Когда Джума зашел в вагончик, Кулиев понял, что тот чем-то огорчен. Чтобы развеять его печаль, бригадир сам решил настроиться на веселый лад.
- Домой, значит? Хорошо, - улыбнулся Кулиев. - Ну, что я скажу на прощание? Особенно хвалить не буду, но скажу: хватка у тебя есть. И глаз зоркий, и машина в твоих руках, как игрушка. Словом… надумаешь вернуться, приезжай. Примем, как брата.
Джума густо покраснел, вскочил, вытер вспотевший лоб и, позабыв попрощаться, выбежал из вагончика. На дороге он остановил попутную машину и, переполненный счастьем, поехал домой.
Стоя в кузове, он с волнением смотрел на знакомые с детства картины: хлопковые поля, где нежно белело волокно раскрывшихся коробочек, на сквозные заросли тальника, на высокое синее небо и пыльный придорожный бурьян.
Когда машина проезжала мимо одной из хлопковых карт, Джума постучал в крышу кабины. Машина остановилась. Джума спрыгнул и тут же был накрыт густым облаком пыли. Поблагодарив шофера, он вошел в кусты хлопчатника и остановился возле молоденькой сборщицы, той самой, которая была ему дороже и милее всех на свете.
- Здравствуй, Эджегыз, - тихо и смущенно сказал он девушке.
- Откуда ты? С неба, что ли? - удивилась Эджегыз.
- Нет, не с неба, а прямо с облака, - пошутил Джума, стряхивая с рубашки и брюк дорожную пыль.
…Он шел по соседнему междурядью, снимая с коробочек пушистые дольки, и клал их девушке в фартук.
- Ну, а как ты? Не скучала по мне?
- Нет, некогда было… - сузив глаза под густыми бровями, лукаво улыбнулась Эджегыз. - А все-таки, Джума, ты откуда? - поинтересовалась она.
- Я с практики. С канала. Бульдозеристом буду… Долго говорить с девушкой было нельзя. В их сторону уже неодобрительно стали поглядывать старые и молодые сборщицы. И тогда Джума, торопясь а волнуясь, быстро заговорил:
- Эджегыз! Скоро к вам гости придут… От меня, То есть от нас. Пожалуйста, примите и… не отказывайте…
Просьба Джумы не отказывать сватам была не случайной. И относилась она скорее не к Эджегыз - а к ее родителям, людям гордым и строгим в выборе зятя и родственников с его стороны. Сватали Эджегыз и другие, но все получили отказ. Особенно разборчив был Хангельды, отец невесты. Если жених или родственники его не приходились ему по душе, уговаривать Хангельды было бесполезно.
Но Джума не знал о тех событиях, которые предшествовали его приезду домой. Не успела сообщить о них и Эджегыз, а может, была уверена, что Джума уже обо всем знает.
Что же произошло?
Родители Джумы, чтобы не тянуть дело со сватовством, решили все уладить еще до возвращения сына с практики. А началось оно, как обычно, с разведки. Кичи-ага и его жена Амангуль уже не раз перебирали имена своих родственников и знакомых, желая определить: на кого же возложить роль "разведчика". Ведь от того, как ее сыграют, зависит успех сватовства. Поэтому от "разведчика" требовалось немало определенных качеств. Но, главное, чтобы он имел высокий авторитет, острый ум и не менее острый язык.
После долгих споров и обсуждений Кичи-ага и Амангуль пришли к выводу, что роль "разведчика" лучше всего возложить на колхозного бригадира Муратберды Аннаева. Это был человек внушительного вида: высокий, темнолицый, с черной бородой и громким голосом.
Муратберды охотно согласился я отправился к родителям невесты.
После долгих и обстоятельных приветствий с обеих сторон, Муратберды пояснил, что зашел сюда мимоходом, на пиалу чая - очень уж томила жажда.
Чай был принесен.
Муратберды, не вдаваясь особенно в дипломатию, между прочим сказал, что был бы рад, если бы уважаемый Хангелъды выдал дочь за его племянника, Джуму, младшего сына Кичи Мурадова.
- Молода она. Жалко выгонять из дома, - с наигранной печалью отвечал Хангельды, пододвигая гостю вазу со сладостями.
- А наш Джума старик, что ли? - вежливо отвечал Мурагберды. - Лично и считаю, что ранние браки прочнее поздних.
- Не знаю, что и ответить, - колебался хозяин. - Надо бы спросить согласия Эджегыз. Может, она на захочет выйти за вашего Джуму.
- Это верно, - проглотив обиду, согласился Муратберды, - неволить девушку нельзя. Но тут, по-моему, главное слово все-таки будет за вами. Хочу отметить лишь, что наш Джума - парень скромный. Не курит, не пьет. Вот скоро закончит школу механизаторов и получит хорошую профессию. Говорят, на канала бульдозеристы меньше пятисот не зарабатывают.
- Это что же получается? - почти гневно произнесла мать невесты. - Ваш Джума женится, бросит жену и - на канал? Нет, Мурагберды, такого жениха нам не надо. И невесту ему пошлите где-нибудь в другом месте…
- Почтенная Сюльгун, - спокойно, но с достоинством обратился Муратберды к матери Эджегыз, - зачем же так сразу: "В другом месте!". - Обидно даже слышать такие слова из уст серьезной и умной женщины. Честное слово, обидно! Да разве Джуме обязательно забиваться куда-нибудь в пески? Рядом с домом работы на целый век хватит! Тут главное - ваше согласие!
