- Всех, кроме одной только Полины Бартеневой. Ведь ее тотчас же узнают по ее корпуленции, и ей никогда не удастся заинтриговать. Полину можно и должно слушать только тогда, когда она поет. Ее пение дивно, но разговор ровно никому не нужен.
- А Варвара Аркадьевна Нелидова, вы думаете, поедет на ваш маскарад? - рассмеялся Булгаков.
- Вареньке-то с чего ломаться? Эта из числа весталок выбыла!.. Она погасила огонь.
- Да, не "мудрая дева"! Не уберегла светильника! - рассмеялся Булгаков.
- О ее светильнике я не забочусь, - брезгливо заметил граф, - а относительно ее присутствия на нашем маскараде я совершенно разделяю взгляд графини. С чего ей к нам не поехать, если она на последнем маскараде в дворянском собрании была?
- Варенька? Была в маскараде дворянского собрания? Это еще что за новость?
- Новость, переданная мне человеком, лично посвященным в эту тайну, - ответил граф.
- И не сумевшим скрыть эту доверенную ему тайну от равнодушных взоров и суждения почтеннейшей публики? - рассмеялся Булгаков.
Граф бросил на него взгляд легкого нетерпения. Он не особенно дружелюбно относился к фамильярной болтовне известного остряка, находил его тон неприличным и неудобным в строго выдержанной гостиной.
Зато графиню Булгаков забавлял, а она любила только то, что забавляло ее.
- Нет, скажи мне, пожалуйста, неужели Варенька в самом деле рискнула поехать в маскарад собрания? - спросила она.
- Помилуйте, какой же тут особенный риск? - вступился Булгаков. - В дворянское собрание ездят очень и очень многие!
- Легко быть может. Но Вареньке-то на что это понадобилось?
- Неверность державного поклонника, должно быть, проследить хотела.
- Да-а? Вот как! Она уже в ревность ударилась? Бедная Варенька!.. Ревность - ведь это начало конца.
- Ну, до конца ей далеко - у нее щупальца хорошие! - смеясь, заметил Булгаков.
- Что это вы, Константин Александрович? Что у вас за выражения? Какие еще там "щупальца"?
- А, видите ли, есть такие рептилии, графиня, из породы земноводных. Они действуют щупальцами. Они впиваются ими в намеченную жертву, впиваются крепко и, раз вцепившись, уже не отпускают ее!.. По крайней мере, много усилий приходится употребить, чтобы заставить их lâcher prise!..
- И у Вареньки, по вашему мнению, хорошие "щупальца"? Да? И что же? Ее преследование увенчалось успехом?
- Это смотря по тому, что ты называешь успехом, - пожал плечами граф. - Она хотела только убедиться в справедливости того, что ей говорили.
- А ей успели что-то сказать? Как я узнаю наших милых дам! Она убедилась?
- Ясно и определенно, потому что сама видела, как государь целый вечер провел с маленькой, миниатюрной маской и проводил ее по лестнице, чтобы лично в своей карете довезти ее до дома!
- И все это не басня? Не сказка?
- Вовсе нет! Я могу тебе прямо указать даже на то, что за экипажем государь посылал директора театра Гедеонова.
- Александра Михайловича? Узнаю его! - воскликнул Булгаков. - То есть другого Александра Михайловича положительно мир не родил! Нет, скажите, граф, он так-таки и сбегал за экипажем?
- Я не говорю, что он "сбегал" за каретой. Но государь приехал в маскарад в маленьких санках, а уехал в карете, и вот относительно этой перемены все заботы возложены были на Гедеонова.
- Ну да, ну да, конечно! Ах, Александр Михайлович! Ах, солнце наше красное! Ну, а провожал государь кого? Воспитанницу театрального училища, вероятно?
- Да, вот эту маленькую артистку, что пленила своим гусарским ментиком государя.
- Ну, не восторг ли это? Скажите мне, не восторг? Александр Михайлович сам разыскал девочку, сам ее в ментик нарядил, сам государю представил и сам же ей теперь экипажи подает, а быть может, и галоши с нее снимает! Нет, кто что ни говори, а когда умрет Александр Михайлович Гедеонов, то преемника ему уже не останется. Графиня, - обратился Булгаков к грациозной хозяйке дома, внимавшей его восторгу, - графиня! Неужели вы Гедеонова на свой маскарад не пригласите? Вас за это осудят все современники, и беспристрастное потомство вам это в вину поставит.
X
Таинственная загадка
Маскарад графини Воронцовой-Дашковой удался как нельзя лучше. На него съехался чуть не весь Петербург, и все великосветские дамы друг перед другом старались не быть узнанными. Графиня усердно помогала этому, лично вместе с мужем проверяя входные билеты и не открывая положительно ничьей тайны.
Мужчины, нарасхват добивавшиеся чести заполучить пригласительный билет, были в полном сборе. Среди мужского общества тут были положительно весь Петербург и весь цвет гвардии.
