Он подошел к вешалке, вынул носки из ботинок, стоявших на полу. Она смотрела, как он их натягивает на стертые в кровь ноги.
- Куда ты идешь? - осторожно поинтересовалась Эль. Ей было страшно остаться одной, но еще больше она боялась за него.
Он старался не смотреть в ее сторону.
- Нам нужна еда. Свежее белье, одежда… - Лицо его исказилось гримасой боли, когда он стал надевать башмаки.
Она закусила губу. Понадобится некоторое время, чтобы ноги зажили, своей походкой он может привлечь внимание солдат из гарнизона, разыскивающих его в городе.
- Лучше будет, если пойду я.
- Нет. Ты останешься здесь.
Она попыталась успокоить его улыбкой.
- Но тебе необходим отдых.
Она уже отдала одну из своих бриллиантовых сережек за корм и постой Сапфира. Потрогала оставшуюся в ухе.
- Неподалеку есть мелочная лавка. Наверняка я смогу купить там хлеба, сыра и немного ветчины. У нас есть на чем готовить? За мою сережку мы получим долговременный кредит.
Серые глаза смотрели на нее подозрительно и удивленно.
- Что происходит?
Она сделала вид, что не понимает, о чем он спрашивает. Он удивлен, что она предлагает свои услуги, заботится о нем. Хотя всего несколько часов назад ненавидела его и не скрывала этого.
- Но я здорова, а ты нет. Ты помнишь, мы всегда раньше заботились друг о друге. К тому же я хочу выйти на свежий воздух.
- Ты… меня презирала еще недавно.
Она посмотрела ему прямо в глаза.
- Я не думаю, что когда-либо ненавидела тебя, Шон, и нам не стоит становиться врагами сейчас. Мы с тобой всегда были близки.
Он еще больше удивился.
- Ты… хочешь, чтобы мы остались друзьями?
Она вздохнула. Если она предложит дружбу, примет ли он ее? Она не переживет отказа.
Он не дал ей шанса ответить и снова спросил:
- Так ты простила меня? - Он был поражен.
Она помедлила, колеблясь с ответом.
- Если ты спрашиваешь, простила ли я тебя за то, как ты поступил со мной прошлой ночью, то мой ответ - нет. За это я тебя не прощаю.
Она облизнула пересохшие губы. У нее не осталось злости. И в душе своей она была близка к прощению.
- Я попытаюсь раздобыть нам ужин, Шон. И тебе нужны еще носки.
- Нет! - жестко, тоном, не допускающим возражения, отрезал он.
- Но почему нет?! - с отчаянием выкрикнула она.
- Почему нет?! - крикнул он в ответ. - В городе полно солдат, английский гарнизон стоит на западе Корка.
Она не понимала его горячности, он явно был расстроен.
- Почему ты так боишься за меня? Это тебе надо опасаться, не мне.
- Никому не открывай! Запри за мной дверь. - Он отодвинул засовы и вышел не оглядываясь.
Она выбежала за ним в коридор.
- Чего ты боишься, Шон? Я не понимаю!
У него затвердели скулы.
- Я уже сказал тебе! Ты тоже в опасности. Они обвинят тебя в пособничестве…
Ее напугала его решимость. Я должен защитить тебя, - сказал он вчера.
- Не может быть, - медленно выговорила она. - Меня можно обвинить в глупости и необдуманности поступка, но уж никак не в пособничестве. Мне ничто не угрожает, Шон. Опасности подстерегают тебя.
- Ты и сейчас глупо ведешь себя! Для них - ты вступила со мной в сговор… это измена! Тебя посадят в тюрьму… Ты будешь отвечать за мои грехи! - Глаза его сверкали.
Она испуганно замолчала. О каких грехах он говорит? Интуиция подсказывала, что она нащупала корни его страданий.
- Ты имеешь в виду преступления. Ты не хочешь, чтобы я платила за твои преступления. Но никто не станет пытаться сделать меня преступницей вместо тебя, Шон.
Он отвернулся, его снова била дрожь.
- Я принесу воды. - Он схватил ведро, у двери обернулся. - Запри дверь, Элеонора. - И вышел.
Она задумалась. Слова Шона удивили ее. Шон никогда не был религиозным фанатиком. Она знала, что он верит в Бога, как верят все мужчины и женщины. Но вряд ли он назовет смерть солдат на поле боя, ведь он сражался против них как патриот страны, грехом. Впрочем, она опять думает о Шоне, которого знала раньше, а не о том человеке, в которого он превратился. Он стал жестоким и ушел в себя. Он замкнут, холоден, глаза пустые и часто впадает в ярость. Она не могла не видеть, как он изменился. И все-таки можно было разглядеть в нем черты прежнего Шона, того человека, которого она любила так сильно и преданно. Логика подсказывала, что, если он относит свои преступления к грехам, он совершил нечто ужасное. И это является причиной того, что он изменился до неузнаваемости.
