Именно к ней сейчас и прикован взгляд Крейга. На мне свободная голубая футболка и летящая юбка в пол. Абсолютно консервативно. Видно только мои руки и шею. И все равно Крейг не может оторвать взгляд от моей груди. Меня тут же это раздражает. Он подходит ко мне совсем близко, так, что я чувствую запах пива в его дыхании и вижу вожделение в его глазах.
- Давай же, Грей, покажи мне свой танец, - Крейг кладет руки на мои бедра.
Я замерла, потому что никто никогда так до меня не дотрагивался. Как мне ответить? Часть меня это нравится, но другая часть меня понимает, что это грешно. Похотливому грешнику в моей душе нравится это.
Резко вдохнув, я вырываюсь из его цепкой хватки:
- Это вряд ли, Крейг.
Он смеется, словно я заигрываю с ним. Он следует за мной, напирая, находясь вплотную ко мне. До того как я успеваю сообразить, его рот соприкасается с моим, я чувствую кислое пивное дыхание со слабым запахом его тела. Мимолетная секуда контакта, и я сопротивляюсь. Я отталкиваю его, чуть не падая назад, и с силой даю ему пощечину. Ничего не сказав, я убегаю в дом и закрываю за собой передвижную стеклянную дверь во внутренний дворик.
Через открытое окно мне слышен голос Дэвин:
- Она не такая, Крейг. Не трогай Грей Амундсен. Ты что, не знаешь, кто ее отец?
- Кто? Почему я должен знать? - слышу я его ответ.
- Эрик Амундсен. Пастор Современной Баптистской Церкви Макона.
- Это не та огромная церковь на семьдесят пятом шоссе?
- Да. Это его отец. Она дочь пастора. Она не та девушка, с которыми развлекаются на вечеринках. Так что забудь. Забудь про нее.
- Отстой, - бормочет Крейг, - она потрясающая.
- Ну, она не для тебя. Иди, подкатывай к Аманде.
Крейг смеется:
- Да, конечно. Каждый парень в Маконе младше двадцати пяти трахнул Аманду. Я к ним не присоединюсь.
Дэвин тоже смеется:
- Значит, ее легко заполучить, верно?
- Легко заполучить герпес, ты хочешь сказать, - я слышу перемену в его голосе. - А что насчет тебя, Дэв? Какая ты девушка?
Дэвин не сразу отвечает. Не могу поверить, что она купилась на такую хитрость, но ее голос стал низким и хриплым:
- Принеси мне выпить, и тогда, может быть, узнаешь.
Я направляюсь в дом, не желая больше слушать.
Я пропускаю следующую вечеринку у Дэвин, думаю, она понимает, почему. Тот разговор, правда, все лето не выходит у меня из головы. Я недоступная девушка. Я - дочь пастора. Я недоступная не из-за того, что они уважают мои взгляды на брак, или из-а того, что я такая, а из-за папы. Дэвин была права в том, что я не такая девушка, но это не значит, что я была так уж против приставаний Крейга, - по крайней мере, пока он не набросился на меня с поцелуем. Мне понравилось быть желанной.
* * *
У меня было много дополнительных занятий в первые три года в старшей школе, поэтому в выпускном классе в моем расписании оказалось много окон, в которые я ходила на факультативы. Я пытаюсь выбрать те занятия, которые интересуют меня, но там нет ничего подходящего. Я уже пробовала заниматься фотографией, актерским мастерством, журналистикой и танцами. Я не хочу идти на них снова, кроме, возможно, актерского мастерства. Было весело выходить на сцену, притворяться и играть. Еще веселее было смотреть на других. Каждому из нас даже разрешили поставить собственную сценку, и с этим я блистательно справилась.
Семестр пролетает незаметно. Большая часть уроков скучные, трудные и унылые. Все, кроме занятия по кинематографии. Мы смотрим фильмы, анализируем их, обсуждаем кино, операторскую работу, причины, из-за которых для каждой сцены требуется целый десяток дублей. Что-то в этом цепляет меня. Слушать, как мистер Роковски рассказывает о съемках таких фильмов, как "Призрак" и "Грязные танцы", о том, каково это - быть частью чего-то такого важного, культового... Мне нравится это, нравится каждая история, которую он рассказывает. Я упиваюсь фильмами. Мне нравится видеть, сколько всего есть в кинокартине, что может заставить тебя переживать, вроде музыки на фоне или угол съемки, или как камера переходит с одного персонажа на другого. Это манипуляция со светом, звуком и чувствами. Каждый фильм - магия. Это прямо как танец для меня. Когда я танцую, я теряю себя. Я могу быть кем угодно, делать что угодно. Я могу говорить, что думаю, чувствую. С фильмами я могу потеряться в другом мире, в жизни других людей с проблемами, отличными от моих.
В конце последнего дня в семестре мистер Роковски отводит меня в сторону.
