Двое работников с натугой вывернули камень из пола и сдвинули в сторону. Они ухмылялись, и я поняла, что они слышали наш разговор. Уж не воображают ли они себя подобиями Аполлона? У одного была волосатая спина, и он больше смахивал на Пана, а другой, коротышка с длинными руками, и вовсе напоминал обезьяну.
Едва удерживаясь от смеха, мы поспешили прочь из зала и лишь за дверью, привалившись к стене, скорчились от беззвучного хохота.
Я сказала:
- Это напомнило мне о моей обезьянке Касу.
Хармиона смеялась до истерики.
- Я серьезно. Где она?
- Я думаю… наверное… она в комнате Ирас, - с трудом выдавила из себя Хармиона. - Они, кажется, подружились.
Мы стояли на ступеньках дворца, что вели прямо к царской гавани. Прямо над головой летали чайки, белевшие на фоне синего неба.
- Давай покатаемся на лодке, - вдруг предложила я. Погода была слишком хороша, чтобы сидеть дома. - Конечно, не гонку устроим, а так, отдых. Чтоб расслабиться да любоваться красками моря и неба.
Лодок в моем распоряжении имелось много, от маленькой прогулочной яхты до точной копии древней ладьи фараонов. А вот возможностью получать удовольствие от водных прогулок я была обязана собственной решимости и силе воли - едва ли не самым ценным чертам моего характера. Воля поможет, если нас покинет талант, вдохновение и даже удача. Но когда нас покидает воля, все пропало: мы действительно обречены…
Хармиона загорелась.
- Я никогда не каталась на фараоновой ладье! - воскликнула она. - У которой нос в форме лотоса.
- Ну, ее и возьмем.
Мы спустились по широким, мягко закруглявшимся мраморным ступенькам - как в театре, где ряды сидений располагаются один над другим. На дне сквозь прозрачную чистую воду виднелись камни и яркие анемоны. Подальше, в открытом море, океан накатывал на основания маяка и разбивался, вздымая высокие валы, увенчанные искрящимися плюмажами невесомых брызг.
В тот момент я решила, что обязательно закажу для Венеры Цезаря парную мозаику. На ней будет изображена вот эта сцена: Александрийская гавань в погожий летний день.
Царские суда пребывали в постоянной готовности, так что ждать нам не пришлось. Капитан принялся отдавать распоряжения, а Хармиона ахнула, поднявшись по разукрашенным сходням на палубу.
- Ой! Она настоящая?
- Если ты имеешь в виду, настоящее ли дерево и золото, то да, она настоящая, - ответила я, поднявшись за ней следом.
- Я хотела сказать, что это чудо, в истинном смысле слова.
- Эти ладьи делали для фараонов. Во всяком случае, меня уверили, будто они путешествовали по воде только таким манером.
Да, они возлежали на ложах в тенистых павильонах из древесины кедра; их обмахивали драгоценными опахалами на длинных ручках, если ветра не желали дуть; они опирались на золоченые перила.
- Идем.
Я повела Хармиону в павильон, где мы опустились на подушки.
Слуга в набедренной повязке, вороте-ожерелье и древнеегипетском головном уборе появился невесть откуда, как по волшебству, и подал прохладительные напитки.
Мы отчалили. Гребцы молча налегали на весла с серебряными лопастями, ладья мягко покачивалась в теплой воде.
Море, именно море придавало величие Александрии. Оно приносило богатства мира к нашим дверям и давало нам могущество. Я должна немедленно, безотлагательно приступить к восстановлению флота. Пока же единственная наша защита - римские легионы, оставленные Цезарем. Стоит им уйти или повернуть против нас по приказу кого-то из римских вождей - возможно, одного из убийц…
Этот ясный день так манил к себе, потому что был беззащитен.
В тот день я чувствовала себя окрыленной, но к вечеру меня снова стали одолевать мрачные мысли, подобно птицам, возвратившимся в гнезда. Неужели мне никогда не избавиться от пелены уныния, которая пришла на смену окутывавшей меня прежде любви Цезаря? Тоска обретала особую силу с наступлением сумерек. Я стояла и смотрела, как появляются звезды. Первой, конечно, зажглась Венера, потом и другие. А ведь точно так же, в этом самом саду на крыше, мы с Цезарем любовались звездами вместе. Тогда он показал мне Орион, свое любимое созвездие, и рассказал историю…
Теперь, хотя звезды светили точно так же, небо казалось суровым и пустым. Я отвела взгляд и заставила себя пойти к рабочему столу в соседней комнате, где меня поджидала целая стопка книг учета казны. Порой цифры расплывались у меня перед глазами, и вовсе не из-за мерцания масляных светильников.
Даже когда мои мысли поглощали эти столбцы цифр, позади них таились неизбывная грусть и уныние. Поэтому я обрадовалась возможности отвлечься, услышав, что Эпафродит просит принять его по важному делу.
Он стал извиняться за поздний визит.
