- Начнем с малого, девочки, но всем приходится с чего-то начинать, - повторяла она. Мэгги кивала, снова и снова хвалила помадку и под шумок выпросила вторую порцию сандвичей и торта, а Роуз молча мучилась, пытаясь впихнуть в себя еду и гадая - неужели она единственная заметила вскинутые брови и чересчур вежливую улыбку менеджера, когда на прилавок обрушился град сладостей?
После ленча они погуляли по торговому центру.
- Каждая может получить по одному подарку, - объявила мать. - Все, что захотите. Все на свете.
Роуз хотела книгу о Нэнси Дру. Мэгги попросила щенка. Мать ни на секунду не задумалась.
- Конечно, щенка! - громко воскликнула она. Роуз обратила внимание, как остальные покупатели смотрят на них, двух девочек в нарядных платьицах и женщину в юбке, расписанной красными маками, с бирюзовым шарфом на шее, высокую, красивую, с полудюжиной магазинных пакетов в руках, говорившую слишком громко. - Нам давно нужен щенок!
- У папы аллергия на собак, - напомнила Роуз, но мать либо не услышала, либо предпочла пропустить мимо ушей. Просто схватила дочерей за руки, и они помчалась в зоомагазин, где Мэгги выбрала маленького рыженького кокер-спаниеля, которого назвала Хани Бан.
- Ма была с тараканами в голове, зато веселая. Ужасно забавная, верно? - глухо, словно из-под воды, спросила Мэгги.
- Да, - вздохнула Роуз, вспоминая, как они вернулись домой, нагруженные покупками и картонной переноской для собак, и увидели сидевшего на диване отца, все еще в костюме и галстуке.
- Девочки, идите к себе, - велел он и, взяв жену за Руку, повел в кухню. Роуз и Мэгги, подхватив щенка, потихоньку поднялись наверх, но даже через закрытую дверь в спальню доносился голос матери, постепенно поднявшийся до визга.
- Майкл, это была хорошая идея, вполне прибыльная, и она наверняка сработает, а я всего лишь немного побаловала детей. Я их мать и могу делать все, что хочу, и ничего плохого в том, что они один раз пропустили школу, это не важно, и мы провели чудесный день, Майкл, особенный день, который они запомнят навсегда, и прости, что забыла позвонить в школу, но тебе незачем было волноваться, они были со мной, и Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ… Я ИХ МАТЬ…
- О нет, - прошептала Мэгги, когда щенок жалобно заскулил. - Они ругаются? Из-за нас?
- Ш-ш-ш, - сказала Роуз, беря кокера на руки. Большой палец Мэгги сам собой прокрался в рот. Девочки, прижавшись друг к другу, со страхом прислушивались к воплям матери, сопровождаемым глухими ударами, звоном бившейся посуды и увещеваниями отца, похоже, состоявшими из одного слова: "Пожалуйста".
- Сколько пробыл у нас Хани Бан? - спросила Мэгги. Роуз заворочалась в кресле, стараясь вспомнить.
- Не больше дня. Да, точно, всего день.
Наутро Роуз встала пораньше, чтобы выгулять собаку. В коридоре было темно. Постояв перед закрытой дверью спальни родителей, Роуз спустилась в кухню. Отец сидел за столом.
- Мама отдыхает, - сообщил он. - Позаботишься о собаке? Сможешь приготовить завтрак себе и Мэгги?
- Разумеется, - кивнула Роуз, вопросительно глядя на отца. - А ма… она в порядке?
Отец вздохнул и перевернул газетный лист.
- Она просто устала, Роуз. И сейчас спит. Постарайся не шуметь. Не стоит ее будить. И присмотри за сестрой.
- Обязательно, - пообещала Роуз, а когда пришла из школы, собаки уже не было. Дверь родительской спальни оставалась закрытой.
И вот теперь, двадцать два года спустя, все оставалось по-прежнему. Она держала слово. Приглядывала за сестрой.
- А помадка вправду была вкусная. Верно? - спросила Мэгги. В темноте ее голос звучал совсем как у той шестилетней, счастливой, полной надежд девчонки, так желавшей верить всему, что говорила мать.
- Восхитительная, - подтвердила Роуз. - Спокойной ночи, Мэгги.
Тон ее не оставлял сомнений в том, что дальнейшие разговоры бессмысленны.
Открыв глаза, Джим Денверс обнаружил, что лежит в постели один. Он сладко потянулся, почесался, встал и, обернув полотенце вокруг бедер, отправился на поиски Роуз. Из-за закрытой двери ванной доносился шум воды. Джим постучал тихо, осторожно, вкрадчиво, воображая Роуз под душем. Розовое, исходящее паром тело. Голая грудь в капельках воды…
Дверь распахнулась, и порог переступила девушка, ничуть на Роуз не похожая.
- Привы, - пробормотал Джим, ухитрившись соединить в весьма странном слове "Привет" и "Кто вы?".
Незнакомка оказалась стройной, с длинными, сколотыми на макушке рыжевато-каштановыми волосами, тонким личиком сердечком и полными розовыми губами. Помимо этих достоинств она обладала двадцатью накрашенными ногтями, загорелыми ногами, росшими прямо от ушей, и твердыми сосками - этого он просто не мог не заметить! - ясно обозначившимися под изношенной майкой.
