С Мег мы стали лучшими подругами в самый первый школьный день, когда она села рядом со мной и заявила, что всегда носит пластырь, тайленол-сироп и антисептик в спрее, и если я упаду с качелей и разобью коленку, она рада помочь. Сейчас, двадцать девять лет спустя, она по-прежнему таскает в сумочке пластырь и антисептик, разве что место детского тайленола занял нурофен в таблетках. Мег всегда была рядом, и именно к ней я кидалась за помощью - во втором классе, когда Бобби Джонстон стащил мой завтрак (Мег прочитала ему целую лекцию о том, почему нужно уважительно относиться к чужой собственности), в одиннадцать лет, когда родители собрались разводиться ("Ну, Харпер, они же не с тобой разводятся, - терпеливо повторяла она в сотый раз, глядя, как я отчаянно реву, уткнувшись в подушку. - Они оба тебя по-прежнему любят"), или в девятнадцать, когда меня бросил мой первый парень, Джек, да еще додумался объявить об этом по телефону ("Да ну его, он все равно тебе не подходил", - шмыгала носом Мег, подавая мне очередной бумажный платок).
Через два года к нам присоединилась Эмми - острая на язык блондинка, настоящий сгусток энергии, переехавшая с родителями из Лос-Анджелеса. Она поступила в начальную школу Джеймса Франклина Кэша-третьего где-то в середине ноября и моментально покорила всех наших мальчишек густым загаром и ожерельем из ракушек. Мег как-то встала на ее защиту, когда старшеклассница по имени Кэти Клигал хотела стащить у Эмми завтрак, и с тех пор мы дружили втроем.
Последней в наш крохотный клуб вступила Джил. Питерсы поселились по соседству с Эмми во время летних каникул между шестым и седьмым классом, и, хотя Джил была на год младше, она уже знала, как пользоваться тональным кремом, носить лифчик и целоваться по-французски. Разумеется, мы не могли упустить такой кладезь бесценной информации.
- В Коннектикуте, откуда я приехала, девчонки гораздо опытнее, чем у вас в Огайо, - объяснила она с таким рассеянно-скучающим видом, что нам троим стало слегка стыдно за свою принадлежность к штату конского каштана.
С того самого дня, как мы познакомились, Джил изводила нас рассуждениями о том, как найти "того самого, единственного", чем приводила в смущение меня и Мег. Мы с ней тогда еще в куклы играли и всех мальчишек считали дураками.
(Кстати, если подумать, как раз тогда мы были правы - когда подростковые гормоны еще не успели взять верх над разумом. Мальчишки, похоже, и правда дураки. И почему я поняла это только сейчас, в тридцать пять? Выходит, не сильно я поумнела.)
В двадцать два, закончив Государственный университет штата Огайо, мы дружно переехали на Манхэттен. Мег поселилась в крохотулечной бруклинской квартирке, где негде было повернуться, и начала работать в журнале. Эмми год обитала у Мег, каждый вечер раскатывая посреди гостиной свой спальник с мультяшными картинками, и ходила пробоваться на все бродвейские постановки. Джил, окончившая курсы дизайна, как-то умудрилась мгновенно получить должность менеджера в процветающей остромодной фирме Лилы Макэлрой в центре города.
Я исправно навещала их по выходным, но сама перебралась на Манхэттен только два года спустя, получив диплом Гарвардского юридического, - и наша четверка снова была в полном составе.
Мы воплощали в жизнь то, о чем мечтали, - по крайней мере в первом приближении. Я отдавала все силы любимой работе. Мег, которая когда-то спала и видела, как будет писать статьи в "Ньюйоркер", стала старшим редактором в "Мод", популярном женском журнале, и, как оказалось, ей это подходило гораздо больше, ведь она могла каждый месяц давать советы читательницам, а уж возможность давать советы Мег ни на что бы не променяла. Она вышла замуж за свою школьную любовь, Пола Амато, электрика, который переехал ради нее в Нью-Йорк, но фамилию не поменяла, оставила свою.
Чертенок Эмми, так и не сумев завоевать Бродвей, унывать не стала - гордо встряхнула золотистыми кудряшками и нашла себя в околобродвейских постановках, а два года назад ее наконец взяли в сериал "Богатые и несчастные". Примерно раз в месяц на Эмми набрасываются с блокнотами для автографов задыхающиеся от восторга домохозяйки из Айдахо, Миннеаполиса или Солт-Лейк-Сити. Ну и, разумеется, достаточно поклонников - мужчины, которым льстит знакомство со звездой без пяти минут голливудского масштаба. За те тринадцать лет, что она прожила в Нью-Йорке, Эмми получила около десятка предложений руки и сердца.
И наконец, Джил, которой мама вместо колыбельной каждую ночь, подтыкая одеяло в розовой кроватке с балдахином, заводила одну и ту же пластинку: "Главное, дочка, удачно выйти замуж, пока тебе не исполнилось тридцать, и никаких больше забот", тоже достигла предела своих мечтаний - вышла замуж за богатого доктора с пентхаусом в Верхнем Ист-Сайде. (Хотя, надо признать, с замужеством ей пришлось подождать до тридцати трех, а значит, матушкин завет был нарушен. Из-за этого два года от рокового тридцатилетнего рубежа до встречи с Алеком Джил провела в полной прострации.)
