- Какая красота, - сказал я.
- Хочется взлететь, - улыбнулась девочка.
- Я ведь предлагал, а ты не захотела, - засмеялся я.
- А ты мог бы умереть от любви? - тихо спросила Тамара.
- Как это? - не понял я.
- Ну, например, если бы твоя девушка умерла…
- Ты что?! Отчего?
- Мало ли отчего… Умерла, и тебе самому жить не хочется.
- А-а… Понятно, - наконец, сообразил я.
- Ну, так что?
- Что?
- Ты мог бы умереть от любви?
- Конечно! - убеждённо ответил я.
Мне вдруг подумалось, что Тамара и впрямь умерла, и острая, невыносимая печаль пронзила моё сердце, и стало трудно дышать. Я схватил девушку за плечи и крепко прижал к себе, это уже совсем не было похоже на любовное объятие, наверное, так обнимаются перед вековой разлукой.
- Ты меня задушишь, - услышал я слабый голос.
- Не говори больше так, - прошептал я.
- Почему?
- Потому что я понял, что значит "умереть от любви".
- И что это значит?
- Что я не хочу без тебя жить.
- Правда?
- Правда…
- Правда-правда?
- Зачем ты всё переводишь в шутку?
- Я не шучу, - едва слышно сказала Тамара.
Мы помолчали.
- А ты веришь в жизнь после смерти? - спросила Тамара.
- Я… Не знаю…
Мы снова помолчали.
- Нужно только договориться, - тихо произнесла Тамара.
- О чём? - не понял я.
- Где и как мы встретимся.
- Когда?
- Когда нас не будет, - прошептала она.
- Прекрати эту загробную тему! - воскликнул я.
- Хорошо. Не буду, - она уткнулась носом в моё плечо.
Лёгкий ветер шевелил её русые волосы.
Я погладил их ладонью, и меня охватило острое чувство жалости. Мне показалось, что Тамара не только моя любимая девушка, но ещё и сестрёнка.
Потом мы пошли домой, и Тамара заявила, что хочет пить.
- Пойдём, я знаю, где есть родник, - сказал я.
Лесной родник и впрямь был совсем недалеко.
Вода была такая холодная, что ломило зубы.
Напившись, мы нагнулись и стали смотреть в воду.
Мелкие песчинки поднимались со дна вверх и, совершив короткий полёт, снова падали вниз.
- Смотри! Вот так и мы! - сказал я.
- Что? - не поняла Тамара и стала смотреть внимательнее.
- Мы, как эти песчинки…
- В смысле?..
- Появляемся на свет и исчезаем.
- Но через какое-то время песчинки снова взмывают вверх.
- Да. А может, и у людей так?
- Как?
- Несколько жизней.
- Я в это не верю, - грустно сказала Тамара.
В этот день мы встретились ещё раз, уже вечером.
С востока вставала луна, и она была непривычно огромной.
Мы уселись на нашу кладочку и стали целоваться.
Моя рука скользнула вверх по девичьему бедру.
Казалось, будет всё, как обычно.
Неожиданно Тамара высвободилась из моих объятий.
- Что? - не понял я.
- Я сбегаю домой, - сказала она.
- Зачем? - спросил я огорчённо.
- Я скоро вернусь, - успокоила меня Тамара.
- Ладно. Сбегай, - прошептал я.
Балансируя руками, она прошла по мостику и исчезла в темноте.
Я ждал её с нетерпением.
Почему-то подумалось, что она не вернется.
Мало ли… Родители не отпустят.
Мы и так целый день вместе.
Но Тамара вернулась. Причём действительно очень быстро.
Я не мог понять, зачем она уходила от меня.
И только когда я вновь её обнял, когда мы снова стали жарко целоваться, а моя бессовестная ладонь скользнула вниз, к девичьим бедрам, вот тогда я понял, зачем она ходила домой.
Честное слово - мне показалось, что я зарычал от осознания того, что произошло.
Тамара вернулась ко мне без чулок.
- Пойдём на бережок, - сказал я хриплым голосом.
- Пойдём, - послушно ответила Тамара.
Мы поднялись и пошли.
Тёмный берег, густые кусты.
Я посмотрел по сторонам.
Нет, нас никто не мог увидеть.
Я страстно привлёк Тамару к себе, и звездное небо качнулось над нами.
Неожиданно я почувствовал, что Тамара не стоит на ногах, а почти висит на мне.
Осторожно и бережно я стал заваливать её на траву.
Тамара совсем не сопротивлялась. Теперь мы сидели рядом.
"Она хочет, она хочет", - застучало у меня в ушах.
- Давай ляжем, - хриплым голосом попросил я.
- Будь осторожен, - прошептала Тамара и легла.
Я прижался к девушке, лёг так, чтобы не давить на неё своим весом, и моё колено скользнуло между её ног, которые с послушной покорностью раздвинулись.
"Всё. Назад пути нет", - подумалось мне.
