Выяснилось, что все они – Шиповский, Воробьев, Дима и даже Гоша не то учились в одной школе, не то жили в одном дворе где-то в районе Фрунзенской.
– Вы что, так и общаетесь всем классом? – спросил Антон, чтобы как-то поддержать беседу.
– Да нет, – сказал Дима, – я о большинстве народу вообще ничего не знаю.
– Ты вообще – отрезанный ломоть, – сказал Шиповский, – ты даже на похороны Милы Аксаланц не пошел.
– Какая Мила? – заинтересовался Антон, – та, которая…
– Да, под машину бросилась, как раз недалеко от школы. А ты ее знал?
– Да нет, – Антон смутился, – знакомый рассказывал… а чего это она?
– Она всегда была странная, ни с кем не общалась. У нее с Аленой Селезневой была какая-то своя игра… в какое-то королевство… вот Димка, кажется, рассказывал.
Дима пожал плечами.
– Что-то не припоминаю… Алена вроде говорила что-то, но я забыл уже все.
«Надо будет Горскому рассказать, про королевство», – подумал Антон, и в этот момент снова появился Гоша. Ни к кому не обращаясь, он выматерился свистящим шепотом и отхлебнул чаю из антоновой чашки.
– Чего случилось-то? – спросил Дима.
– Два месяца пасу коммуналку, – объяснил Гоша, – все согласны на все, одна баба хочет переехать с доплатой в тот же район, в двушку. Спрашиваю: «Деньги-то есть?» Отвечает: «Да». Ищу варианты. Один, другой, десятый. Коммуналка очень хорошая, на Кропоткинской, в переулке. Наконец – нашел. Клиентка довольна, все остальные жильцы уже устали ждать и тоже готовы. На той неделе – подписывать и платить. И тут она приходит и говорит, что денег нет. Вышла, мол, осечка. Рабинович сейчас сидит с ней, пытается понять – все совсем накрылось или еще есть шанс. Поеду вечером в «Армадилло», расслаблюсь по полной программе.
Выпалив все это на одном дыхании, Гоша вылетел с кухни. Антон, подхватив свой рюкзак, засобирался следом.
– Номер-то подаришь? – спросил он Шиповского.
– Даже на презентацию позову, – ответил тот, – как бы вместо Горского. Полномочным представителем.
Антон вышел в коридор. Гоша как раз закрывал дверь за очередным ушедшим клиентом.
– Успеха тебе, – сказал ему Антон. Тот, открывая дверь, кивнул – скорбно и сосредоточено.
Под металлический лязг за спиной, Антон повернул на лестницу – и сразу увидел в проеме подъездной двери знакомый силуэт. Имя он крикнул вполсилы, как-то даже неуверенно, но Лера услышала и обернулась.
Второй лепесток
Нордман разлил портвейн по стаканам.
– Это, конечно, не вдова Клико, но тоже неплохо, – сказал он, подкручивая воображаемый ус.
Настоящие усы у Нордмана только начали появляться: над верхней губой или, точнее, под носом, чернел пушок, который можно было уже брить, но уж, конечно, не завивать.
– За прекрасных дам! – и Нордман поднял стакан.
Прекрасных дам, собственно, было две – Женя и Лера. Кавалеров изображали Андрей Альперович, Нордман и Володька Белов. Родители Альперовича уехали на дачу, и на радостях Нордман и Белов постановили устроить у него пьянку в честь грядущего открытия Олимпиады. Предполагалось, что они вместе готовятся к вступительным экзаменам, и потому бывшие одноклассники надирались свободно. Взяли два портвейна и три «Фанты» – ядовито-оранжевой новинки этого лета. В последний момент Нодман позвонил Лерке, а та позвала подругу, зная, что Женька, хоть пить и не будет, но придет: во-первых, ее родителей все равно нет в Москве, а во-вторых, у нее свой интерес.
Допивали уже вторую бутылку портвейна. Альперович изображал хозяина дома – впрочем, с каждым стаканом все менее уверенно, – Белов уговаривал Лерку потанцевать, а Нордман возился с «Электроникой 302»: подкручивал ручку «тембр», пытаясь добиться какого-то особенного звука.