Говоря это, государь намекал на беспрерывные ссоры между графиней Гендриковой и ее мужем, действительно отличавшимся необычайной влюбчивостью, точно так же, как графиня отличалась необычайной ревностью. Но как то, так и другое являлось совершенно напрасным. Граф был очень некрасив, известен своей аккуратностью, доходившей до скупости. Вследствие этих двух качеств, взятых вместе, им никто не увлекался, и даже продажные ласки выпадали на его долю с большими антрактами.
Императрица знала обо всем этом и всегда со смехом успокаивала свою ревнивую подругу.
- Не грусти, пожалуйста, не грусти! - говорила она. - Я попрошу государя не давать графу никаких денег. Карманных денег у него мало, и он поневоле, не имея средств оплачивать свою неверность, никогда не станет обманывать тебя.
Но эти шутки не успокаивали ревнивую графиню, и, когда ее собственный муж не подавал ей поводов к особой ревности, она ухитрялась ревновать и тревожиться за других.
Красавицу Нелидову графиня возненавидела с первой минуты ее появления при дворе. Она как будто предчувствовала будущую страсть к ней государя, и когда ее предположения оправдались, ее вражде к молодой фрейлине уже не было предела. Она восставала против назначения ее на дежурство к императрице, а также против ее приглашения на интимные вечера при дворе, и дело дошло до того, что Нелидова со слезами просила государя оградить ее от нападок ее нового непримиримого врага.
Государь, сильно разгневанный этим, обратился к императрице, и той стоило больших усилий остановить не в меру усердную защитницу ее интересов и уговорить ее не впутываться в личные дела государя. Она знала, что ничего подобного он не позволил бы никому в мире, и сама, при всем своем неограниченном влиянии на державного супруга, никогда не решилась бы открыто пойти против него.
Графиня угомонилась, и при дворе наступило то, что государь, смеясь, называл "перемирием". Император, будучи доволен этим и желая оказать внимание дальним родственникам императрицы и одновременно сошкольничать немножко, нарочно проиграл графу Гендрикову довольно крупную сумму денег, которую и уплатил тотчас же, заранее убежденный, что часть этого выигрыша пойдет на… неверность графине.
Так и случилось в действительности. Но графиня случайно узнала о любовном похождении мужа, застигла его чуть ли не на месте преступления и вся в слезах пришла жаловаться императрице на государя.
- При чем же тут император? - спросила Александра Федоровна, едва удерживаясь от смеха.
- Как при чем? - утирая катившиеся слезы, возразила графиня. - Да ведь он дал моему мужу деньги.
- Он их не даром дал ему, не подарил. Твой муж их в карты выиграл!
- А он нарочно проиграл их. Я знаю императора, он напрасно деньги проигрывать не станет, - кричала и горячилась графиня. - Он нарочно это сделал, чтобы огорчить меня. Он не любит меня! Он никого в мире не любит.
- Ну, это неправда! Государь одарен необычайно добрым и отзывчивым сердцем! Он слишком добр.
- Только не ко мне, во всяком случае, не ко мне!
В эту минуту в соседней комнате раздались твердые шаги, и из-за откинутой портьеры показалась красивая и мощная фигура императора Николая. Он вошел, как и всегда, бодрый и веселый и, крепко поцеловав государыню, приветливо поздоровался с графиней. Она низко и церемонно присела перед ним. Государь в этом церемонном реверансе почувствовал скрытую обиду.
- Графиня сегодня не в духе? - смеясь, заметил он.
- Смею ли я, ваше величество? - покорно, но церемонно возразила Гендрикова.
- Смеете, ваше сиятельство, постоянно и неустанно смеете, - улыбнулся государь. - Я уже давно не видел веселой улыбки на вашем лице, с того самого злополучного дня, когда граф меня беспощадно обыграл! Подумайте сами: где тут справедливость? Меня же обыграли, да на меня же еще и сердятся!
- Сердиться на ваше величество никто не смеет, - возразила графиня дрогнувшим голосом, - а огорчаться мне никто не может запретить!..
- Но и вы не можете никому запретить сочувствовать вашему горю.
- Вы бы меньше сочувствовали ему на словах, - колко заметила графиня, - а больше доказывали бы свое сочувствие на деле!..
- Ай-ай-ай, какая вы злая, графиня! И что я вам сделал?
Но графиня уже не знала меры своей досаде и взволнованным голосом заговорила:
- Платить не надо было моему мужу эти деньги! Не надо было давать ему возможность устраивать какие-то безобразные пикники, ездить на какие-то там Средние Рогатки и прочие безобразные русские почтовые станции!
- Помилосердствуйте, графиня, мои почтовые станции тут ни при чем, - от души рассмеялся государь, что все сильнее и сильнее волновало и так уже рассерженную графиню.
