекшими и красными от жара глазами. Артем хмыкнул, но отнял руки от причинного места. - Ого! - покачал головой Давид. - А головку не больно открывать?
- Не больно, - Артем взял свой член и, отодвинув кожицу, обнажил розовую головку.
- А дай я так сделаю, - потянулся Давид.
- Охренел, что ли? - рыкнул на него Артем. Давид испуганно моргнул и убрал руку. - Слушай… А я ведь обрезанный тоже не видел.
Давид хитро улыбнулся и, откинувшись спиной к стене, раздвинул ноги.
- С-с-с… - присвистнул Артем. - Не слабо так у тебя выросло. Слушай, а обрезание - это больно?
- Я не помню. Мне было восемь дней от роду. Мама говорила, шо его делали дома, потому что синагогу тогда закрыли. Мохел оттянул кожицу, и чик, - Давил сдвинул указательный и средний палец, как ножницы. - Мама говорит, что я даже не плакал.
- Ой-й-й… - Артем передернул плечами. - Зато у тебя теперь головка не такая чувствительная.
- Зато у меня риск подцепить заразу меньше. И мой больше, чем у тебя, - Давид подмигнул Артему и толкнул его плечом.
- Зато я своим девок пробовал, а ты целка, - Артем потрепал Давида по мокрым кудрям.
В этот момент из парилки выскочили мужики и, потолкавшись у двери, побежали к речке.
========== Глава 14 ==========
Роза поставила на стол тяжелую сковородку с жареной картошкой. Артем достал с полки три стакана и три вилки. Женщина вынула из ведра с холодной водой бутылку молока и разлила его по стаканам. Увидев, что в свой стакан Роза налила меньше половины, Артем отлили молоко из своего и бросил строгий взгляд на Давида. Тот кивнул и тоже отлил молоко в стакан матери.
Наевшись, Артем откинулся на стенку и похлопал по своему животу ладонями. Давид, покосившись на него, сделал то же самое.
- Теть Роз, - обратился Артем к женщине, - а расскажи о себе.
- Та шо рассказать? - Роза обмыла кипятком из чайника стаканы и вылила остатки горячей воды в сковороду.
- Ну, как росла, про отца Давидкиного, - уточнил Артем.
Женщина вытерла мокрые руки об передник, поправила упавшую на лоб седую прядь, села на скамейку и начала рассказ:
- Я родилась в девятьсот первом годе. Ох, так давно, таки подумать страшно. Наша деревня небогатаю была. Отец починял обувь, мама, как и я, швеей была. Нас, дитев, было семеро. Три старших брата, я и исчо три сестренки. Бедно жили. Када революция случилась, а за ней гражданская война, в нашу деревню вошла красная армия. Это был большой отряд красноармейцив под предводительством Якова Абрамовича Готберга. Отец сразу понял, шо я приглянулась красному командиру Готбергу, и сосватал меня за него, - женщина посмотрела в окно и улыбнулась. - Яков Абрамович был старше меня на двадцать лет. Он был образованный, с хорошими манерами, та и ко мне относился хорошо, по-доброму. В обчем, повезло мне с мужем. Мы год помикались по обозам и палаткам. Потом, после войны, Якова Абрамыча назначили командиром военного гарнизону на граници с Польшей. Вот там и настигла нас беда. Бандюганы решила перейти границу. Яков Абрамович со своими солдатами пытался остановить их, но в перестрелке был ранен. Врачи в городе несколько часов сражались за его жизнь, но не смогли его спасти. Так я стала вдовой.
Роза вздохнула и задумчиво потерла пятно на столе подолом передника.