Государь приехал в самый разгар маскарада вместе с наследником, редко посещавшим этого рода собрания, так что его появление было особым почетом для графа и графини. Вслед за государем приехал и великий князь Михаил Павлович, который, напротив, очень любил маскарады и охотно откликался на остроумную маскарадную интригу.
Все дамы сохраняли самое строгое инкогнито, старались говорить измененными голосами; никто не приподнимал даже широкого кружева маски, совершенно скрывавшей лицо. Без маски, с лицом, блиставшим оживлением из-под широкого кружева, обрамлявшего капюшон, наброшенный на голову, но тотчас же откинутый, царствовала только сама пленительная хозяйка дома, которая уверяла, что она и без маски сумеет заинтриговать всякого, кого захочет.
По залу ходило и несколько мужских домино, разрешенных графиней, но их было мало.
Мужчины предпочитали сами быть объектами интриги и никого собою не интриговать.
Государь стоял у одной из колонн, весело перебрасываясь отрывочными фразами с проходившими мимо него масками. Вдруг перед ним остановилась миниатюрная маска в щегольском домино, с массивным золотым браслетом в виде цепи на маленькой руке, обтянутой черной перчаткой. Государь мельком взглянул на нее, и его брови грозно сдвинулись.
С минуту он тревожно смотрел на маску, а затем, видя, что она не отходит от него, спросил:
- Ты, может быть, хочешь что-нибудь сказать мне, прекрасная маска?
- Нет, ничего особенного, - пропищала она деланным маскарадным голосом. - Мне только жаль, что здесь нет цыган. Ты знаешь, как я люблю цыган!
Государь был поражен. Эта крошечная, миниатюрная фигурка, эти осторожные, как будто кошачьи, жесты и ухватки, этот робкий взгляд больших глаз, сверкавших из-за длинных разрезов черного бархата, весь этот общий рисунок подкупающей, почти молящей грации - все это было хорошо знакомо и памятно государю, все это он недавно хорошо видел совсем близко.
- Как ты здесь очутилась? - спросил император тоном, в котором нежность и сожаление боролись с гневом.
- А что? - пропищала маска. - Почему же мне было сюда не приехать? Ведь ты здесь, а ты сам сказал мне, что всюду, где ты будешь, там и я могу быть с тобою вместе.
У государя вырвался жест нетерпения.
- Нет, ты не поняла меня! Ничего подобного я тебе не говорил и не мог говорить. Ты не можешь сомневаться ни в моем участии, ни в моем расположении, но во всем и всюду должны уважаться и соблюдаться приличия, а ты хочешь нарушить их.
- Я? Чем же это? - спросила маска, и в ее голосе прозвучала горькая обида. - Что я такое сделала, что могло бы так сильно прогневить тебя?
- Если ты сама не понимаешь этого, то мне будет трудно объяснить тебе, - сказал государь таким тоном, в котором напрасно хотел скрыть свое неудовольствие.
Маска торопливо вынула из кармана маленький кружевной платок и, подсунув его под маску, вытерла слезы.
У государя опять вырвался нетерпеливый жест. Он терпеть не мог женские слезы, и это знали все, кто когда-нибудь стоял близко к этому монарху.
- Ты лучше всего сделаешь, если уедешь, - сказал он, стараясь говорить с возможной кротостью, проявляя почти несвойственное ему терпение.
На эту сцену начали издали обращать внимание большинство из присутствующих. В углах начали потихоньку перешептываться.
Государь заметил это и чувствовал подступающий гнев, истинный пароксизм гнева, один из тех пароксизмов, о которых знала вся Россия. Он нагнулся вперед, несколько наклонился к миниатюрной маске и тихо, но внушительно проговорил:
- Уезжай сейчас же! Слышишь ли? Сейчас!
- Слышу, слышу, но не уеду, - капризно пропищала маска.
Кровь бросилась к лицо государю.
- Я тебе приказываю, - произнес он таким тоном, перед которым спасовал бы любой из царедворцев.
Однако упрямая маленькая маска стояла на своем и упорно повторяла:
- Сказала, что не уеду, и не уеду!
- Я вывести тебя прикажу, если так, - прошептал император, уже почти не чувствуя себя от гнева.
- Хорошо! - пропищала маска. - В таком случае я завтра же возвращу роль и никогда - понимаешь ли? - никогда не выйду в ментике и в гусарском мундире.
Государь чувствовал такой прилив гнева, что ему хотелось броситься на упрямую маску. Но он воздержался и по возможности тихо сказал:
- Уезжай! Я сейчас же следом приеду за тобою.
- Куда? - удивилась и как бы оторопела маска.
- К тебе домой, на Владимирскую! Ступай же! Ступай и жди меня!
- Напрасно, не приезжай! Мне не нужен твой визит, и дома ты меня не застанешь!
- Как это глупо! - воскликнул государь почти громко. - Как это необычайно глупо! Если ты здесь, то понятно, что теперь, сейчас, я тебя дома не застану. Но к тому времени, когда я приду, ты успеешь возвратиться.