Руками Мадс ничего не мог делать и от вынужденного безделья стал водить подошвой по траве, пока не почувствовал маленький бугорок. Подцепил носком – оказалась прошлогодняя шишка. Он начал передвигать ее между ступнями, накатывать подошвой одной ноги на носок другой и подбрасывать, тут же ловя подъемом ноги, и снова подбрасывать, стараясь не упустить на землю. Конечно, это не футбольный мяч, но развлечение становилось все азартнее. Ноги совершали привычные движения, и шишка взлетала до тех пор, пока вконец не рассыпалась. Мадс и не заметил, что за ним, вернее, за его игрой, наблюдает мальчишка лет восьми-девяти, тот самый посыльный, который выполнял соответствующие его возрасту поручения. Обычно он крутился среди корчевщиков, стараясь быть полезным, но старший брат, работающий здесь, на него покрикивал, чтоб не путался под ногами. А вот теперь он и пригодился: мальчишке велено сопроводить Мадса к лекарю, с этим он справится, путь недалекий.
Спустя некоторое время, пройдя часть пути лесом, ребята вышли к его опушке. На небольшой полянке, залитой солнцем, стоял, окруженный невысоким частоколом, странного вида низенький домик с крышей, скат ее с одной стороны был длиннее обычного и опускался почти до земли, краем как бы опираясь на толстые, около пяти футов высотой, столбики. Единственное маленькое окошечко с распахнутыми маленькими ставенками и приоткрытая низкая дверь с узорчатыми наличниками будто призывали в свои объятия пришедших. Это сказочное видение напоминало игрушечный домик, перед которым на скамейке сидел, нет, не гномик, а испещренный глубокими морщинами, будто иссохшая трава, старичок. У его ног растянулся, подставляя бока теплым солнечным лучам, волк. Услышав приближение людей, он поднялся на передние лапы, желая разглядеть не званых гостей, но с места не сдвинулся. Эти люди не были опасны – учуял, и носом уткнулся в ладони старика. Тот потрепал зверя по загривку, затем кивнул посыльному, давая понять, что можно войти на его территорию, чисто убранную и ухоженную. Подойдя к дому, Мадс почувствовал упоительный аромат трав, висевших под скатом крыши, связанных в пучки. Там же лежали дрова, сложенные в поленницы.
Старичок, невзирая на преклонные годы, живо встал и без всяких приветствий направился в дом. Мадсу пришлось наклониться, чтобы войти, но, оказавшись внутри строения и спустившись на несколько ступенек, предстал в довольно большом помещении с очагом, в котором едва тлели угольки. Земляной пол сплошь покрыт соломой, потолочные балки подняты высоко над головой, вдоль стен, выложенных деревом, стоит простая мебель: две длинные широкие скамьи, в одном дальнем углу – кровать, накрытая медвежьими шкурами, а в другом углу стоят два сундука с навесными замками. В центре помещения вкопаны четыре столба – опора для кровли, между ними – большой дощатый стол. Во главе стола – стул, более похожий на кресло, и тоже устланный шкурой. Под столом сдвинуты две скамьи – поуже, чем у стен. Свет пробивается сквозь окошко, которое теперь оказалось высоко. На полках размещены многочисленные горшки: большие и маленькие. Недалеко от входа, в нише, спрятаны от посторонних взглядов копье и лук со стрелами. Здесь, в землянке, было просторно, прохладно и, на удивление, уютно.
– Кэй, возьми с полки вон тот горшочек, – старик указал младшему посетителю на него. – Я еще приготовил твоему отцу мазь, она хорошо вытянет всю грязь из его раны от стрелы.
Мальчик вскочил на скамью, дотянулся до полки с горшком, затем понюхал.
– Фу, – шумно выдохнул Кэй, сморщив веснушчатый нос.
– От этой мази большая польза, твой отец быстро пойдет на поправку, – усаживаясь за столом, сказал старик, – а теперь оставь нас. Волк тебя не тронет.
– Знаю, – нехотя двинулся к выходу Кэй, ему так хотелось побыть еще в этом интересном месте.
Усадив Мадса напротив себя, старик пристально вглядывался, казалось, в каждую черточку его лица.
– Мое имя Рэндал. Я – лекарь. А кто ты? Как тебя зовут, юноша? – наконец спросил он на датском, затем немецком языках.
Мадсу хотелось говорить, задать множество вопросов, и получить на них ответы, но он себя здесь чувствовал не просто чужим, а космическим пришельцем. Но куда? К нему поселенцы относились, в основном, с каким-то суеверием, делали вид, что его не замечают, хотя Мадс понимал, что он под постоянным чьим-нибудь присмотром. И вот только теперь хоть один человек пытается с ним заговорить, ищет пути к общению. Мадс заволновался, даже потянулся вперед к старику.
– Скажи мне, где я? Как я здесь очутился? Сначала думал, что все это мне снится. Но оказалось, что… – сбивчиво торопился высказать свои вопросы юноша, разводя руками с перевязанными кистями, и с надеждой глядя на лекаря.
Старик тоже подался к Мадсу, накрывая его кисти своими, со вздувшимися от многолетней работы венами, успокаивая.
