Байрамгельды глянул влево, на перемычку, середина которой была срезана и унесена ковшами экска-ваторов. Вот очередной ковш плавко ушел в сторону и в тот же миг струя воды пересекла перемычку. Струн быстро превратилась в поток, который, журча и подпрыгивая, покатился вниз, уноси с собою кусты бурьяна, какие-то корни; куски глины, и слился с чистой зеленоватой водой Мургаба.
- Ну, вот и породнились! - весело щуря глаза, проговорил Курбан-ага. - Навек породнились!
Народ стал расходиться. Перед тем, как отправиться в обратный путь, Курбан-ага окинул еще раз поля, канал, заросшие камышом берега Мургаба, его синеватую излучину и негромко, словно про себя, произнес:
- Все хорошо. Но по такому случаю слишком буднично. Народу мало, и жаль тех, кто с нами на разделил эту радость.
- И мы, отец, ее тоже прозевали бы, если б не наш Курбандурды, - привлекая к себе и обнимая за плечи младшего брата, сказал Байрамгельды.
Старший брат шагал молча и был задумчив.
- Ну, а ты что молчишь! Разве то, что увидел, не взволновало тебя?
- Как не взволновало! Да у нас нет стройки важнее, чем канал! - выйдя из состояния задумчивости, возбужденно заговорил Бегенч. - Ну, сам посуди: что может быть важнее воды для земли, которую так несправедливо обделила природа? Куда ни сунься, все в нее, в воду, упирается. И нет, по-моему, выше чести быть участником этой великой стройки.
- Правильно, сынок, - поддержал Бегенча отец, шагавший справа от старшего сына. А слева от брата шел Байрамгельды. Слова Бегенча удивили его. Он повернул голову и задержал свой взгляд на брате.
- Что смотришь так? - не выдержав упорного взгляда Байрамгельды, спросил Бегенч. - Не узнаешь?.
- Я удивлен, - признался Байрамгельды. - Впервые слышу, что ты так хорошо говоришь о стройке. Раньше ты также говорил лишь о профессии ветеринарного врача. Странно как-то…
- Ничего странного нет! - вмешался в разговор Курбап-ага, крепко запахиваясь в свой ярко-желтый, старинного покроя, длинный тулуп-ичмек. - Многие считают за великую честь быть строителем канала.
Как-то прочел я в газете, что к нам едут даже с Камчатки, Дальнего Востока, Украины, из Сибири и республик Прибалтики.
- Заработки, наверно, манит… - улыбнулся Бегенч.
- А почему бы человеку и не заработать? - слегка возвысив голос, спросил отец. - Условия-то у нас на райские! И еще я узнал из той же газеты, что канал нам помогает строить чуть ли не вся страна - представители сорока национальностей, что сотни промышленных предприятий присылают на нашу стройку запчасти, оборудование, лес, самую передовую технику а многое другое - за целый день не перечислишь. Специалисты самых крупных городов страны - Москвы, Ленинграда. Киева, Ташкента, Куйбышева, Баку помогают нам составлять разные проекты. Вот это, дети мои - дружба! Не на словах, на деле. А ты, Бегенч, о заработке толкуешь! Конечно, есть и такие - спорить собираюсь, - которые едут лишь за длинным рублем. Но всех на один аршин мерить нельзя.
Огульмайса с нетерпением ждала возвращения мужа. Но ни на минуту за это время не присела. Сильная, расторопная, она переделала с утра массу разных дел: дом прибрала, приготовила обед, накормила детей и кое какую живность, постирала. Затем, взяв на руки ребенка, подошла к окну и стала глядеть вдоль улицы в ту сторону, откуда должен был появиться Байрамгедьды Наконец, она увидела его и с бьющимся от радости сердцем выбежала на улицу.
- Аппетит у меня… волчий! - сообщил он жене, поднимаясь на крыльцо. - Барана бы съел!..
- Сейчас накормлю, сейчас… - ответила Майса. - Садись.
Передав дочку мужу, она выбежала на кухню, принесла скатерть и обед.
- Ну, что там было интересного? - спросила Майса, присаживаясь рядом с мужем.
- Я ожидал, что будет ярче, торжественнее, - ответил Байрамгельды. - Представь себе: ликвидирована перемычка, и вода из канала хлынула в Мургаб. Это вода Амударьи. Два потока слились в единый. Такой момент, такая радость!.. И никто даже "ура" не крикнул. Никто! Все будто воды в рот набрали…
- Что же так?
- Да как тебе сказать?.. От кого-то я слыхал, что великое часто совершается без излишнего шума.
Великое… А как оно велико это великое и с чем его сравнить?
В этой связи небольшое отступление.
Уже спустя несколько лет после памятной встреча рек в Мургабском оазисе, там побывал болгарский писатель Христо Троянов. Канал к этому времени уже прошел по северной окраине Ашхабада и прокладывался дальше, на запад, по сухой предгорной степи Копетдага.
Христо Троянов много ездил по каналу, видал его в разных местах: и там, где он берет свое начало, и среди громадных, устрашающих своим диким видом голых барханов, и на ровной степи - всюду он был широк, стремителен и полноводен. Писатель понял, что Каракумский канал - это небывалый, по своим масштабам эксперимент, и оправдавший самые смелые надежды.