- Грей, я лишь хотел сказать, как приятно было видеть тебя на наших занятиях в этом году. Каждый раз наши уроки пробуждают что-то в учениках, и это моменты, ради которых я живу. Я преподаю кино, потому что это то, что я знаю и люблю, но когда мне удается показать ученику всё волшебство кинематографа, то это лучше всего, - он достает из портфеля брошюру. - Я преподаю в киношколе "The Film Connection". Это университет кинематографии с филиалом у нас в Маконе. Там потрясающая программа, которая обучает всему, что есть в киноиндустрии. Можно пройти процесс создания собственного фильма, что потом поможет наладить связи с голливудскими продюсерами. Я считаю, что ты подходящий кандидат на этот курс. Тут есть, над чем подумать. Ты также можешь поступить на заочную программу. Я могу написать рекомендацию.
Во мне расцветает надежда.
- Это настоящая киношкола?
- Абсолютно. Это отличный шанс набраться опыта и завести связи в киноиндустрии.
- Меня научат, как снимать настоящее кино? Взаправду? - мне так этого хочется, но тут я вспоминаю про папу. - Мой отец не разрешит, - отвечаю я мистеру Роковски.
- Почему нет?
Я пожимаю плечами в нежелании объяснять.
- Он... очень строгий. Он не одобряет Голливуд.
- Но ты хочешь этого? Я имею в виду, что, если ты получишь грант на обучение? Это реально. У меня есть связи. Ты показала настоящую страсть к кино в этом семестре, Грей. Я думаю, ты далеко пойдешь.
Я качаю головой:
- Я подумаю об этом. Я бы хотела, правда. Но... я знаю моего отца.
Мистер Роковски потирает лицо рукой, его карие глаза пристально смотрят на меня, и он отводит взгляд.
- Твои отношения с отцом - твое личное дело. Просто подумай об этом, хорошо? Ненавижу, когда талант растрачивается впустую.
Я думаю об этом... о боже, конечно, я думаю об этом. Я сижу за столом на кухне, вертя карандаш в руках. Я работаю над моей собственной идеей для фильма, пишу сценарий и придумываю сюжет. Я пытаюсь поговорить об этом с мамой, но она не считает это хорошей идеей.
- Ты знаешь папу, Грей. Голливуд аморален, и киноиндустрия полна акул. Тебе придется совершать множество грязных вещей. Это прославление всех грехов нашего общества.
Она буквально цитирует папины слова.
- Не думаю, что ты действительно думала заниматься этим, солнце. Продолжай танцы. Найди себе хорошего, благочестивого мужа.
- Ты хочешь сказать, пастора, чтобы я стала, как ты.
- И что в этом плохого? - резко спрашивает мама.
- Ничего, но это не то, чего я бы хотела. Я люблю кино. Я люблю танцевать, но мне нравится заниматься этим для себя. Я не хочу стать профессиональной танцовщицей, так как это уже не будет приносить удовольствие. Я хочу сделать карьеру в кино.
Я не хочу быть женой пастора. Я думаю об этом, но не произношу вслух.
- Я не думаю, что это возможно, милая, - она аккуратно убирает белокурую прядь, упавшую ей на лицо. Она берется пальцами за переносицу и медленно выдыхает.
- Просто подумай еще раз как следует, Грей, солнышко. Стоит ли так отчуждаться от своего отца? Он будет так разочарован.
Она оступается, будто у нее кружится голова или она потеряла ориентацию. Я отбрасываю в сторону стул и ловлю ее.
- Мама? Что с тобой?
- Все хорошо, дорогая. Просто кружится голова. У меня не было аппетита в последнее время, так что это, наверно, от голода.
Это кажется мне бессмысленным.
- Мама, я серьезно. Головные боли вернулись?
- Они и не уходили, честно говоря, - она опирается на стойку бара. - Все со мной хорошо. Я приму таблетку, и все будет хорошо.
Я больше не задаю вопросы, но тревога вернулась ко мне.
На следующей неделе я прихожу в папин кабинет. Сейчас вторник, а значит, проповеди только начинаются, и это самое удобное время, чтобы поговорить с ним. После среды он раздражается, если ему мешают.
Я сажусь в кресло на другом конце его огромного дубового стола:
- Привет, папуль. Как дела с проповедью?
Он откидывается на спинку, снимая очки. Проводит рукой по белокурым волосам.
- Привет, Грей. Все довольно неплохо. В проповеди пойдет речь о том, как распространять благо в этом безблагодатном мире, - он всматривается в меня. - Похоже, ты хочешь о чем-то попросить.
Я одаряю его самой чарующей улыбкой:
- Возможно.
Он усмехается и делает глоток из высокого стакана со сладким чаем. Позванивают кусочки льда, и капелька пота стекает с края стакана, когда он ставит его на место.
- Ну же? Говори.
- В общем, я посещала занятие по кинематограии в этом семестре. И мне очень, очень понравилось, пап. Это было так интересно. Мы многое узнали про кино. Преподаватель раньше работал оператором, и он участвовал в съемках "Призрака", знаешь, тот фильм с Патриком Суэйзи и Деми Мур?
- Ты имеешь в виду тот, про человека, который следовал за своей женой? Призраки - слуги дьявола, Грей. Инструмент лукавого. Это не какое-то глупое развлечение.
- Это романтика, папа. Он любил ее. Он не хотел оставлять ее одну.
- Он не хотел принять волю Господа.
Я вздыхаю.