- Сейчас на работе. Вряд ли рано придет, он напивается каждый вечер в пивной, а потом ругается с мамой.
Я вздохнул, значить ничего не изменилось. Все одно и то же! Вечером пришел мой отчим, мама открыла дверь.
- Я не ждала тебя так рано.
- Почему?
- Ты всегда приходишь поздно, я к этому привыкла.
- Чьи это ботинки? У нас кто-то в гостях, развлекаешься, пока меня нет?!
- Ганс приехал. Будет готовиться к экзаменам. Только не ругайся с ним, я очень тебя прошу.
- Где он?
- В комнате, наверное, уже спит.
Рихард ввалился в мою комнату.
- Ганс! Ты еще не спишь?
- Нет, не сплю, - ответил я.– Что тебе надо?
- Поговорить. Расскажи, что там в Берлине? Гитлера видел, нашего фюрера?
- Нет, не видел. И не хочу на него смотреть.
- Ты еще не вступил в ряды нашей национал-социалистической партии?
- Нет.
- Почему? Когда вся Германия поднимается на борьбу с коммунистами и евреями?
- Меня это мало интересует.
Претензии отчима уже стали меня раздражать.
- Ты только и можешь, что писать свои никчемные статейки. Разве большевики не отобрали у твоего деда все, что у него было, выгнали из России? Ты их защищаешь? Подожди, мы еще им покажем!
- Оставь меня, я сегодня с дороги, устал и хочу спать.
Глава 10
Днем, я решил до обеда позаниматься, перерыл все тетради и литературу.
- Ты конспекты мои не видала? - спрашивал маму. - Куда я их дел? Послезавтра зачет. -Наконец-то нашел, - Вот они! Вот растеряха!
Мама смотрела на меня с восхищением.
- Какой ты у меня уже взрослый! Ты бы поел, что-нибудь?
- Потом, не хочу! Заниматься надо.
Откусив кусок яблока, я начал писать, пытаясь сосредоточится. В это время вошел отчим.
- Я есть хочу, голодный как волк, - произнес он с порога.
Мама накрывала на стол.
- Я сейчас, только разогрею…
Он подошел ко мне, потрепал меня по затылку.
- Что? Учишь студент?
Я сделал вид, что занят делом, стараясь не обращать на него внимания.
- Ты чего молчишь? Я тебя спрашиваю? Отвечай!
- Не видишь, я занят. Экзамены скоро, – отвечал я как можно спокойней.
- Ну-ну! – он похлопал меня по щекам и отошел.
- Рихард, не видишь, он учит? Не трогай его, – вступилась мама.
- А ты молчи! Тебя никто не спрашивал! Скажи спасибо, что еще на улицу не выкинул и кормлю тебя вместе с твоим щенком!
Оттолкнув мою маму, он молча, не доев свою тарелку, хлопнул дверью и вышел вон.
- Слава Богу, ушел! Урод! Долбанный солдафон, сволочь нацистская! – процедил я сквозь зубы, – Если мог бы убил!
- Что ты сынок! Не надо, нас всех расстреляют.
Едва за окном стемнело, послышался стук.
- Кто там? – спросила мама.
- Это отчим пьяный напился, того гляди, дверь выбьет! – вскочил я с кровати, надевая штаны.- Опять этот Рихард! Господи помоги! Когда же ты отвяжешься от нее? Шел бы ты на войну, там тебя и прибили бы!
- Открывай! – Он орал во всю глотку и пинал дверь ногами. – Ты что, оглохла?
- Опять напился? Сколько можно? – мама была в слезах.
- Молчи, польская шлюха! Еще раз вякнешь, я тебя и ублюдка твоего зашибу, ничего мне за это не будет! - он ударил мать по лицу.
Этого я не выдержал, кровь моя закипела, и терпенью пришел конец.
- Мама! – я бросился ей на помощь, – Отстань от нее идиот!
