Они вернулись в Букингемский дворец. Счастливая Виктория не замечала, что Альберт не находит себе места. Все ее дни были целиком заняты: государственными бумагами, ожидавшими ее подписи; беседами с лордом Мельбурном; секретничаньем с баронессой Лецен. Она сказала ему, что для нее самая лучшая часть дня - это когда они, рука в руке, гуляют вместе в саду, а поблизости резвятся собаки. Она жалела бедняжку Дэша - он заметно состарился и уже не играет так азартно, как прежде, что еще более заметно в сравнении с милягой Эосом дорогого Альберта.
Им постоянно сопутствовала музыка. Какое счастье, что они оба ее любят. Она не раз увлеченно слушала, как Альберт исполняет что-нибудь из Гайдна - одного из своих любимых композиторов, а когда они пели вместе, она испытывала настоящее блаженство.
- Наши голоса гармонируют, милый Альберт, как и все в нас.
Он не был в этом так уверен. С изумлением обнаружил он, что она почти не знает названий деревьев и растений. "Правда? В самом деле?" - с удивлением воскликнула она, когда слушала его объяснения. Птиц она тоже не знала и не видела, например, разницы между черным дроздом и обыкновенным.
- Вас разве этому не учили? - спросил он однажды в изумлении.
- О-о, мою дорогую Дейзи и меня подобная материя никогда особенно не интересовала.
- Дейзи! Вы, конечно, имеете в виду баронессу Лецен? Но это же, насколько я знаю, не ее имя.
- Я зову ее так. Я ее так окрестила. По-моему, восхитительное имя и очень ей подходит. Одно время я даже звала ее мамой - такие я к ней испытывала чувства, но потом мне показалось, что тут что-то не так.
- Не показалось, а на самом деле, - строго заметил Альберт.
- Ах, милый Альберт, вас так легко шокировать. Но не беспричинно, разумеется, - поспешно добавила она. - Боюсь, вы слишком добродетельны.
- Добродетели нечего смущаться, мой ангел.
- Я знаю, Альберт. Это нечто такое, к чему надо стремиться. Но вы уж о ч е н ь добродетельны.
- Меня огорчает, что вы и ваша мать не в лучших отношениях.
- Ах, мама порой бывает невыносима.
- Моя дорогая Виктория, мне больно слышать, что вы так отзываетесь о своей матери.
- Дорогой Альберт, если бы вы только знали, каково мне приходилось в Кенсингтоне, пока я не стала королевой. Я была там почти как пленница. Мама постоянно ссорилась с моим дядей, королем Вильгельмом и его женой. А ведь тетя Аделаида милейшая женщина. Она бы сроду не стала ни с кем ссориться, если бы ее к этому не вынуждали, а мама, поверьте мне, вынуждала. Случалось, я не знала, куда деться со стыда.
- Любовь моя, я полагаю, мы оба стремимся соблюдать заповеди, и одна из них начинается так: "Чти отца своего и мать свою…"
- Дорогой Альберт, вы сами до того добродетельны, что и представить себе не можете, до чего утомительны могут быть некоторые люди. Теперь мы будем говорить о другом: эта тема мне наскучила.
В ней заговорила королева. Нет, чтобы, давайте, мол, поговорим лучше о чем-нибудь другом, а - теперь мы будем говорить…
Придется как-то объяснить ей, что он должен иметь авторитет в собственном доме. Он здесь не только для того, чтобы дать ей наследника трона. Он мужчина, он муж, и хоть она и королева, она все-таки его жена.
Но она уже щебетала о дорогом лорде Мельбурне. Он, мол, так постарел, так себя изматывает. Она собирается поговорить с ним о ч е н ь серьезно, потому что он явно не бережет здоровье.
"Не слишком ли часто видится она с лордом Мельбурном, - подумал Альберт. - Так ли уж это необходимо?"
- Мой дорогой Альберт, мне просто необходимо поддерживать постоянную связь с моим премьер-министром. Я же королева.
- Этого мы не забудем, - сказал Альберт с едва заметной иронией, которая до нее не дошла.
Однако ей пора возвращаться к работе: нужно просмотреть и подписать государственные бумаги.
- Альберт, любовь моя, вы не представляете себе, какое количество бумаг мне приходится читать.
- Не представляю, - согласился Альберт, - но, вероятно, смог бы, если бы вы мне показали, а то и позволили вам помочь.
- О, Альберт, это очень мило.
Внутренне он ликовал. Стоило ему только попросить, и она уже разрешает ему читать государственные документы, обсуждать их с ней. Значит, его допустят и к тем совещаниям, которые она проводит в своем кабинете с лордом Мельбурном.
Но все оказалось совсем не так, как он предполагал. Она сидела за своим столом.
- Дорогой Альберт, подвигайте стул и садитесь рядом со мной. Ну вот. Очень уютно. Вот промокашка. Когда я подпишу, промокайте и складывайте аккуратной стопочкой.
- Но вы ведь их сперва прочтете?
Она весело засмеялась.
