Сверчков было так много, что казалось, будто весь мир состоит только из этих невидимых музыкантов. Они пели без устали и без перерывов. Однажды я принёс фонарик, и мы с Тамарой, стараясь ступать неслышно, подошли к кусту древовидной мальвы, на ветвях которой обосновался невидимый певец. Я включил фонарик, и мы не без труда обнаружили маленького бледно-серого кузнечика, мелкие движения которого, как оказалось, и были источником удивительных серенад. Скромный вид ночного певца полностью компенсировался его непостижимыми музыкальными способностями.
Тонкие, волшебные звуки, словно гимн уходящей осени, с каждым вечером становились всё печальнее и печальнее.
Особенно грустно было то, что мы с Тамарой стали замечать, что количество ночных менестрелей неумолимо уменьшается, и их песни становятся всё тише и тише.
Это означало, что осень вступает в свои права.
Почти всё время мы разговаривали шепотом.
- Тебе не кажется, что мы остались одни? - тихо спросил я однажды.
- Как это?
- Ну, совсем одни. На всём белом свете.
- А-а…
- Не кажется?
- Кажется.
Почему-то сладко щемило сердце.
И мы снова начинали целоваться.
Иногда мы вспоминали про наших друзей - Лёшку и Наташу - и ненадолго возвращались к забытой забаве - качелям под деревом грецкого ореха. Только теперь всё было иначе. Лёшка с Наташей сидели на одной стороне, причем мой приятель так крепко и властно обнимал свою подружку, что мне становилось завидно. Мы с Тамарой занимали другую половину люльки, какая-то просторная попона служила нам верным убежищем от осеннего ветра, никто не мог видеть, как я осторожно и ласково обнимал Тамару и прижимал к себе её упругое тело. Мы толкали люльку, и Лёшка сразу начинал жадно, взасос целовать Наташу - вынести это было просто невозможно, и мы с Тамарой тоже целовались, наши поцелуи были почти невинными по сравнению с тем, как самозабвенно предавались этому занятию наши друзья. Люлька совершала медленные, плавные движения, и эти равномерные колебания и ритмичный скрип канатов над нашими головами, казалось, содержали в себе какой-то постыдный намёк на что-то совсем взрослое и запретное.
Не знаю, что делали там, под своей попоной, Лёшка с Наташей, но мои руки были гораздо более бесстыжими, чем тогда, когда мы с Тамарой оставались наедине. Трепеща от страсти, я трогал сквозь шерстяную кофточку нежные и упругие груди моей девочки.
Тамара удерживала мои ладони, но не отталкивала.
Мне хотелось расстегнуть несколько пуговок, но, признаюсь, я не осмеливался сделать это.
- Ты с ума сошёл, - едва слышно шептала Наташа.
- Ничего не видно, - глухо бурчал Лёшка.
Я скашивал глаза и действительно не мог понять, что там у них происходит, потому что Лёшка почти лежал на девочке. Если бы просто лежал! Он как-то недвусмысленно двигался, словно… Неужели?
Нет! Не может быть!
Разве что - "понарошку".
Хмелея от общей атмосферы любви, я начинал гладить живот моей девушки, короткое платье сминалось кверху, и мои пальцами касались тугих трусиков.
Я умирал от любви.
При этом мы, как и Лёшка с Наташей, целовались немыслимо долгим поцелуем, и я был уверен, что счастливее меня нет никого на свете.
Наступила вторая половина октября, и деревья пожелтели.
- Пойдём погуляем по лесу, - с трудом произнёс я.
С трудом - потому что это была непростая фраза.
Все пацаны в один голос хвастались, что если девчонка соглашается пойти с тобой в лес, то можно считать, что победа в кармане.
- Пойдём, - запросто ответила Тамара.
Жаркая волна ударила мне в лицо.
Как легко она согласилась! Моя победа в кармане!
Неужели Тамара не знает, что может случиться в лесу?
И в тот же миг мне стало совестно.
Что это я так плохо думаю про мою девушку! Она доверяет мне! А я…
Какая победа? Баран! Ведь я люблю её!
Осенний лес встретил нас прозрачным воздухом и гулким шумом ветра в кронах высоких буков.
- Смотри, под ними ничего не растёт, - удивилась Тамара.
- Да, под буками и грецкими орехами никогда ничего не растёт.
- Почему?
- Буки и грецкие орехи не желают этого, - рассмеялся я.
- Какие они эгоисты, - улыбнулась Тамара.
Мы прошли по буковой роще и вышли на небольшую полянку.
- Посидим? - пытаясь говорить равнодушно, предложил я.
- Давай, - ответила Тамара и достала из сумочки покрывало.
Ничего себе…
А я думал, что нам хватит и моего пиджака.
И мы посидели…
Нам понадобилось лишь две минуты, чтобы повторить весь тот скромный любовный опыт, который мы накопили за всё это время.
Дальше начиналось неизведанное.
Тамара лежала на спине, а я жадно и страстно целовал её.
