Я надеялась, что моя слабая улыбка передаст хотя бы каплю моей благодарности, которая росла как луна перед полнолунием во время осеннего равноденствия.
Лэтхэмы уехали, а мы поплелись к дому. Нам нужно было принять ванну, но я не могла заставить себя наполнить бадью, нагреть воду, да еще и запачкать кучу полотенец.
Я положила сумочку на стол, удивляясь, как я не потеряла ее во всей этой кутерьме. И тут я вспомнила про мои письма - от мамы и от Артура.
- Где мои письма?
У Олли округлились глаза.
- Я не видела никаких писем.
Я начала перерывать сумку, выплескивая свой страх криками:
- Где эти письма? Я должна их найти!
Их не было, ни одного.
Олли отступила от меня на шаг, Джеймс придвинулся ближе. Я потерла лоб. Куда я их положила? Так я сидела, потом побежала к школьному двору. Я зажмурилась, стиснула зубы и скомандовала себе вспомнить. Но ничего не вышло. В памяти всплыл только образ Джеймса в темной дыре.
Я упала на ближайший стул, чуть не ударив при этом Джеймса головой. И тут на скамье я увидела журнал. Глубокий вдох изменил мой голос.
- Откуда ты взяла журнал, Олли?
Девочка скривилась. Что это - сосредоточенность, смущение? У меня не было никаких сил над этим задумываться.
- Я не знаю. - Словам вторило отрицательное покачивание головой. - Я не помню. Кто-то дал его мне, когда мы уезжали. Я не знаю. - Девочка опустилась на пол и разрыдалась.
Мне хотелось поступить так же.
"Помоги мне! Помоги мне! Помоги мне!" - звучало у меня в голове, пока я пыталась взять себя в руки. Письма должны где-то быть. Если кто-то подумал поднять журнал и отдать нам, то и про письма подумал. Правда, их могло просто унести ветром, пока никто не видел…
Я почувствовала, что вот-вот закричу. Мама дала бы мне пощечину, чтобы я успокоилась, но мамы здесь нет. Нравится мне это или нет, но я здесь старшая. Я сцепила челюсти и попыталась удержать бушующее во мне торнадо эмоций.
У Джеймса оттопырилась и задрожала нижняя губа, я подтянула его к себе и усадила на колени, но он начал изворачиваться, чтобы вырваться. Олли плакала, сидя на полу, к ее воплям присоединилась Дженни. Я боялась, что и Дэн тоже скоро зарыдает.
Я отодвинула драгоценный журнал тети Адабель. Он соскользнул со скамьи и упал на пол.
Олли вскрикнула:
- Ребекка! Смотри!
Из журнала выпали два конверта.
Опустившись на колени, я собрала их как драгоценности, вдруг вспомнив, что я сама положила их туда!
- Господь нашел их! - пискнул Джеймс, стоявший за мной.
- Что?
- Господь нашел их. Я помолился, и Он нашел их.
Я уставилась на мальчика.
- Ты помолился?
Олли стояла возле брата, положив руку ему на плечо.
- Как мама учила нас. Ничто не является слишком большим или слишком ничтожным для молитвы. Мама и мисс Ада молились обо всем.
У меня открылся рот, затем закрылся. Верь так просто, как дитя, - пришли на ум строки. Так ли это?
Я встала, прижав письма к груди.
- Давайте все ложиться спать.
Олли удивленно посмотрела на меня. Ее плач сменился возмущением.
- Но мы же еще не ужинали!
Я зажмурилась, но не заорала, хотя мне очень этого хотелось. Я ответила спокойно, правда, в моих словах не было слащавой просьбы.
- Тогда сами приготовьте себе ужин, а я иду спать!
Я вихрем унеслась наверх со своими письмами, с одной стороны, испытывая вину за то, что оставила девятилетнюю девочку с таким заданием, а с другой - чувствуя облегчение, что никто из детей не последовал за мной.
Глава 22
На следующее утро я сожгла письмо Артура. Его жалкие слова оправдания не облегчили мою боль. Мамино же письмо я, напротив, перечитала еще раз при свете дня. Она сообщала, что чувствует себя уже гораздо лучше и что было много шума из ничего. Она скоро совсем придет в себя и снова будет крутиться по хозяйству. Не считаю ли я, что пора отправляться домой и оставить детей на попечение другого опекуна? Барни Грейвз, упомянула она, скучает по мне.
Все звучало вполне в мамином духе. Но я обещала тете Адабель, Френку и шерифу Джефрису позаботиться о детях, и к чему бы ни подталкивала и ни призывала меня мама, я не нарушу своего слова.
