- Вы и вправду так думаете? - недоверчиво переспросила Фенела. - А я-то думала, что вы чрезвычайно практичный человек, из тех, что всегда все планируют заранее и уж непременно страхуют свою жизнь.
- Неужели я действительно кажусь таким занудой? - воскликнул Рекс, заставив девушку взять свои слова обратно.
Первым засобирался домой сэр Николас Коулби, разрушив так славно засидевшуюся у огня компанию.
- Пожалуйста, прошу меня простить, - как всегда, смущенно запинаясь, проговорил он, - но, кажется, пора домой.
- О, мой мальчик, заходите еще, если будете рядом, когда заблагорассудится, - великодушно пригласил Саймон. - Мы всегда будем рады вас видеть!
- Как это любезно с вашей стороны, сэр…
- О, добро пожаловать, я очень люблю гостей. Тем более что здесь, в этой глуши, главная беда - жуткая скука.
- Рада, что ты отважился признать это, - не преминула вставить Илейн.
- Брось, тебе ли жаловаться! - оборвал ее Саймон. - Не успела приехать, как в первый же вечер в Фор-Гейбл пожаловали два чудесных молодых человека, - радуйся!
- Боюсь только, что Рекс не подходит ни под категорию "молодой", ни "чудесный", - опять не утерпела Илейн. - А вот сэр Николас, напротив - очень даже подходит.
И она протянула юноше руку, ослепив пленительной улыбкой и не менее чарующим взором.
Коулби распрощался за руку со всеми по очереди, заикаясь, пробормотал слова благодарности Фенеле, после чего Рекс Рэнсом проводил его до выходной двери.
- А теперь пора спать, - заявила Фенела, полагая, что строгость нужна ради блага самой My.
Не стоит ребенку зисиживаться допоздна… однако как тут уйдешь? Кажется, Саймон не шутил, когда протестующе завопил: "Глупости! Не так уж часто я приезжаю! К черту все правила и режим! Должны же быть исключения!"
- Ладно, если только утром ты обещаешь успокоить Нэни, - согласилась Фенела, - и не беситься, если твой завтрак будет готов не раньше полудня.
- Я сам о себе позабочусь, - пообещал Саймон, сделав вид, что обиделся на дружный хохот присутствующих.
- Ага, только дом опять не спали! - веселилась My. - Помнишь, как ты оставил на всю ночь кипятиться свои кисти, и как рассвирепела Нэни, обнаружив, что ты воспользовался ее кастрюлькой для молока?
В комнату вернулся Рекс Рэнсом и сел у огня.
- Весьма достойный молодой человек, - заметил он. - Он сделал все, что было в его силах, чтобы помочь мне, и даже больше, чем я просил.
- А я бы так хотела побывать в Уетерби-Корт! - неожиданно заявила My. - Наверно, это удивительный дом - страшно старинный!
- Разве вы никогда там не были? - удивился Рэнсом.
- Вряд ли нас когда-нибудь пригласят… - тоскливо ответила девочка.
- Но почему же? - опрометчиво вырвалось у Рекса.
Помявшись с минуту, My сказала-таки правду.
- Неужели не понятно? Здесь с нами никто не знается. Вот почему мои одноклассницы скорее умрут, чем пригласят меня в гости. Меня бы и из школы давно выгнали, да уж недолго учиться осталось. И, поверьте, для всех будет настоящий праздник, когда они наконец со мной распрощаются.
My говорила с неожиданной горечью, от которой щемило сердце. Наступило тяжелое молчание, потом Саймон, встав с софы и замерев перед огнем, сказал:
- Милое мое дитя, если ты собираешься огорчаться из-за любого слова, сказанного каждым придурком, то будешь крайне несчастна всю свою жизнь. Тебе выпала честь - да-да, именно честь! - родиться в образованной, интеллигентной семье! Чего же тебе еще?
- Много чего! - с жаром откликнулась My.
Тут Фенела подалась вперед и успокаивающе накрыла ладонью ручку My, стараясь остановить слова, готовые сорваться с губ сестры.
- Бесполезно, My, - сказала девушка. - Папа этого не выносит, только взбесишь его.
- Что ты мелешь чепуху! - сказал Саймон. - С чего это мне вдруг беситься, а? Пусть ребенок говорит, что вздумается!
Он был в самом лучшем расположении духа, но Фенела хорошо знала, как мало требуется, чтобы вывести его из себя и превратить спокойное добродушие в бешеную ярость. Фенела сплела свои пальцы с пальчиками My и многозначительно сжала их.
- Все нормально, Саймон, - сказала она. - Не обращай внимания, просто жизнь здесь у нас скучная и порой приедается. Лучше пойди скорее закончи свою новую картину. Может быть, тогда мы с My сможем прокатиться в Лондон.
Лежа в темноте, Фенела думала об Илейн. Несомненно, та была влюблена в Саймона, однако, поскольку ситуация такая случалась не впервой, то девушка очень надеялась, что Саймон не испытывает к своей подруге подлинного интереса.
Тем не менее за вечер случилось кое-что, заставившее Фенелу не на шутку задуматься.
