Многие ученые отдавали дань буддийской музыкальной культуре, которая, как они выявили, объединяла "в течение веков сложившуюся традицию и музыкальную письменность", "систему подготовки кадров", "методику владения техникой игры на отдельных инструментах" и "производство этих инструментов". Непосредственное отношение к буддийской музыкальной культуре имело исполнение молитвы, определенное как "завершенная, стоячая, вызубренная (но очевидно, совершенная) форма молитвенных текстов", которая "превратилась в религиозную оперу, с точной мелодией… оркестровыми номерами… учтенным аккомпанементом инструментов… сольным и хоровым речитативом". Отмечалось, что в буддийской культуре "отношение к музыке сознательное, и словопроизношение превращено в рационально обработанный акт".
Некоторые государственные и общественные деятели, в частности сам председатель СНК Бурят-Монгольской АССР М. Н. Ербанов, считали необходимым "использование всего того, что имеется полезного в ламаизме, для развития национальной культуры" с целью "сделать все богатство искусства дацанов достоянием широких масс". Дамбинов, высказывая в общем отрицательное отношение к буддизму, отмечал, что ламское искусство – это "куски ценностей, которые нужны и для нашего строительства". Он предлагал осуществить "специальное изучение и разработку вопросов дацанского искусства в целях использования, а также привлечение художников дацана… к общественно-полезному искусству". С. Боннар восхищался архитектурой, скульптурой и живописью дацанов, организацией зрелищ, отмечая, что советским театральным режиссерам "было бы чему поучиться у лам". Б. Бадрино указывал на то, что дацанский театр – это "поучительный урок для деятелей искусства". Он призывал "заставить" ламский окрестр "если это технически возможно, говорить нашим советским языком, революционными мотивами".
В то же время другие ученые Института культуры из Бурят-Монгольской АССР предлагали "отстраненное" изучение ламского искусства, без цели его дальнейшего использования. В 1927 и 1929 гг. институт предпринял научные экспедиции по изучению дацанского изобразительного искусства. В 1929 г. руководством института были намечены сбор "музыкальных материалов путем нотной и фонографической записи… дацанских музыкальных мелодий", "подготовка к печати материалов экспедиционных работ 1927 и 1929 гг.", "разведочные поездки" с целью "изучения дацанского изобразительного искусства методами копирования и фотографирования". В принятом в 1930 г. пятилетнем плане работы института было отведено место изучению "дацанского изобразительного искусства", предложенному в двух вариантах: "Если… целью будет признано создание специального музея в результате отбора и регистрации всех художественных ценностей дацанов, – в течение трех лет силами одного-трех художников будет произведен беглый осмотр по возможности всех дацанов (с ежегодным охватом 8-10 дацанов)", "если же проект организации музея будет отложен… выбрать отдельные пункты работы, в которых, на основе имеющихся сведений, можно ожидать наличия интересного художественного материала". Институт культуры предлагал направить экспедицию в составе нескольких художников для ежегодной работы в одном-двух дацанах, "учитывая все заслуживающее внимания, копируя наиболее интересные образцы". Таким образом, предполагалось, что "в процессе работы будет создан набор экспонатов и проведено углубленное изучение материалов".
В итоге победила точка зрения, что буддийское искусство для Советского государства является чужеродным и даже более опасным, чем буддийская философия, так как, по мнению антирелигиозников, не через философию, а именно через искусство, "по преимуществу призванное поражать и устрашать", ламы осуществляли "свою одурманивающую роль". В частности, считалось, что дацанская музыкальная культура "была одним из значительных звеньев в общей системе отравления сознания трудящихся масс и угнетения их при помощи буддийского религиозного учения". Было выявлено, что "основная идея психологического воздействия через музыку" ламством "осуществляется двумя путями" – во-первых, "системой гипнотизирующих утомительных ритмов и интонаций притупить сознание и волю" и, во-вторых, "внешней пышностью оркестра, большой научностью и довольно значительным богатством тембровых красок поразить воображение… державшегося в невежестве степняка". Советские исследователи делали вывод, что "неискушенному сознанию… весь этот комплекс… наносил значительную "религиозную травму"".
Пропаганда говорила о "классовой сущности" ламского искусства, так как якобы "оно проводит в сознание населения идеи, угодные духовным феодалам, какими по существу являются дацаны". Отмечалось, что с помощью буддийской культуры "классовый враг трудящихся стремится удержать их под своим влиянием". Например, одной из целей организованного ламами "массового представления" на Сурхарбане было объявлено то, что "кулачество и ламство всевозможными ухищрениями… стремится задержать приток бедняков-индивидуалов в товарищество".
Изучать дацанское искусство "как искусство религиозное" предписывалось лишь с целью улучшения борьбы с ним. Ставилась задача "развенчать" это искусство и путем его "преодоления" и "отчасти использования его приемов… построить новые художественные формы". Достигнуть "развенчания" предполагали "путем изучения и анализа дацанских художественных образов под углом… воздействия их на психику верующих с целью дальнейшего использования тех же факторов с иной установкой" – для ведения антирелигиозной пропаганды.
Таким образом, с середины 1920-х годов государственная политика была направлена на всемерное противодействие влиянию буддийской культуры и встречное развитие "социалистической культуры", которое проходило с серьезными затруднениями. Власти обвиняли в этом "сильное распространение ламаизма… как института по насаждению не только религиозного мировоззрения, но и экономической эксплуатации бурят-монгол". Утверждалось, что буддийская культура – это "фактор, отрицающий и не могущий не отрицать социалистическую культуру". Считалось, что новая культура "перерастает и должна перерасти ламаизм, подобно тому, как социализм перерастает и уничтожает капитализм".
Особенно важным для власти стало противодействие положительному и даже просто терпимому отношению к буддийской культуре в государственных и партийных органах, а также среди интеллигенции. В августе 1926 г. IV пленум Бурят-Монгольского обкома ВКП(б) осудил "стремление… к насаждению национальной культуры через дацаны путем своеобразного культивирования и сращивания духовной (ламаитско-буддийской) культуры со светской национальной культурой". Отдельное внимание уделялось пресечению открытия представительств советских, кооперативных и прочих учреждений при дацанах – намерений вполне здравых, учитывая почти полное отсутствие оседлых населенных пунктов.