– Я пока не знаю твоего языка, но других много понимаю, которые приходилось когда-либо слышать. Может какой-то из них тебе знаком?
Рэндал произносил фразу за фразой, не торопясь, на разных языках. И вот, наконец, они, такие знакомые слова, теперь кажущиеся родными и близкими, прозвучали. Мадс будто ухватился за них, боясь сделать паузу, разорвать только что родившуюся связь. Его слова бурным потоком полились на старика, угрожая его захлестнуть. Тот замахал руками перед лицом Мадса, пытаясь остановить фонтан вопросов.
– Стоп, стоп! – наконец резко и громко произнес дед, приводя юношу в чувства от нахлынувшей бури эмоций.
– Ты англичанин? – удивленно спросил Рэндал. – Я знаю английский язык, но некоторые слова мне неизвестны.
– Нет, не англичанин. Я учился в английской школе.
– Это хорошо, что учился, – старик вытер пот со лба, все труднее дается ему такая работа. – А теперь займемся твоими руками.
Лекарь подошел к очагу, пошевелил угли, положил к ним несколько веток. Вскоре дымок тонкой струйкой потянулся к небольшому отверстию в потолке.
Через несколько минут на столе стоял сосуд с напитком и горшочек с мазью.
– Выпей, Мадс, этот отвар. Только не залпом, а маленькими глотками, и боль скоро уйдет.
Пока Рэндал занимался обработкой ран бывшего труженика, разговор между ними не прекращался ни на минуту. Обоим хотелось узнать как можно больше друг о друге. За вопросами следовали ответы и снова вопросы. И так – до бесконечности.
– Так тебе уже восемнадцать лет? А выглядишь не старше четырнадцати-пятнадцати. Мал ростом, худощав, лицо безволосое.
– Я забыл, как называется это, какое-то незначительное нарушение гормонального баланса.
– А так даже лучше, для всех – ты еще не возмужавший юноша. В поселении принято мальчиков обучать не только военному делу, но и всем другим работам: плотницкому, домашнему, в поле и в кузнице. Рыбалка и охота стоят, конечно, на первом месте. Но настоящее оружие юноша может носить, когда повзрослеет. Девочек их матери обучают своим премудростям: делать заготовки, вышивать, ткать.
– А как же состязания? Стреляли из настоящих луков. И Грета. Она же девушка.
– Да, мальчики когда-то становятся мужчинами. Но не у всех теперь такой сильный боевой дух, как был раньше. А Грета должна была родиться мальчишкой. Не любит она женской работы. И вышивки – не для нее. Скучно ей. Так что для жизни ей нужен сильный, надежный мужчина, который сможет взять над ней верх, в котором она увидит своего защитника. Тогда она, может быть, смягчится и станет хорошей женой.
– Красивая она! – улыбнулся Мадс, вспомнив ее озорство.
– Да, красавица, но родитель девушку балует. Мать ее умерла при родах и малыша с собой взяла. Алеф, отец Греты, погоревал недолго и решил, что надо возродить старые боевые традиции, собрал дружину из себе подобных, и занимается разбоем. Жаль только, что из каждого их похода кто-нибудь не возвращается. Теперь правители в Англии, да и в Шотландии сильные, защищают свои города крепостями, научились обороняться от набегов викингов. Нелегко их теперь побить, пограбить. Вот такие, как Регнер, и задумались о другом способе жизни, о получении прибыли не разбоем, а умом и хитростью, конечно.
Так проходили минуты, превращаясь в часы, а старик и юноша, найдя общий язык, все говорили и говорили, удивляя друг друга разными историями.
– Придется тебе с повязками побыть дня четыре, а там видно будет. Хорошо, что нет воспаления. Вот только чем тебя занять?
И тут, будто услышав вопрос, просунулся в узкую щель приоткрытой двери уже знакомый веснушчатый нос. Мальчик остановился в проеме, не решаясь войти без позволения. Он увидел, что их добрый лекарь разговаривал с чужаком, как со старым знакомым. Кэй даже рот открыл от удивления. В поселении к лекарю все относились с огромным уважением. Никто не знал точно, сколько ему лет, может восемьдесят, а может и все сто – так судачили. Он возвращал к жизни самых безнадежных больных. Теперь вот и отца его спас. Мать велела Кэю отнести кое-какую еду Рэндалу и рубашку, которую сама сшила.
– Вот, – протянул он сверток старику.
Рэндал довольно хмыкнул, примеряя нарядную обнову.
– Значит, дело пошло на поправку. А твоя мать Эрна – великая мастерица.
Увидев, что мальчуган замялся, подбодрил вопросом.
– Ну, что еще?
Кэй раскрыл ладонь, на ней лежала шишка. Протянул ее Мадсу.
– Что это? – ничего не понял старик.
– Я играл такой же в футбол, – пояснил Мадс, – но для чего он мне ее принес?
Лекарь на время стал переводчиком.
– Кэй хочет, чтобы ты и его научил так играть.
– Это просто, я покажу, – согласился юноша.
Троица вышла во двор. Волка не было видно.
– А волк?