Девушка уставилась на него и сонно моргнула.
- Это такой английский? - осведомилась она.
Черт, какие глаза! Огромные, карие, обведены тушью и смазанной косметикой: жесткие, наблюдательные, такого же цвета, как у Роуз, но совсем, совсем другие.
Джим сделал вторую попытку:
- Привет. А… э… Роуз дома?
Незнакомка ткнула пальцем в направлении кухни и, прислонившись к стене, коротко обронила:
- Там.
Джим вдруг почувствовал, что на нем ничего нет, кроме полотенца. Девушка согнула ногу в колене, прижала ступню к стене и медленно осмотрела его с головы до ног, не пропустив ни единой детали.
- Вы тоже здесь живете? - предположил он, так и не вспомнив, говорила ли Роуз, что делит с кем-то квартиру.
Девушка покачала головой, и тут появилась уже одетая и причесанная Роуз с двумя чашками кофе в руках. Увидев Джима, она остановилась так резко, что кофе выплеснулся на руки и блузку.
- Ой, вы уже познакомились?
Джим молча покачал головой. Девушка не произнесла ни слова, уставившись на него с легкой, загадочной улыбкой сфинкса.
- Мэгги, это Джим. Джим, это Мэгги Феллер, моя сестра.
- Привет, - в третий раз повторил Джим, тряся головой как болванчик и крепко держась за края полотенца. Мэгги коротко кивнула. Они постояли еще немного: Джим чувствовал себя ужасно нелепо в своем полотенце, Роуз с тоской взирала на капавший с манжет кофе, Мэгги по очереди оглядывала обоих, не теряя, впрочем, спокойствия.
- Она приехала вчера ночью, - пояснила Роуз. - Была на вечере выпускников и…
- Не думаю, что его интересуют подробности, - перебила Мэгги. - Может, как все остальные, подождать выхода "Настоящей голливудской истории".
- Прости, - сказала Роуз.
Мэгги фыркнула, развернулась и шагнула в гостиную. Роуз только вздохнула.
- Прости, - повторила она, - с ней всегда так. Для нее все игра.
Джим понимающе улыбнулся.
- Слушай, я тоже хочу узнать, в чем дело. Только дай мне минуту. - Он кивком показал на ванную.
- Ой… извини, конечно…
- Не волнуйся, - прошептал он, потершись щетиной о ее щеку и нежную кожу шеи. Роуз затрепетала, и остаток кофе в чашках опасно плеснулся.
Еще до ухода Роуз и Джима Мэгги вернулась на диван. Из-под одеяла выглядывали ступня и гладкая голая икра. Роуз была уверена, что сестра не спит, что все это - изгиб загорелой ноги, алые ногти на пальцах - лишь спектакль, не слишком тонкий расчет.
Поэтому она поскорее вытолкала Джима в коридора размышляя о том, что сама была бы не прочь оказаться на месте сестры: изобразить классическое, кошачье, голливудское пробуждение, когда косметика смазана, а ты сама выглядишь фантастически роскошной - заспанная, с чуть трепещущими ресницами и улыбкой. И вот теперь Мэгги, перепачканная косметикой, выглядит роскошной и сексуальной, пока сама она суетится, как Бетти Крокер, предлагая всем кофе.
- Ты сегодня работаешь? - спросил Джим. Роуз кивнула.
- Работа по выходным, - задумчиво протянул он. - Я уже и забыл, что такое быть помощником адвоката.
Поцеловал ее на прощание - короткий дружеский клевок в щеку, - поискал в бумажнике квитанцию на парковку.
- Ха, - нахмурясь, буркнул он, - я мог бы поклясться, что здесь была сотня.
"Мэгги! - подумала Роуз, нашаривая в бумажнике двадцатку. - Мэгги, Мэгги, Мэгги, которая всегда заставляет платить меня".
2
Утром Элла Хирш, проснувшись, лежала в постели, мысленно перебирая и оценивая собственные бесчисленные недуги, болезни и хвори. Начала с то и дело подворачивающейся левой щиколотки, поднялась к пульсирующему болью правому бедру, подумала о кишечнике, казавшемся одновременно пустым и скрученным в комок, двинулась вверх: груди, с каждым годом все больше усыхавшие, глаза (операция по удалению катаракты в прошлом месяце прошла успешно) - и добралась до единственной гордости - волос, не по моде длинных, выкрашенных в теплый рыжеватый цвет.
"Неплохо, неплохо", - подумала Элла, свесив с кровати сначала левую ногу, потом правую и ощутив ступнями прохладный, вымощенный плиткой пол. Ее муж Аира никогда не любил плитку.
- Слишком холодная, - брюзжал он. - Слишком твердая.
Поэтому пришлось расстелить ковер во всю комнату. Бежевый.
В тот день, когда окончилась шива по Аире, Элла сняла телефонную трубку, и через две недели ковер исчез. Осталась плитка: кремово-белый мрамор, приятно гладкий под ногами.