- Очень! - воскликнула Вирджиния, которой совсем не хотелось уезжать.
Однако им действительно было пора. В молчании они прошли мимо шумной толпы у костра и поднялись по склону холма к фермерскому дому.
Теперь в нем было освещено только одно окно на первом этаже, однако полная луна, напоминающая белоснежную тарелку, плыла по небу, заливая все вокруг серебристым светом. Они прошли через ограду во двор, и тут дверь дома распахнулась, пролив желтый свет на мощеную дорожку, и голос позвал их из темноты:
- Том! Элис! Зайдите, выпейте чаю или кофе - чего-нибудь, чтобы согреться перед дорогой.
- Привет, Юстас. - Том направился к двери. - Мы думали, ты уже спишь.
- Ну, до утра торчать на скалах я точно не собирался. Так что же вы выпьете?
- Я бы не отказался от виски, - сказал Том.
- А я - от чашки чаю, - отозвалась Элис. - Какая прекрасная мысль! Мы совсем окоченели. Но ты уверен, что мы вас не побеспокоим?
- Мама еще не ложилась, она будет рада повидаться с вами. И чайник уже на плите…
Они вошли в дом, в прихожую с низким потолком, отделанную деревянными панелями, и плиточным полом, покрытым яркими ковриками. Юстас едва не задевал макушкой потолочные балки.
Элис уже расстегивала пальто.
- Юстас, ты знаком с Вирджинией? Она гостит у нас в Уил-хаусе.
- О да, мы уже познакомились, - сказал он, не глядя на нее. - Проходите в кухню - это самое теплое место в доме. Мама, у нас Лингарды. Элис согласилась выпить чашку чаю. А Том хочет виски.
С высоты своего роста он взглянул на Вирджинию.
- Что будете вы?
- Чаю, если можно.
Элис и миссис Филипс засуетились: миссис Филипс заваривала чай, а Элис доставала чашки и блюдца из расписного буфета. Одновременно они обсуждали вечеринку у Барнетов, посмеиваясь над девицей, принявшей корову за быка, а мужчины устроились за выскобленным кухонным столом с высокими стаканами, сифоном с содовой и бутылкой скотча.
Вирджиния тоже присела - на широкую скамью под окном у противоположного края стола - и слушала успокаивающее жужжание голосов, не следя за содержанием разговора. Оказавшись после пронизывающего холода в тепле и уюте сельской кухни, она сразу разомлела, да и выпитое с непривычки крепкое пиво тоже давало о себе знать.
Плотно завернувшись в свое теплое пальто, засунув руки в карманы, она обводила глазами кухню и думала о том, что никогда еще не бывала в такой обволакивающей, покойной атмосфере. По потолку проходили балки с ввинченными в них железными крюками для копченых окороков, широкие подоконники были уставлены горшками с цветущей геранью. На огромной плите посвистывал чайник, кошка свернулась клубочком в камышовом кресле-качалке, на стене висел "календарь хлебороба", окна закрывали хлопчатобумажные занавески в клетку и повсюду витал запах свежеиспеченного хлеба.
Миссис Филипс, в отличие от своего рослого сына, была миниатюрной, седовласой и исключительно опрятной. Она выглядела так, словно работала не покладая рук с самого своего рождения, и глядя на то, как они с Элис проворно снуют по кухне, невинно сплетничая про забавную чету Барнетов, Вирджиния думала, как здорово было бы иметь такую мать. Спокойную, всегда в хорошем настроении, с просторной уютной кухней, где на плите в любое время греется чайник, приглашая к чаепитию.
Приготовив чай, женщины, наконец, присоединились к остальным за столом. Миссис Филипс налила Вирджинии чаю и протянула ей чашку. Вирджиния выпрямилась, вытащила руки из карманов, взяла чашку и с некоторым усилием произнесла:
- Спасибо.
Миссис Филипс рассмеялась.
- Ты совсем сонная, - сказала она.
- Да уж, - согласилась Вирджиния. Теперь они все смотрели на нее, но она помешивала свой чай, не поднимая глаз, потому что не хотела встретиться с его синим насмешливым взглядом.
Однако им пора было двигаться. Снова натянув пальто, они столпились в маленькой прихожей. Лингарды и миссис Филипс уже стояли у раскрытой входной двери, и тут у себя из-за спины Вирджиния услышала голос Юстаса.
- До свидания, - сказал он.
- О! - смущенная, она обернулась назад. - До свидания.
Она хотела было протянуть ему руку, но он, очевидно, не заметил ее жеста, потому что своей не подал.
- Спасибо, что пригласили.
Казалось, он забавлялся, глядя на нее.
- Мне было очень приятно. Буду рад, если вы зайдете еще, в другой раз.
Всю дорогу до дома она смаковала его последние слова, наслаждаясь ими словно драгоценным подарком, полученным на прощание. Однако она так и не вернулась в Пенфолду.
До сего момента, десять лет спустя, в июльский день, исполненный пронизывающей красоты. На обочинах, откуда неслось пенье малиновок, цвела желтая мать-и-мачеха, полыхал утесник, а скалы, поросшие папоротником, казались изумрудными на фоне морской воды цвета гиацинта.