- Любимая, ты мне веришь? - прошептал я.
- Да… - едва слышно ответила она.
И в этот момент я решился.
Приподнявшись, я запустил обе ладони под её короткую юбку и скользнул пальцами под резинку тонких трусиков. Справа и слева.
И потянул их вниз.
Сердце стучало, словно молот.
"Бух, бух, бух!"
- Тамара! Давай сделаем это, - выдохнул я.
- Не надо, я боюсь, - жарко шепнула Тамара.
Не надо? Сама попросила, чтобы я был осторожен…
Мысли мои смешались. Не надо?
Почему "не надо", если так сильно хочется?
- Ты не хочешь? - огорчённо спросил я.
- Не знаю… Я боюсь, - повторила она.
- Я буду осторожен… Ты станешь моей…
- Я и так твоя… Если ты меня любишь…
- Люблю.
- Тогда относись ко мне, как к любимой.
- Как?
- Бережно.
- Бережно?
- Да. Бережно. Сбереги меня для себя.
Действительно! Какой я идиот. Разве можно так поступать с любимой девушкой. Нельзя. Любимую девушку нужно беречь и лелеять, ведь она моя и только моя.
Я отпустил Тамару, и теперь мы снова сидели на траве.
Девушка поправила трусики и одёрнула юбку.
От волнения я не мог ничего сказать.
Руки дрожали.
Словно кур воровал!
- Тамара! Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.
- Я знаю, - ответила она.
- Но… Я хочу этого… - выдавил я из себя.
- Ты у меня лопушок, - прошептала Тамара.
- Кто? - не понял я.
- Никто. Я пошутила, - улыбнулась она.
Конечно, я расслышал это слово "лопушок", только не понял, что она имела ввиду.
Спрашивать и уточнять я не осмелился.
Лопушок так лопушок.
Очень даже ласковое слово.
- Хочу тебя спросить… - робко шепнула Тамара.
- Спрашивай, - запросто сказал я.
- Как ты думаешь, мы ещё долго будем вместе?
- Что ты такое говоришь! - возмутился я.
- А что? Первая любовь, говорят, не бывает счастливой.
- Откуда ты знаешь? У тебя уже что - была первая любовь?
- Нет. Ты моя первая любовь.
- Тогда - что? Подружек наслушалась?
- Нет.
- Но почему ты так говоришь?
- Подумалось.
- Ну, ты подумай сама, что нас может разлучить?
- Найдется какая-нибудь Ирочка.
- Далась тебе эта Ирочка! Я не люблю её! И не любил!
- Я имею ввиду в общем, а не конкретного человека.
- И в общем нам ничто и никто не мешает.
- Помешает, - глубокомысленно произнесла Тамара.
- Что ты имеешь в виду?
- Например, то, что мой отец…
- Что - твой отец?
- Мой отец - польский еврей.
- Ну и что?
Моё удивление было совершенно искренним.
Что с того, что её отец польский еврей?
- Твои родители могут не разрешить тебе жениться на мне.
- Чушь какая, - сказал я.
- Ага! Видишь, а сам говоришь неуверенно.
- Просто вопрос какой-то глупый, - попытался оправдаться я.
Мы помолчали.
- Холодно, пойдём домой, - сказала Тамара.
Мы встали, и я проводил её к дому.
Речная прохлада превратилась в промозглую осеннюю сырость, и, сидя на кладочке, мы были вынуждены обниматься всё крепче и крепче уже не столько от любви, сколько от холода.
В горах прошли дожди, и наша речка возмужала так, что сидеть на кладочке без риска намочить обувь стало совершенно невозможно.
И мы покинули нашу кладочку.
Как оказалось - навсегда.
Теперь мы обнимались на лавочке у тамариного дома, что было не совсем удобно, так как нам то и дело кто-нибудь мешал. То тамарин брат, то её старшая сестра.
А в один из последних дней октября произошло такое…
Долго у меня ещё краснели уши, когда я вспоминал то, что тогда случилось.
Мы договорились с Лёшкой, что я к нему приду.
Ну я и пришёл, а он, видимо, об этом забыл, но, скорее всего, ему помогла забыть Наташа.
Короче, я пришёл: "тук-тук" в дверь, а она вдруг открылась.
У нас с Лёшкой всё было запросто.
Он приходил ко мне, а я к нему.
Ну я и зашёл.
Никого.
Потом я понял, что в доме кто-то есть.
Шагнул в комнату и сразу увидел их.
И глаза мои полезли на лоб.
Наташа лежала поперёк дивана, ногами к двери.
Она опиралась на локти, и голова её была запрокинута, а глаза закрыты.
А Лёшка, мой друг Лёшка, стоял перед диваном на коленях, и его голова находилась между широко раздвинутыми ногами девушки.
Я оторопел.
Что это они такое делали?
Юбка девушки была смята до самой талии, я видел её длинные стройные ноги. Они были обтянуты красивыми капроновыми чулками с кокетливым узором в верхней части бедра.