Что ж, похоже, советы подруг действительно могли мне помочь. В конце концов, единственная, кого в нашей четверке можно было бы назвать полной неудачницей в любви, - это я. И я уже настолько привыкла в ответ на их наставления саркастически усмехаться, что давно перестала слушать, о чем они говорят.
- Я тут вчера подсчитала на досуге, - сказала я, ни к кому конкретно не обращаясь, с таким видом, будто нет ничего смешнее моих неудач на романтическом поприще. - За эти три года у меня было тридцать семь свиданий, окончившихся ничем. По-моему, тянет на рекорд. Кто возьмет на себя смелость позвонить в "Книгу Гиннесса"?
- Харпер, не переживай так, - попыталась успокоить меня Мег. - Он обязательно появится. Будь сама собой.
- Легко сказать, - проворчала я в ответ. - Когда выходишь замуж за парня, который любил тебя еще со школы… Или вот ты, - я повернулась к Джил, - подцепила доктора с пентхаусом, все как хотела. Впрочем, парни всегда за тобой бегали. А ты, - я перевела взгляд на Эмми, которая неловко ерзала на стуле, - про тебя вообще говорить нечего. Каждый вечер на свидании, причем все время с разными.
- Ничего не каждый, - подумав, возразила Эмми, однако смущенно покраснела.
Я со вздохом оглядела всех троих: Эмми - идеальные золотистые кудряшки а-ля Ширли Темпл, идеальной формы точеный, гордо вздернутый носик, идеально ровный загар; Джил - сияющие золотистые осветленные волосы, шарфик от "Гермеса", идеально ровная фарфоровая кожа, как и положено жительнице Верхнего Ист-Сайда; Мег - кофейно-сливочная кожа, шелковистые черные волосы, доставшиеся ей от матери-афроамериканки и отца-еврея. И я - блондинка, не сказать что чудовище, но, по всей видимости, выбирая между мной и визитом к урологу, мужчины отдают предпочтение урологу.
- Вы хоть знаете, когда я в последний раз целовалась?.. Безнадежно!
Нет, я не ныла и не жаловалась на жизнь. Я так вообще никогда не делаю, и у меня нет склонности к преувеличению. Наверное, профессия накладывает свой отпечаток: я выкладываю все без утайки, как будто под присягой.
- Нет, не безнадежно, - попыталась приободрить меня Мег.
Эмми и Джил закивали, но я только взглянула на них искоса. Меня не проведешь. Я знаю, что такое безнадега. Кого, как не ее, я вижу в зеркале каждое утро?
Девочки переглянулись и снова уставились на меня, ожидая продолжения. Однако мне нечего было добавить. Тема исчерпала себя. Я вздохнула. И зачем я вообще об этом заговорила?
- Он обязательно появится, - повторила Мег, нарушив наконец затянувшееся молчание.
Похоже, она хотела сделать из этой фразы спасительную соломинку, вот только непонятно, кому она пыталась ее протянуть - мне или себе.
- Правда? - Я с досадой пожала плечами. - Когда? Где его носит? Как я встречу "того самого", если даже "не те" уже обходят меня стороной?
Часики тикают, недалеко и до сорока, а перспектив никаких, поэтому я уже начинала беспокоиться, что поезд ушел безвозвратно.
- Неправда, - вклинилась в мои горькие мысли Джил. - С тобой постоянно знакомятся.
- Ну да. Познакомятся, поговорят или даже пару раз встретятся - и тут выясняется, что у меня есть мозги. Все, поминай как звали.
Я сглотнула и улыбнулась вымученной улыбкой, снова пытаясь сделать вид, что все это просто смешно. А ведь действительно смешно. Мужчинам положено быть сильными, уверенными в себе и так далее. А они почему-то пугаются. Чего? Я не уродина. Я не злюка. Я ничего сверхъестественного не требую, я не капризна и не пытаюсь изображать из себя примадонну. Наверное, это все потому, что мужчине хочется быть добытчиком, гордиться своим ошеломительным карьерным взлетом, небрежно подписывая счета, бросать: "Дорогая, ни в чем себе не отказывай". А я со своей шестизначной зарплатой только удовольствие им порчу.
"Не в деньгах счастье" - я всегда знала, что избитая поговорка права. Не знала только, что деньги могут лишить даже надежды на счастье. Почему никто не сказал мне этого на профориентации в Гарварде?
- Ты их не отпугиваешь, - робко начала Эмми.
Я посмотрела на нее, ожидая продолжения, но она так и не договорила, хотя вид у нее был обеспокоенный.
Все мимо. Да, я понимаю, девочки хотят меня поддержать. Они же мои самые близкие подруги и желают мне только самого лучшего. Но откуда им знать, как мне тяжело? У них с личной жизнью всегда все было в порядке. Ну да, случались осечки, но это со всеми бывает. Нет, я, разумеется, понимаю, что поиск любви - как американские горки, есть и взлеты, и падения. Но у меня-то ни взлетов, ни падений - тележка застряла где-то в самом низу, и ни с места. И пусть девочки действуют из лучших побуждений, ни они, ни я не знаем, что делать, чтобы меня вытащить.