Вирджиния настолько погрузилась в свои хлопоты, беспокоилась о ключах, о том, как ей найти Бозифик, размышляла о приземленных материях вроде плиты, холодильника, постельного белья и посуды, что небом посланное ей дивное утро каким-то образом прошло незамеченным. Однако сейчас она вновь обратила внимание на мир вокруг, вспомнила почему-то маяк - как он вспыхивал и гас над темным морем - и тут же без всяких видимых причин ее согрело внезапно нахлынувшее радостное предчувствие.
Тебе уже не семнадцать лет. Ты женщина, двадцатисемилетняя, независимая, с двумя детьми, машиной и домом в Шотландии. Жизнь не стоит на месте. Все изменяется. Ничто не остается таким же, как было.
У начала проселка, спускавшегося к Пенфолде, стояла деревянная платформа для молочных бидонов, за которой дорога круто шла вниз, петляя между высокими каменными изгородями. Боярышник, истерзанный зимними ветрами, приникал к земле. Когда Вирджиния вслед за "лендровером" Юстаса въехала во двор фермы, откуда ни возьмись выскочили две колли, черная и белая, от пронзительного лая которых бросились врассыпную, недовольно кудахча, коричневые куры породы леггорн.
Юстас остановил "лендровер" в тени амбара и уже вылезал из него, мягко отстраняя собак с дороги. Вирджиния припарковала свою машину следом за ним, открыла дверцу, и колли немедленно бросились к ней; продолжая лаять, они пытались допрыгнуть до нее, поставить лапы на грудь, тянулись, чтобы лизнуть ее в лицо.
- А ну-ка кыш… да успокойтесь вы, черти!
- Ничего страшного… - она погладила узкие головы собак, потрепала пушистую шкуру. - Как их зовут?
- Бикер и Бен. Это Бикер, а это - Бен. Тихо, тихо, разбойники. Каждый раз одно и то же!
Его веселость, хотя и немного напускная, свидетельствовала о том, что, сидя за рулем, он обо всем подумал и решил избрать именно такую манеру поведения, чтобы не превратить остаток дня в панихиду по Энтони Кейли. И Вирджиния, которой этого совсем не хотелось, была признательна ему за понимание. Шумное вторжение собак помогло преодолеть первоначальное смущение, они непринужденно зашагали бок о бок по вымощенной булыжниками тропинке к дому и вошли внутрь.
Она увидела потолочные балки, плиточный пол, коврики - все без изменений.
- Так я все и запомнила.
По дому плыл запах пирожков, от которого бежали слюнки. Юстас прошел в кухню, предоставив Вирджинии следовать за ним. По дороге он взял с полки прихватку, подошел к плите и, склонившись, открыл дверцу духовки.
- Они не подгорели? - озабоченно спросила она.
Из духовки доносился аромат поджаристой корочки.
- В самый раз.
Он закрыл дверцу и выпрямился.
Она спросила:
- Ты их сам приготовил?
- Я? Ты, должно быть, шутишь.
- Тогда кто?
- Миссис Томас, моя помощница. Хочешь чего-нибудь выпить?
Он подошел к холодильнику и вытащил оттуда банку пива.
- Нет, спасибо.
Он улыбнулся.
- Кока-колы у меня нет.
- Я не хочу пить.
Разговаривая с Юстасом, Вирджиния внимательно осматривала кухню, опасаясь, что она могла перемениться, что Юстас мог передвинуть мебель или перекрасить стены. Однако все осталось таким же, как запомнилось ей. Выскобленный стол в эркере у окна, герани на подоконниках, буфет с пестрой посудой. После стольких лет кухня осталась такой же образцовой - настоящим сердцем дома.
Когда они стали владельцами Кирктона и занялись обустройством дома, переоборудуя его от чердака до подвала, она попыталась создать для себя такую же кухню, как в Пенфолде. Ей хотелось, чтобы кухня была уютной и теплой, чтобы в ней собиралась вся семья выпить чаю и всласть наговориться за чисто выскобленным столом.
- Но кому захочется сидеть на кухне? - спросил Энтони с непонимающим видом.
- Всем нам. Кухня в деревенском стиле - это почти гостиная.
- Ну, я-то не собираюсь жить в кухне, сразу тебе говорю.
И он заказал мебель с фасадами из нержавеющей стали и яркими пластиковыми столешницами, а на пол положили в шахматном порядке черную и белую плитку, которую дьявольски тяжело было поддерживать в чистоте.
Вирджиния облокотилась на стол и с чувством глубокого удовлетворения произнесла:
- Я боялась, что тут все изменилось, но кухня точно такая же.
- Зачем бы я стал что-то менять?
- Просто так. В общем, я боялась. Все вокруг меняется. Юстас, Элис сказала мне, что твоя мама умерла. Мне очень жаль.
- Да. Два года назад. Она простудилась, развилась пневмония.
Он смял пустую банку и аккуратно опустил ее в мусорное ведро, а потом повернулся и внимательно посмотрел на нее, опираясь спиной о кухонную раковину.
- А как твоя мать?
В его голосе не было никакого выражения, при всем желании она не смогла заметить в нем ни неодобрительности, ни сарказма.