Она решительно откинула свою половину одеяла, которое делила с Юлькой, встала с дивана и подкралась к двери. Прислушиваясь, замерла, но ничего существенного не услышала и толкнула дверь. На цыпочках направилась к кухне, скрытой за закрытой дверью. Людочка набрала воздуху и выдохнула его, открывая дверь в кухню. Никого. А свет горит. Не приглючилось же ей. Она села на табуретку, придвинув ее к столу, и тут же заметила силуэт на балконе. Оставалось ждать.
Людочка с трудом сдерживала себя, чтобы не наброситься на Костю. Ее влекло к нему с неописуемой силой, но она прекрасно понимала, оценив Костино состояние с первого взгляда, что неконтролируемыми действиями со своей стороны лишь навредит себе же. Костя пока не готов принять ее чувства и отнестить серьезно, собственно, к ней как к женщине. Что-то его угнетало, и это угнететение отчетливо выделялось во взгляде Кости, делая его тяжелым и отстраненным. Людочке показалось, что он даже не удивился, увидев ее, так занимали его собственные мысли или отсутствие их. Она говорила и говорила без умолку, а он слушал. Людочке хотелось верить, что внимательно, но определить по лицу не могла, настолько бесстрастным оно оставалось, словно застывшая маска. Когда девушка замолчала и повисла топором тишина, Костино лицо вдруг подало признаки жизни. Его взгляд выражал беспокойство, словно Костя что-то потерял, что-то, что было не особенно нужно, но без чего не обойтись.
– Я вас утомила? – поспешила воспользоваться моментом Людочка и застолбить на себе его внимание. – Вы устали?
– Нет, – быстро отозвался Костя. – Да. Но вы здесь ни при чем. Мне на работу утром.
– Вы не сердитесь на меня?
– За что?
– За вторжение хотя бы в вашу жизнь или в данном случае на кухню.
– Пустяки. Мне приятно ваше вторжение.
– Правда? – оживилась Людочка. – Будем друзьями и все такое?
– Пожалуй, – согласился Костя. Ему определенно нравилась эта незнакомка. Если бы не Саша…
– Здорово, – обрадовалась Людочка. Сейчас или никогда. Она больше не могла сдерживаться. – Можно я вас поцелую? – выпалила и добавила: – И давай на "ты".
– Что? – не совсем понял Костя.
– Один поцелуй, и на сегодня я вас, тебя оставлю в покое, – обещала Людочка.
Она встала с табуретки, поднялся и Костя. Подошла к нему, маленькая, стройная, одного роста с Сашей и похожей фигурой, просунула руки за спину Кости, прижалась к груди, поглаживая его спину.
Костя обнял девушку, испытывая к ней такое же влечение, какое и она испытывала к нему. Их губы потянулись навстречу, словно две половинки одного целого, пытавшиеся воссоединиться. Людочка приподнялась на цыпочки, не веря собственному счастью. Ее отделяло от желаемого несколько вздохов.
В последнюю секунду, когда поцелуй готов уже был замкнуть их уста, когда Людочкина нежность щеки напоролась на копья Костиной бороды и не отпрянула в ужасе, когда его дыхание переплелось с дыханием ее, Костя неожиданно отстранился. Образ Саши, с упреком взирающей на него, возник из ниоткуда перед глазами и поразил их, будто стрелы Робин Гуда. На мгновение Косте показалось, что он ослеп. Руки его беспомощно повисли, ноги сделали два шага назад от Людочки.
– Прости, – пробормотал Костя.
– Ничего, – не скрывая досады, пожала плечами Людочка, ощущая себя дьяволом во плоти, неудачно искушающим преданность и верность жертвы другому человеку. – В другой раз, да? – с надеждой заглянула в его глаза.
– В другой, да, – кивнул Костя, повернулся к ней спиной и вышел на балкон.
Людочка хотела последовать за ним, но не посмела. Она поняла, что сегодня не победит, да и не ставила такой задачи. Однако ее не обескуражила неудача. И разве неудача? Первый шаг сделан. Они станут друзьями. А именно дружеские отношения зачастую вырастают во что-то стоящее и настоящее.
16
– Мама, а где Костя?
– Не знаю, сынок, наверное, домой поехал.
– И ты его отпустила?
– Я ж ему не хозяйка, чтобы удерживать, и не мама. Он взрослый самостоятельный человек, у которого возникли неотложные дела…
– Ночью?
– Бывает так, что и ночью.
– Как с Костей?
– Как с Костей.
– Но он же придет сегодня забрать меня из сада?
– Не думаю.
– А почему? Я же так хотел, чтобы Костя отвел меня в сад и забрал после работы.
– Я тебя отведу и заберу.
– Но я хотел, чтобы Костя…
– Не ной и не поднимай мне нервы с утра пораньше.