Девочка совсем не сопротивлялась, когда мои вздрагивающие от волнения пальцы расстегнули её плащ, а затем пуговки кофточки.
- Люблю, люблю, - шептал я и пытался просунуть ладонь под лифчик.
Ничего не получилось.
Я говорил какие-то нежные слова, лицо Тамары стало пунцовым, губы мелко задрожали, и она стала дышать шумно и жарко.
Моя ладонь скользнула вниз по её животу, по бедрам, достигла кромки короткой юбки и, прихватив край ткани, отправилась в обратный путь.
- Что ты делаешь?.. - выдохнула Тамара.
Что я делал?
То, что мне больше всего на свете хотелось делать.
- Люблю тебя, - ответил я.
И снова стал целовать её припухшие губы.
А моя дерзкая рука стала жить своей жизнью.
Ошалев от собственной смелости, я запустил пальцы под резинку её трусиков. Нежная кожа девичьего живота была горячей и шелковистой.
Я умирал от любви…
- Не надо, миленький…
- Почему?
- Пожалуйста, не надо.
- Ты не любишь меня?
- Люблю.
- Тогда почему - "не надо"?
- Я боюсь.
- Чего ты боишься?
- Этого боюсь.
- Меня?
- Нет, не тебя.
- Я не сделаю ничего такого, чего ты сама не хочешь.
- Я знаю.
В это мгновение мне стало по-настоящему стыдно.
Она мне доверяет, а я веду себя как…
…Как подлый соблазнитель.
И я отпустил её.
Тамара села и стала приводить в порядок свою одежду.
Моё сердце стучало всюду: в ушах, в висках, в кончиках пальцев, в щеках, во рту, в коленках, в пожухлой траве, в пожелтевших кронах деревьев, в белоснежных облаках, в бездонной синеве осеннего неба.
Ничего не случилось.
Это плохо или хорошо?
Ведь могло случиться.
Я хотел этого?
Хотел. Очень.
Тамара хотела этого?
Похоже, что хотела.
Но я отреагировал на её слабый протест и…
И теперь сижу, словно баран, и тупо смотрю, как она поправляет юбку и застёгивает кофточку.
А моё сердце никак не может успокоиться.
Может, нужно было начать снова целоваться?
Совершить ещё одну попытку?
Нет, я ничего не сделал.
Девочка достала большую расчёску и со словами "ты меня всю помял" стала расчёсывать свои длинные русые волосы.
- Тамара, - робко начал я.
- Что? - спросила она строго.
- Позволь мне… Расчесать тебя, - я боялся, что она мне откажет.
- Ну… Попробуй, - улыбнулась Тамара.
Был я ли счастлив в жизни? Был, конечно.
Минуты счастья были самыми разными, но вот этот день, когда мы с Тамарой сидели на опушке осеннего леса, и я неторопливо и бережно расчёсывал её густые волосы, день этот, час этот остался для меня одним из самых счастливых.
Не знаю, сколько прошло времени.
Я обнял Тамару, уткнулся лицом в её волосы, и мы замерли и, казалось, совсем перестали дышать.
- Как хорошо, правда? - спросила Тамара.
- Правда, - прошептал я.
Посидев ещё немного, мы поднялись и, сложив наше покрывало, не спеша двинулись вверх по склону горы.
Мы шли обнявшись и тихонько разговаривали.
"Хорошо, что ничего не случилось", - подумалось мне.
"Если бы что-то случилось, разве мы могли бы так беззаботно и откровенно разговаривать? Нет, конечно. Нам и так хорошо, а то, что не случилось сегодня - случится потом. Придёт время, и это обязательно произойдёт. Ведь мы любим друг друга."
Какие хорошие мысли меня распирали.
Я даже гордился своим поведением.
- Чего ты хочешь больше всего на свете? - спросил я Тамару.
- Честно?
- Честно.
- Чтобы мы никогда не расставались, - печально сказала она.
- Мы и не расстанемся, - ответил я твёрдо.
Впереди, прямо перед нами был высокий обрыв, который назывался Белая Скала.
Я специально привёл сюда Тамару, я знал, что ей непременно понравится прекрасный вид, который открывался с этой высоты.
- Знаешь, как называется эта скала? - спросил я.
- Нет.
- Видишь, какая она белая?
- Вижу.
- Она так и называется - Белая Скала.
Мы подошли к самому краю.
- Как высоко! - Тамара с опаской посмотрела вниз.
- Метров сто двадцать свободного полета. Летим?
- Хороши шуточки, - сказала Тамара.
- Тогда давай сядем и свесим вниз ноги, - предложил я.
- Я боюсь, - прошептала Тамара.
- Если загудим, то вместе, - уверенно заявил я.
Мы осторожно уселись на самый край обрыва.
Огромная высота рождала жуткое чувство страха.
Я обнял Тамару за плечи.
- Мне страшно, - сказала Тамара.
- Не бойся. Мы вместе, - улыбнулся я.
Вдали, в голубой дымке, виднелись ещё более высокие горы.