При виде смеха императора она разрыдалась и, прерывая свои слова то громкими всхлипываниями, то горькими слезами, залпом проговорила:
- Вы знаете, наверное знаете! Вам наверное ваш противный обер-полицмейстер доложил, что мой муж ездил на тройке на какую-то дурацкую Среднюю Рогатку в сопровождении какой-то балетной плясуньи, что он сорил там деньгами, заплатил этой негодной плясунье громадную сумму и вернулся в город на рассвете в таком состоянии, в каком у нас, в благоустроенной Пруссии, сапожник домой вернуться посовестится.
Государь терпеливо выслушал графиню и, когда она кончила, спокойно и по возможности серьезно возразил:
- Мой обер-полицмейстер вовсе не противный, а, напротив, очень приятный и красивый мужчина. Это за ним признают все наши дамы. За ночными экскурсиями моих друзей он следить не имеет ни малейшего права и доложить мне об этом не смеет!.. А моя Средняя Рогатка - премилая станция, расположенная в очень живописной местности, и там у смотрителя прехорошенькая дочка, которая и мне самому самовар подавала, и даже неоднократно.
Графиня, выслушав весь этот монолог, пожала плечами и, молча откланявшись, вышла из комнаты. Говорить она не могла, она чувствовала, что "вышла из берегов", как говорил император, и наговорит слишком много.
Государь молча низко поклонился ей вслед. Императрица, опустившись в кресло, хохотала до слез. Она страстно любила эти сцены. Спокойные и хладнокровные монологи мужа приводили ее в восторг. Она протянула ему обе руки и, когда он прижался к ним нежным поцелуем, притянула к себе его красивую голову и крепко поцеловала его в лоб.
II
Блестящий дебют
На этот раз на душе государя был маленький, еще неосознанный грех, в котором он не покаялся перед супругой. Впрочем, и особенно каяться еще не в чем было. Весь грех состоял в том, что Николай Павлович накануне в театре слишком пристально наблюдал за молоденькой актрисой-подростком, в первый раз выпущенной в настоящей роли и блеснувшей на подмостках сцены новой, едва заметной, но яркой звездочкой. Сила этого блеска была вся в будущем.
Молоденькая Асенкова - так звали артистку - лишь за несколько дней перед этим была выпущена из школы на водевильные роли. В водевильной актрисе Императорская труппа в то время сильно нуждалась, и молоденькая грациозная артистка с миловидным личиком и свеженьким, хотя и небольшим голоском была находкой для театра.
Александр Михайлович Гедеонов, вершитель всех театральных дел той эпохи, со свойственной ему прозорливостью понял, какое сокровище может приобрести сцена в лице молоденькой актрисы, но сразу своих карт не открыл и, выпуская Асенкову в ответственной роли травести - переодетую гусаром, оговорился, что делает это исключительно с целью поощрить молоденькую девочку и показать ей, что при серьезной работе и старании с ее стороны она может добиться со временем серьезных и ответственных ролей. Он не сказал, что в лице молоденькой ученицы, едва покинувшей школьную скамью, театр разом приобретал почти сформировавшуюся артистку, одно присутствие на сцене которой заранее гарантировало театру полные сборы.
Асенковой, выступившей в роли молоденького гусара в бойком водевиле "Полковник старых времен", аплодировали шумно, единодушно, всем театром, и государь, случайно заехавший в этот вечер в Александрийский театр, от души поздравил Гедеонова с удачным и умелым приобретением. Император никогда не отделял успеха того или другого дела от того лица, которое вызывало этот успех, и, усердно аплодируя увлекательной игре молодой артистки, в то же время благодарил за нее и сумевшего разыскать ее директора Императорских театров.
Гедеонов, бесконечно польщенный приветом и одобрением государя, почтительно доложил ему, что талант молодой многообещающей артистки развился под сенью Императорской театральной школы, давшей русской сцене уже столько крупных, выдающихся сил, и попутно испросил разрешение государя увеличить жалованье молоденькой актрисе до цифры, получаемой "настоящими артистами".
- Разумеется, разумеется! - живо заговорил государь. - Чем же этот пленительный маленький гусар не "настоящая артистка"? Чего тебе еще "настоящего"? Ты сколько ей назначил? - спросил государь.
- Пятьдесят рублей в месяц, ваше величество, и три рубля разовых для поощрения, - ответил Гедеонов.
Надо заметить, что в то время счет велся еще на ассигнации и что пятьдесят рублей тогдашних денег составляли неполных наших пятнадцать рублей, а три рубля составляли девяносто копеек на наши деньги.
- Не расщедрился же ты! - рассмеялся государь. - По твоему масштабу и таланты обнаруживать не стоит.
- Как угодно будет приказать вашему величеству! - возразил Гедеонов.
- Нет, я, брат, не в тебя. Я назначаю ей сто рублей жалованья и пятнадцать рублей разовых.