Особый интерес у писателя вызвала первая очередь Каракум-реки. Едва она вошла в строй, как началось судоходство и перевозка грузов. На берегах канала выросло двенадцать новых поселков. А в степи, названной именем академика Обручева, вдоль озер Келифского Узбоя, тех самых озер, что на трассе первой очереди, появился новый цветущий оазис.
Но главная задача заключалась в том, чтобы оросить сто тысяч гектаров плодороднейшей целины в долине Мургаба. Христо Троянов с изумлением узнал, что ее расцвет относится ко второму тысячелетию до рождества Христова. Уже в то время местная оросительная система была совершенной. Даже арабы учились искусству ирригации у коренного населения. Еще в седьмом, девятых веках наиболее опытных мастеров они вывозили из Мерва - столицы оазиса - в различные районы Мессопотамии и Египта. Путешествуя по землям Мургаба, Христо Троянов не раз встречал остатки древних оросителей в районе городища Шейх-Мансур и античной крепости Гяур-Кала.
Знал Христо Троянов и о том, как скромно был встречен приход амударьинской воды в долину Мургаба.
Именно так он и напишет об этом!
"Каракумский канал вступил в строй без грома фанфар и не был назван чудом двадцатого века. Однако славу Каракумского канала не в состоянии затмить ни создание электронно-вычислительных машин, ни полеты космических кораблей".
Желание Байрамгельды уйти на канал стало настолько острым, нестерпимым, что он готов был в любую минуту бросить дом, семью, работу и без оглядки бежать на трассу капала. Там следом за первой начался штурм второй очереди - от Мургаба до реки Теджен. Газетные сообщении о том, что происходит на трассе, читать спокойно он не мог.
По-прежнему все упиралось в семью. Не так-то просто ее оставить. И все же как-то раз Байрамгельды решил поговорить с женой.
- Хочешь уехать? Поезжай, - как бы равнодушно ответила она, но в голосе ее нетрудно было уловить обиду.
Не поднимая глаз и не глядя на мужа, она продолжала:
- Ты уедешь… а что же будет со мной, с детьми? Дом без хозяина - сирота.
Огульмайса закрыла лицо руками, встала и ушла в другую комнату, оставив на полу растерянного и готового заплакать ребенка.
- Ну, вот, - нахмурился Байрамгельды, поднимаясь вслед за женой, - даже поговорить нельзя!..
Спустя несколько дней после этого разговора к нему зашли отец и мать. Потолковали о сельских новостях, колхозных делах, родственниках и потом уже, перед самым уходом, Курбан-ага сказал сыну:
- Говорят, ты на канал собираешься?
- Давно мечтаю об этом.
- Погоди немного. Детей не бросай…
- И так давно уже жду. А с детьми и без меня ничего не случится. Ведь не на век уезжаю. На неделю, на две. Ну, самое большее - на месяц. Что тут страшного?
- Все верно, сынок, - вступила в разговор Оразгуль-эдже, - но мне Майсу жалко. - Свекровь ласково взглянула на сноху. - Как же ей, такой молоденькой, жить без мужа? Старуха была бы, куда ни шло. Я тоже прошу: повремени с отъездом-то… Не спеши…
Прошло еще пол года. Это было время стремительного штурма Каракумов. В рекордный срок строители проложили русло второй очереди Мургаб-Теджен протяженностью сто сорок километров.
В день пуска воды состоялся митинг строителей, жителей окрестных сел и города Мары. По обоим берегам канала пестрели плотные толпы людей, в ясном небе над ними бушевало раздуваемое ветром алое пламя знамен, транспарантов. С трибуны выступали ораторы. А когда была ликвидирована перемычка и вода рванулась в готовое русло, над полями долины прокатилось мощное "Ура!"
"Все здесь было впечатляющим, волнующим, незабываемым.
И все-таки сильнее всего поразили Байрамгельды строители. Они показались ему людьми другого мира - не очень понятного, но сурового. И отпечаток этого мира лежал на всем их облике. Они и ходили как-то по-другому: стремительно и деловито, не обращая внимания ни на кого. И улыбка у них была вроде бы иная, не улыбка, а какая-то гордая усмешка. И голоо был не такой, как у всех, а грубоватый, с хрипотцой, словно надорванный криком в бескрайнем морском просторе. Даже цвет лица и тот был иной; на их лицах лежал коричневатый загар степных раздолий и крутого пустынного солнца.
Прошло и это торжество.
И снова в жизни Байрамгельды наступили будни - ровные, похожие друг на друга, как близнецы. И маршрут его оставался неизменным: из дома - в поле, с поля - домой. И так изо дня в день, из месяца в месяц.
И сам он как будто не изменился: ни внешне, ни в отношениях с людьми. По-прежнему он был приветлив со всеми: с женой, детьми, родственниками и друзьями. Но на душе было невесело. И несмотря на то, что он тщательно это скрывал, иногда им овладевали задумчивость, скука, замкнутость, на лице появлялось грустное выражение, выдававшее его душевное состояние.