– Вы же помирились. Помирились, да?
– Это не твое дело.
– Нет мое. Костя – мой друг.
– А я твоя мама. Кто важнее?
– Костя больше не придет?
– Нет, солнышко.
– А кто придет? Женя?
– Никто не придет, если ты не захочешь.
– Я не захочу, чтобы приходил Женя.
– Почему это?
– Мама, ты что, забыла, какой он плохой? Как он тебя бил и деньги наши забрал?
– Не забыла, сынок, но Женя изменился и попросил у меня прощения, а еще вернул все деньги, даже больше, чем взял.
– Все равно он плохой. Неужели ты не видишь?
– А Костя твой хороший?
– Он не мой, и он хороший.
– Обувай ботиночки и прощайся с Мэри.
– Ты хочешь навсегда остаться одинокой женщиной?
– Не хочу.
– Ты хочешь, чтобы Женя был моим новым папой?
– А ты?
– Нет. Я хочу, чтобы моим новым папой был Костя.
– И за что ему такая привилегия?
– Он добрый, покупает мне установки, помогает в играх, разговаривает про оружие.
Пашка, наконец, обулся, пожал Мэрину переднюю лапу (Мэри все время, пока хозяева собирались, сидела на столике в прихожей, с тоской наблюдая за их сборами, отчаянно продлевая секунды неодиночества. Они уйдут, и она останется одна на целый день, и так изо дня в день, кроме выходных), сказал ей: "Пока, Мэри! До вечера". Саша застегнула ему куртку, помахала Мэри рукой, открыла дверь.
Пашка метнулся к лифту, застыл возле него, дожидаясь маму, и только потом нажал кнопку вызова.
Они всегда выходили в одно и то же время, как по расписанию, чтобы успеть на троллейбус и не ждать двадцать минут следующего, хотя до сада было рукой подать и поэтому домой возвращались пешком. Но ехать все лучше, чем идти, тем более утром, когда нужно и в сад успеть и на работу, до которой сорок пять минут транспортом, хорошо, что без пересадок.
Пашка больше не спрашивал про Костю, но и про Тютрина не вспоминал. Однако Саша знала, что вечером тема о Косте всплывет обязательно. Пашка привязался к нему, и это было проблемой. Она пожалела, что позвонила Косте, что поспешила с выводами на счет Тютрина. По большому счету, не Костю стоило винить, а ее, Сашу. На месте Кости она бы больше не появилась, послала бы и забыла, и поделом. Так лучше было бы для всех. Но Костя не такой, он, обделенный вниманием и любовью, привязался к Саше незримой нитью. Или она его привязала. Все те женщины, кого Костя знал, – ничто, по сравнению с ней. Саша прекрасно понимала его состояние и как ему тяжело, особенно сейчас, однако он не был ей нужен. Он создавал лишь проблемы, которых решить не мог, и их приходилось решать Саше. Она не думала, что так далеко зайдет. Она хотела лишь заниматься с ним сексом, удовлетворяя детское желание, наверстать упущенное в студенческие годы. Саша не предполагала, что Костя так сильно зависнет на ней и это чувство поглотит его целиком, превратив в тряпку. Что-то подобное происходило между нею и Тютриным, с точностью наоборот. Мужчине нельзя унижаться перед женщиной. Ни одна не оценит порыва его души, приняв за слабость. Она может не показать виду, но он уже слетел с пьедестала, на который она его забросила, и стал неинтересен.
Пашку Саша воспитает сильным, к примеру, отдаст в секцию кикбоксинга. Несколько раз ей попадались объявки, в которых сообщалось о наборе детей дошкольного возраста в нулевую группу этого вида единоборств. И школа, где проводились тренировки, распологалась сравнительно недалеко от дома, на Яна Райниса, напротив Нархоза, десять минут троллейбусом. Там Пашку научат быть мужчиной, не только драться. А драться он должен уметь, чтобы постоять за себя и защитить близких. Решение возникло вдруг и спонтанно. Саша спросила у сына, хочет ли он заниматься кикбоксингом. Пашка окинул маму оценивающим взглядом и, в свою очередь, поинтересовался:
– Ты серьезно?
– Конечно, – ответила Саша.
– Тогда хочу, – заявил он.
– Значит, после сада поедем в одну школу, где проходят тренировки, посмотрим, хорошо? – уточнила Саша.
– Хорошо, – кивнул Пашка, открывая входную дверь здания детского сада и пропуская маму вперед.
– Спасибо, дорогой! – приятно удивилась Саша. Обычно она открывала дверь и пропускала вперед сына. – Ты у меня настоящий джентельмен. Стесняюсь спросить, кто тебя научил этому или ты сам додумался?
– Костя, – просто ответил Пашка.
Саша досадливо поморщилась. Ее раздражало само это имя.