Когда Илейн разгуливала по мастерской, один из браслетов с ее запястья упал на пол. Она подняла его, вскрикнув с досадой:
- Опять эта застежка, Саймон! Я же говорила тебе, что она слабая, а ты не захотел дожидаться, пока заменят!
Браслет был изумительный, Фенела заметила бриллианты и пару-другую маленьких, но отличных изумрудов, оправленных в платину. Некоторое время Фенела просто не находила себе места от гнева и забилась в дальний угол комнаты, чтобы унять свои чувства.
Так вот почему в последнее время Саймон прекратил посылать деньги! Вот почему они вынуждены были унижаться все больше и больше, выпрашивая кредиты в окрестных лавчонках… Вот почему Нэни сидит без жалованья и всем им приходится обходиться без приличной новой одежды, даже обувь купить они себе позволить не могут, даже чулки - а ведь это уж для них с My просто вещи первой необходимости!
Какое-то мгновение Фенела дрожала, готовая, как и My, разразиться яростной речью; но потом нечто тяжелое и решительное родилось в ее сознании и вытеснило последние крохи детского обожания и восторга перед отцом. Он перестал быть для нее чем-то вроде Бога, окруженного боязливым почитанием, а превратился в обычного человека.
"Я заставлю его закончить картину! - сказала сама себе Фенела. - И заберу все деньги для детей, все, до последнего пенни!"
- Слушай, там скандал назревает, - выпалила My, врываясь в комнату, где Фенела гладила белье.
- Скандал? - удивилась Фенела.
- Да, между Илейн и папой… Ох, прошу прощения, надо говорить "Саймон"! Правда, смешно звать его по имени? Мне все время кажется, что за такую наглость Нэни меня непременно в угол поставит или спать раньше времени отправит.
Фенела отставила утюг.
- Что значит - скандал? - переспросила она.
- Ну, только я хотела войти в мастерскую, как их услышала, - отвечала My. - Знаешь, по-моему, и тебе было слышно, как они сцепились. Ругаются, на чем свет стоит!
В голосе My звучало откровенное облегчение, но Фенела ответила как можно более укоризненно: "Надеюсь, ты ошиблась".
- Нет, нет, не ошиблась, и ты это сама знаешь! - заупрямилась My, усаживаясь на низкую скамеечку возле окна и поджимая под себя ноги. - Слушай, Фенела, что я решила!
- Ну, что?
Тон My сменился на крайне серьезный, но Фенела уже давно привыкла к внезапным переменам в настроении сестры.
- Когда я вырасту, - заявила My, - то выйду замуж за очень важного и всеми-всеми уважаемого человека: за кого-нибудь, вроде сэра Николаса Коулби. И никогда не допущу, чтобы мои дети знали в жизни подлости и унижения.
Фенела улыбнулась; она просто не смогла сдержать улыбки! У My была привычка изрекать самые избитые истины таким тоном, словно она лично только что открыла их.
- Что ж, намерения у тебя просто великолепные.
My быстро обернулась и впилась взглядом в сестру.
- Но это еще не все! - свирепо провозгласила она. - Я никогда не позову папу в гости - никогда! Я позабуду всех своих родных, кроме тебя Фенела: тебя я всегда буду любить, честное слово!
- Спасибо тебе огромное, но к тому времени ты и во мне, может быть, разочаруешься.
- Нет-нет, не разочаруюсь никогда! - с обожанием воскликнула My. - Но знаешь что, Фенела? Я боюсь…
- Чего?
- Что ты будешь смеяться надо мной.
- Не буду, обещаю, - сказала Фенела. - Истинный крест!
Это старинное словечко, когда-то впервые занесенное в дом Реймондом, прижилось и до сих пор бытовало среди них.
- Честное слово?
- Честное слово, - торжественно подтвердила Фенела.
- Ну, понимаешь… - пролепетала My, - я боюсь, что я вырасту человеком… ну-у… "дурного тона".
Только с большим трудом Фенеле удалось сдержать свое обещание и не расхохотаться. My говорила с убийственной серьезностью, но как же трудно было представить ее кем-то, кроме самой что ни на есть раскрасавицы! Однако с неожиданной болью душевной Фенела почувствовала, что именно имеет в виду My.
Многие ли женщины, из виденных ею за последние годы в их же собственном доме, были существами не "дурного тона"? А в школе девочка научилась понимать разницу между ними и матерями, и сестрами своих одноклассниц.
- Но, по-моему, тебе не о чем беспокоиться, - успокоила ее Фенела.
- Слушай, но ведь наша мама не была… - My замялась, - такой, как Илейн и все остальные, с которыми водится теперь Саймон?
- Точно знаю, что не была. Ты только взгляни на ее фотографии и на портреты, сделанные Саймоном!
С минуту сестры помолчали, вспоминая картину, которую любили больше всего, но которую Саймон просто не мог видеть.
Однажды они уже совсем было испугались, что Саймон ее продаст, да и Айниз ненавидела полотно со страшной силой, - впрочем, по совсем иной, чем их отец, причине. Вот Нэни и забрала портрет, повесила в своей собственной комнате - крохотной комнатушке наверху, в мансарде.