Я снова посмотрела на письмо. Написано дрожащей рукой, на полях чернильные пятна. Обычно все мамины письма очень аккуратны. Похоже, папа все-таки не преувеличивал опасности ее болезни.
Я положила письмо в ящик с одеждой. Я напишу ответ позже и дам ей знать, по-доброму, но твердо, что теперь я могу сама принимать решения и что я намерена выполнить свой долг по отношению к этим детям. Про Артура я не буду ей рассказывать. Пока не буду.
* * *
Несколько вечеров спустя я грызла конец карандаша, пытаясь составить список необходимых запасов на зиму. Хлеб из кукурузной муки перестал казаться слишком однообразным, когда я нашла маслобойку и сделала масло. Я даже выдавила кремообразную массу в формочку и выложила причудливую букву "С".
Но нам нужны марки. И дети хотели собрать рождественскую посылку для своего отца. Мне было жаль потратить последние наличные, но я полагала, что нам удастся купить несколько пустяков для Френка: расческу, зубную пасту, жвачки, шоколадки, крем для бритья, шнурки. Кроме того, скоро День Благодарения. А за ним и Рождество. Мне нужны деньги до праздников, иначе у детей не будет подарков.
Бах! Ба-бах! И хором все закричали!
Я бросила карандаш и побежала наверх, перескакивая через две ступеньки. Сердце билось быстрее, чем паровой двигатель, горло жаждало выпустить мой собственный вопль. Но это был не обычный ночной кошмар Джеймса. В лунном свете на меня уставилась пара глаз-бусинок. Глаза-бусинки принадлежали шипящему опоссуму.
В открытое окно, впускающее теплый вечерний воздух, попала ветка старого вяза, растущего около дома. Всего лишь короткий прыжок с ветки - и хитрое существо оказалось в комнате. А кудахтанье, доносившееся из курятника, говорило мне, что этот мошенник уже побывал там сегодняшним вечером.
Олли собрала детей в самом дальнем углу кровати, возле стены, в бледном свете луны ее расширившиеся от страха глаза сверкали. Комнату заполнили крики Дэна: он сидел, зажмурив глаза, но с распахнутым ртом. Во мне нарастал гнев, словно я курица, желающая защитить своих цыплят в гнезде. Я их не подведу!
С языка уже готовы были сорваться слова, которые я однажды услышала от Уилла, когда папин фургон проехал ему по ногам, но я не осмелилась. Вместо этого я сделала то, чему научили меня мама и дети, - помолилась.
- Господи, удержи это противное создание подальше от детей! И от курочек тоже! - Я прошипела слова прямо на опоссума, надеясь, что они его испугают. Но не тут-то было! Он стоял не шелохнувшись.
Мы уставились друг на друга, каждый раздумывал, кто же сделает первый шаг. Я решила, что это буду я, и взлетела на кровать. Опоссум повернулся ко мне.
Я потянулась к плетеному стулу, схватила его и направила ножки на эту громадную крысу: так делал укротитель львов на виденном мной представлении в цирке, который раскинул шатры несколько лет назад на окраине Даунингтона.
- Убирайся! - Я резко дернула стулом. Опоссум начал пятиться к двери. Я еще раз дернула на него стулом. Он зашипел и опять попятился, но направлялся в сторону коридора.
Когда мы достигли ступенек, этот злюка остановился и, очевидно, решил предпринять последнюю попытку. Он кинулся на меня. Олли заорала из спальни. И тут я ткнула опоссума в грудь ножкой стула.
Могут ли опоссумы удивляться? Этот явно удивился, когда покатился вниз по лестнице, - я за ним. Он скатился к входной двери, потом пробежал через столовую, пересек кухню. Я бежала за ним, по дороге схватив швабру и выметая его из дома, пока у него пятки не засверкали. Думаю, к тому времени он уже и сам был рад убраться. Я захлопнула за ним дверь с такой скоростью, что он едва уберег свой лысый хвост.
Дети сгрудились возле меня, обнимая за ноги и талию. Олли увлажнившимися глазами смотрела на меня в сумеречном свете.
- Ты спасла нам жизнь! - сказала она.
Я усмехнулась, стараясь рассеять ее страх, но ноги мои тряслись, как желе, пока я поглаживала девочку по волосам, спускавшимся до лопаток.
В гостиной все еще горела лампа, разгоняя тьму на кухне, как далекая звезда в безлунную ночь.
- Почему бы нам не поспать в гостиной? - предложила я.
Олли так горячо затрясла головой в знак одобрения, что я испугалась, как бы она не отвалилась. Мы забрали одеяла из спален. Я положила Дженни между спинкой дивана и Олли, а затем всех разместившихся на полу укрыла одеялами. Я даже не потрудилась прикрутить фитиль лампы.