Она не должна позволить своему сердцу смягчиться. Надо узнать, что он совершил. И когда все узнает…
Он внезапно вошел в комнату с водой и окончательно разозлился:
- Ты не заперла дверь!
- Но ты вышел буквально на минуту!
- Не важно… Я сказал - запри! Ты не послушалась…
Она не собиралась с ним спорить и оправдываться. На кончике языка у нее давно был готов вопрос, и он сорвался.
- Почему ты назвал свои преступления грехом?
Он отвел глаза:
- Я оговорился, - и искоса взглянул сквозь длинные ресницы.
- Но я не думаю, что ты ошибся, ты сказал это уверенно.
Теперь взгляд его стал прежним, каким был в начале их встречи, - пустой и ничего не выражал.
Она настаивала:
- Что-то случилось. Ужасное. И с кем-то другим, не с тобой. И это не был солдат. Ты не можешь так себя винить и страдать из-за солдата, убитого в бою.
Он упорно не желал смотреть на нее.
- Не понимаю, о чем ты.
И она поняла, что нащупала правду.
Он шагнул к двери, но она встала на его пути.
Глаза его сердито сверкнули, он хотел ее отодвинуть.
Она не боялась его, во всяком случае, не боялась до такой степени, чтобы отступить и не довести до конца разговор.
- Может быть, нам поговорить, и тебе станет легче, - осторожно предложила она.
- Нет. Я собираюсь достать нам еду и одежду.
- Поэтому ты так изменился? Потому что хранишь в душе глубоко спрятанную тайну, страшную, тот грех, который ты совершил?! - крикнула она.
- Не смей! - Он схватил ее за руку.
Она побледнела. Он понял, что причинил ей боль, и сразу отпустил. Она не отвела взгляда.
- Я помогу тебе, позволь мне сделать это… - прошептала она и, протянув руку, хотела погладить его по щеке.
Он отстранился и выговорил с трудом:
- Ты не сможешь мне помочь… и никто не может… - и выскочил в коридор.
На этот раз она заперла за ним дверь.
Глава 11
Тревога нарастала. Прошел час, Шона все не было. Дойти до лавки на углу, чтобы купить необходимое и вернуться, было делом десяти минут.
Босиком Эль стояла у окна, глядя на улицу. Ей пришлось надеть бриджи и рубашку с кружевной манжеткой, висевшие на вешалке, чтобы выглядеть прилично.
Отсюда ей была видна до самого конца мощенная камнем улица, упирающаяся в здание таможни, расположенное в том месте, где встречались все каналы и река. Там, на причале, стояло множество судов. Большинство из них составляли лодки и баржи. Но к югу, где река становилась широкой, в направлении Грейт-Айленда, Эль заметила три высокие мачты фрегата. Она разбиралась в кораблях настолько, чтобы уметь различить боевой корабль. В Кобе находится морская база, и фрегат принадлежал королевскому флоту. Вид этого боевого корабля вызвал у нее еще большую тревогу.
Она перевела взгляд вниз. Как большинство ирландских городов, Корк был построен где-то в начале Средних веков, если не раньше, но набережная была по-современному широкой, ее окаймляли двухэтажные дома желто-зеленого цвета. От окна к окну были натянуты бельевые веревки, и улица была украшена разноцветным бельем, издалека это можно было принять за флаги. В нижних этажах располагались магазины. Несколько прохожих неспешно прошли мимо. Она видела аптеку, магазин одежды, еще одну лавку сапожника и парикмахерскую. Из ее окна был виден дальний конец улицы, там за углом и находилась лавка, куда пошел Шон.
Что его задержало так надолго?
И когда Эль окончательно решила, что Шон попал в беду, он вдруг появился в конце улицы, направляясь к дому. Она облегченно перевела дыхание.
Он нес несколько пакетов с покупками. Все обошлось. Он купил еды, и его не поймали и не ранили. Она чуть не рассмеялась от радости, но радость была кратковременной.
Он шел не один.
Маленькая женщина в чепце на длинных, волнистых, темных волосах шла рядом с ним, и они о чем-то беседовали.
Мгновенно вспомнились картинки детства. Он был повесой, причем самым отъявленным, сравниться с ним мог бы только Клифф, но тот сбежал из дома в четырнадцать лет. Сколько раз она заставала его на конюшне с разными девицами. Вспомнила и прошлую ночь, его неуправляемую, дикую страсть. Он был заперт в тюрьме два года - и теперь любая легкомысленная девица, которая пристала к нему на улице, имеет шанс подцепить его.
Эль не надо было даже слышать, что девушка говорит и как это выглядит. Это не имело значения. Вот они остановились внизу, у входа в лавку сапожника, под окном, откуда смотрела Элеонора. Женщина была молода, с пышными формами, хорошенькая, она тараторила и непрерывно дотрагивалась до руки Шона. Элеонора безошибочно определила ее действия как прямые заигрывания и прекрасно понимала происходящее. Если он еще и не спал с этой девицей, то скоро это свершится.