Судя по угощению, которое было подано гостю, и спокойному тону беседы, Муратберды заключил, что родители Эджегыз не против выдать ее за Джуму.
- Если вы не против, - сказал Муратберды, поднимаясь с ковра, - то я передам наш разговор родителям жениха. И нельзя ли, кстати, узнать о сроке, когда им можно явиться к вам?
Родители невесты недоуменно переглянулись: "Ну, в хитрец, мол, этот Муратберды! Мы еще рта не раскрыли, а он: "Когда явиться?"
Выдержав солидную паузу, Хангельды снисходительно молвил:
- Ладно. Пусть приходят в следующую пятницу.
Подошел назначенный день. Принарядившись, Кичи-ага и Амангуль отправились в дом невесты. По дороге Амангуль сказала:
- Ты смотри, старик, не проболтайся, что Джума и Эджегыз уже встречаются. Все дело погубишь…
- Уж не думаешь ли ты, что я глупее тебя? - проворчал Кичи-ага. - Следи-ка лучше за собой.
Сватов приняли радушно. Угощение было обильным. Это был добрый знак.
- Уважаем-ый Хангельды! Дорогая моя сестричка Сюльгун, - защебетала сваха нежным голоском, - Породниться с вами великая честь. Можете не сомневаться, что ваша Эджегыз будет нам дороже дочери любимой. Постараемся любить и лелеять ее, как самый нежный и дорогой цветок!
Выслушав эти слова, Сюльгун пригорюнилась в поднесла к глазам кончик цветного платка.
- Да мы с отцом только и думаем о том, - сказала она, вытирая слезы, - чтобы наша Эджегыз, ласточка наша, была счастлива, жила в достатке…
Эти слова были намеком на то, чтобы перейти к серьезному разговору о выкупе за невесту.
- Да что ты, милая, - ласково отвечала Амангуль. - Оденем ее так - все завидовать будут! А теперь скажите, сколько и какого добра вы хотите получить от нас?
Родители Эджегыз выложили все начистоту. У Кичи-ага и Амангуль не было особых возражений и, довольные, они вернулись домой.
Теперь, как говорят дипломаты, когда обе стороны пришли к обоюдному согласию, можно было и свадьбу справлять. Но тут остался нерешенным один - на первый взгляд - не очень существенный вопрос: когда?
Дело в том, что согласно древнему поверью, не каждый день и месяц лунного календаря может благоприятствовать исполнению того или иного важного дела. К тому же родители невесты оказались людьми суеверными и выбор дня свадьбы волновал их особенно. Они заранее хотели быть уверенными в том, что предстоящая свадьба - этот грандиозный семейный праздник, в котором участвуют сотни односельчан к много приезжих, - пройдет гладко, без огорчений. Поэтому решено было выбрать для свадьбы дни самые удачные или, как говорят туркмены: "Сахатлы гунь". Не менее валено, чтобы в эти дни было и благоприятное расположение небесных светил. В качестве ориентира служат Зохре и самая яркая звезда нашей Галактики - Ялдырак. Издревле считалось, да и до сих пор еще многие считают, что человека, который пренебрегает этим обычаем, могут постигнуть несчастье, неудача. Особенно важно его соблюдать перед тем, как отправиться в дальнюю дорогу, откочевать на новое место, поставить новую юрту, справить свадьбу, новоселье.
Но какие дни и месяцы удачные, а какие неудачные и как определить, глядя на ночное небо, какое расположение звезд будет благоприятствовать намеченному мероприятию, а какое, наоборот, повредит ему? Да и есть ли на селе люди, знающие "небесную механику"?
Оказывается, есть. Правда, их немного, но они есть.
…Мать невесты, Сюльгун-эдже, прихватив с собой шерстяной платок, отправилась к одинокой вдове Огульнабат Кандымовой, жившей в скромном глинобитном домике.
Огульнабат была женщина дородная, с лицом румяно-смуглым, еще не утратившим былой красоты. Особенно хороши были глаза: большие, черные, как миндаль, они все еще были яркими, живыми. Свои знания по астрономии и уменье разбираться в удачных днях и месяцах Огульнабат усвоила от отца, а тот - от своего, словом, это был наследственный дар, от предков. Но если бы этими же знаниями обладал мужчина, то к нему пошел бы, конечно, мужчина. Так положено по обычаю.
Усадив гостью на кошму посреди небольшой опрятной комнаты, хозяйка принесла два чайника зеленого чая, свежий чурек, сладости и сама опустилась напротив. Поправив на голове круглый, похожий на обруч, борык, Огульнабат, как старшая по возрасту, подробно расспросила гостью о здоровье, о домашних делах, хозяйстве, о самых близких членах семьи. Сюльгун, не вдаваясь в подробности, на все вопросы отвечала коротко: "Ягши", "Ганимат", "Хорошо", "Терпимо".
- А как твои дела? - спросила в свою очередь хозяйку Сюльгун. - Не скучно?