- Это не имеет значения, - сказала я, отложив папирусы. - Как видишь, я работаю. Сам знаешь, у правителя рабочий день не заканчивается с заходом солнца. Когда еще корпеть над документами, как не ночью?
Снаружи, в теплой александрийской ночи, люди гуляли по улицам, пели, смеялись, выпивали, в то время как их царица сидела взаперти, зарывшись в счетные книги.
- Значит, мы с тобой поймем друг друга, - улыбнулся он. - Моя жена не одобряет моей вечной занятости, но наслаждается ее плодами.
В первый раз он позволил себе замечание личного характера. Значит, он женат. Есть ли у него дети? Но расспрашивать я не буду, подожду, пока он расскажет сам.
- Я принес полные отчеты о содержимом трех новых складских помещений, построенных взамен разрушенных пожаром. Мы сделали полки поуже, чтобы все, проходящее по описи, было на виду. Так легче проверять, да и следить за крысами.
Он с гордостью вручил мне свитки.
Я ждала. Странно, что он лично пришел с отчетами в столь поздний час. Документы можно было отправить в любое время с посыльным.
- А еще я хотел бы сообщить кое-что, о чем услышал от одного из прибывших сегодня капитанов.
Значит, я не ошиблась.
- Да?
- Это не официальные сведения - лишь слухи, дошедшие до того человека. Но, по всей видимости, убийцам пришлось покинуть Рим. Куда они направились, остается догадываться. Наследник Цезаря прибыл в Рим, чтобы затребовать свое, но получил от Антония резкую отповедь. Поговаривают, будто Антоний встретил его так нелюбезно, потому что растратил большую часть денег Цезаря и не хотел отчитываться в этих тратах.
- Антоний растратил большую часть денег Цезаря? А ведь правда - Кальпурния передала деньги Антонию, чтобы до них не добрались убийцы.
- Но молодой человек не отступился. Он от своего имени нанял Цицерона, и дело приобрело скандальную известность. Ясно, что Антонию придется с ним договариваться, но на каких условиях, пока не ясно. Также непонятно, кто сейчас на самом деле правит Римом.
Кому, как не Антонию, следовало знать, что в отношениях с Октавианом ни в коем случае нельзя демонстрировать пренебрежение? Если человек так молод и его положение так неопределенно, он особенно нуждается во внешних проявлениях уважения.
- Значит, сейчас там царит хаос?
- В данный момент - да, - подтвердил Эпафродит. - Но что будет, если убийцы сбегут на Восток и обоснуются здесь? Это опасно.
- Хорошо бы, чтобы они так и поступили. Тогда мы сумеем их уничтожить.
- Какими силами? Уж не римских ли легионов, расквартированных у нас? А если солдаты переметнутся на сторону убийц?
- Я тоже думала об этом, - сказала я. - Египту в первую очередь необходим сильный флот. Нужно приступать к строительству.
Эпафродит улыбнулся. Кажется, он был несколько удивлен, но доволен.
- Верная мысль.
- Я как раз хотела поговорить с тобой о закупках корабельного леса. Как мне известно, ты ведешь дела с сирийцами.
- Да, верно.
Он казался загадочным - такой образованный и утонченный, притом чрезвычайно энергичный и изобретательный. Да еще с двумя именами.
- Госпожа, прости, если я говорю лишнее, но ты выглядишь удрученной, - неожиданно промолвил Эпафродит. - Могу я чем-нибудь тебе помочь?
Я не ожидала услышать такого, и это отразилось на моем лице. Но я почувствовала признательность за его внимание.
- Только если ты сумеешь повернуть время вспять и стереть уже случившиеся события, - ответила я как можно деликатнее.
- Подобные деяния за пределами возможностей человека, - сказал он. - Такое под силу одному Богу, но и Он этого не делает. Однако Он дарует утешение. Наше Писание полно вопросов к нему, и Он отвечает нам в стихах. И любовь, и измена - все там есть.
- Расскажи мне еще, - попросила я его, как ребенок - сведущего наставника.
- В нашей главной книге есть такие стихи: "Враги мои говорят обо мне злое: "когда он умрет и погибнет имя его?" Все ненавидящие меня шепчут между собою против меня, замышляют на меня зло. Даже человек мирный со мною, на которого я полагался, который ел хлеб мой, поднял на меня пяту"
Да. Именно так все и было у Цезаря.
Эпафродит продолжал:
- "Ибо не враг поносит меня - это я перенес бы; не ненавистник мой величается надо мною - от него я укрылся бы; но - ты, который был для меня то же, что я, друг мой и близкий мой"
Таков оказался Децим - родич и ложный друг, названный Цезарем в числе своих наследников. Тот самый, кто выманил Цезаря в сенат.
- Я должна познакомиться с вашей священной книгой, - сказала я. - Похоже, в ней и впрямь содержится великое знание о человечестве. Понимание способно облегчить печаль.