- О, мы уже все это обсудили с моим премьер-министром. Все, что сейчас требуется, так это поставить подпись. И то, что вы сидите тут с промокашкой, для меня такая помощь!
Так вот что означает совместная работа! Из него сделали что-то вроде клерка, который промокает написанное работодателем. В этом заключалась его единственная обязанность; содержание документов, под которыми она ставила свою подпись, оставалось для него тайной.
Ему никак не удавалось объясниться с ней; у себя в комнате он репетировал, что он ей скажет. Он выложит ей все начистоту: он чувствует себя крайне нелепо и будет себя так чувствовать и дальше, если не найдет себе применения.
Он попробовал обсудить этот вопрос с отцом и братом. Брак у него благополучный, был их ответ, и если он хочет, чтобы жена ему доверяла, пусть ей так об этом и скажет.
- Послушай, - сказал Эрнест, - да она же обожает тебя. Только попроси, чего ты хочешь.
Но они знали лишь его маленькую жену, они не знали Виктории-королевы.
Неужели он ее боится? Как-то не верится… она ведь такая маленькая и так любит его. Как странно: он не может сказать, что именно у него на уме. Стоит ему оказаться с ней лицом к лицу - и он теряет всякую решительность, он не может объяснить ей свое незавидное состояние.
И как же он рассердился, когда, войдя однажды в комнату, увидел рядом с королевой, сидящей за письменным столом, баронессу, держащую в руках какие-то бумаги; они, очевидно, обсуждали их.
Выходит… баронессе позволено знать то, к чему его самого не допускают!
Он повернулся и вышел из комнаты.
- Это Альберт? - спросила Виктория.
Лецен кивнула.
- А почему он ушел?
- Он, смею сказать, хотел видеть вас одну.
- Но я и есть одна. Вы не в счет, дорогая Дейзи, то есть вы значите так много… ну, вы понимаете, о чем я.
Да, сказала Дейзи, она прекрасно понимает, что ее дорогая госпожа имеет в виду, и этим счастлива.
- Я слышала, - сказала Виктория со смехом, - как вы вчера рассказывали за ужином своему соседу по столу, насколько я совершенна.
- Я не сказала ничего, кроме правды, - твердо ответила Лецен.
- Альберт считает, что я несколько фривольна, - сказала королева.
Лецен покраснела от негодования.
- Да что вы!
- Дорогая Дейзи, не сердитесь на моего милого Альберта. Если он и порицает меня, то ради моего же блага.
- Если бы было, за что порицать… но ведь абсолютно не за что.
- Ах, полно, Лецен, вы ведь и сами меня порой порицаете.
- А больше никому не позволю.
Виктория засмеялась и порывисто обняла баронессу.
- Дорогая, дорогая Дейзи, как мне повезло, что и вы, и Альберт так меня любите.
- Никто на свете не любит вас так, как я, - заявила Лецен.
Виктория услышала в этих ее словах неприязнь к Альберту, чего, конечно же, нельзя поощрять… но, разумеется, дражайшая Лецен сказала так лишь из чрезмерной преданности.
Несколько дней спустя Альберт заявил, что он поражен тем, как управляют ее двором: слишком уж много излишеств он обнаружил.
- Излишеств? Что вы имеете в виду, дорогой Альберт?
- Несколько людей выполняют одну и ту же работу.
- О, этим занимается Лецен. Она присматривает за всем.
- Не очень похоже, чтобы она присматривала слишком усердно.
- Мой дорогой Альберт, вы такой хороший. Не далее как сегодня я с радостью говорила моей милой Лецен, как мне повезло. Но, пожалуйста, не вмешивайтесь в ее дела. Она может расстроиться.
- Но, моя дорогая Виктория, я бы с удовольствием взял на себя кое-какие дела во дворце. У меня бы появилось хоть какое-нибудь занятие.
- Мой дорогой энергичный Альберт, пожалуйста, делайте что только пожелаете, но не трогайте ее владений. Она обидится. Я запрещаю вам это делать.
Она говорила шутливо, но тем не менее твердо.
Итак, знай, сверчок, свой шесток. Он начинал понимать, что его обязанность - быть под рукой у королевы, когда бы она того ни пожелала, играть роль идеального мужа и обеспечить появление на свет наследника престола.
Он оставил ее и закрылся у себя в комнате, чтобы написать письма друзьям, которые, как и дядя Леопольд, могли понять его чувства.
"Я муж, - грустно писал он, - но отнюдь не хозяин дома".
Менее чем через две недели после свадьбы сына герцог собрался в дорогу.
- Ты теперь устроился, сынок, - сказал он, - а мне надо управлять своими владениями. Не горюй, все образуется, только будь осторожен. Твоему брату пока нет нужды ехать. Он может остаться еще на месяц, а то и два. А к тому времени ты уже почувствуешь себя здесь как дома.
- Боюсь, что этого никогда не будет, - с грустью сказал Альберт.
- Полно! Здесь прекрасная природа, климат очень похож на наш. И думай о своем положении здесь.
- Я и так думаю, - меланхолично ответил Альберт.