- Ты что-то сказал? – Рихард поднял на меня глаза, еле ворочая языком, от выпитого спиртного.
- Отстань от нее! - я встал на защиту мамы.
- Ах ты, щенок!
- Еще раз тронешь ее, убью!
Я кинулся на отчима, сбил его с ног. Он упал, не удержавшись на ногах, и я стал его колотить, что есть силы, вне себя от гнева и злости. Таким я никогда еще не был и никто не будил во мне зверя. Никогда в своей жизни, я еще не испытывал такой ненависти к человеку! В последствии я даже не испытывал такой ненависти к врагам, с которыми мне пришлось сражаться!
- Ганс, сынок, не трогай его! Не связывайся с ним, я же тебя просила! – мама в слезах умоляла меня и пыталась оттащить от него.
Схватив его за горло, я чуть было его не задушил! Наконец, плюнув на него отпустил.
- Мразь! Ненавижу!
Дав ему как следует взбучку, я решил наконец от него отойти, как сзади услышал истошный крик мамы, хлопок от выстрела и звон бьющегося стекла. Обернувшись, я увидел маму в слезах и отчима с пистолетом. Он целился в меня, но мама успела вовремя его толкнуть, к тому же он был изрядно пьян и поэтому промахнулся. На крики прибежала сестренка, она стояла в дверях и рыдала навзрыд.
- Папа не надо! Уходи, пожалуйста!
Можно себе представить, как эта сволочь напугала несчастного ребенка! Хлопнув дверью,
Рихард ушел. Где он болтался всю ночь неизвестно.
Утром едва рассвело, в 7.30 раздался стук в дверь. Мама, не спавшая почти всю ночь, уснувшая только под утро, пошла открывать.
- Кто там?
- Солдаты вермахта! Откройте!
Дверь слетела с петель и в комнату ворвались двое солдат, во главе с офицером "СС" в черной форме. Женщину толкнули так, что она упала на пол.
- Где сын?!
Заскочив ко мне в спальню, меня подняли с постели, растолкав и грубо стащив с меня одеяло.
- Вставай!
- Тебе говорят!
- Я никуда не пойду!
Меня схватили за волосы.
- Пойдешь, куда ты денешься! Германии солдаты нужны, а ты отсиживаешься дома?! Долг не хочешь свой выполнять? Немец ты или польская сволочь?!
Скрутив, они насильно вывели меня из дома.
- Пустите его, умоляю! Не забирайте у меня сына! – мама рыдала, – Хельга, дочка, что же это такое?
- Мамочка, не плачь! – как могла, пыталась успокоить ее сестренка.
Глава 11
Погрузив в машину, меня доставили в гестапо в кабинет дознавателя.
- Отпустите меня! Я студент, мне надо в Берлин, у меня послезавтра экзамен!
- Что вы говорите?! – ответил майор.
- Мало того, что он уклоняется от призыва в армию, он посмел еще поднять на меня руку щенок! - сказал Рихард. - Господин майор! И это мой сын?!
- Я не твой сын! И никогда им не был!
- Заткнись! – крикнул Рихард.
- Значит, говорите вам надо в Берлин? Отлично, я вас туда отправлю! Отправим его в берлинское гестапо, пусть там разбираются. Вы кажется журналист? Надо еще разобраться какие статьи вы писали, - сказал майор.
- Правильно, пускай там с ним разбираются, – добавил мой отчим.
На следующий день меня отправили в Берлин и доставили в берлинское отделение гестапо. Там поместили в общую камеру следственного изолятора, где в тесноте толпилась куча народу. Дверь открылась, и в нее заглянул надзиратель.
- Краузе кто? Ты? – указал на меня, – Пойдешь со мной.
Мы прошли по длинному, темному, узкому коридору, дверь открылась, и меня завели в кабинет. От резкого яркого света я зажмурил глаза. Передо мной стоял офицер, тоже в чине майора, штурмбанфюрер "СС", худощавый в очках.
- Доброе утро! Садитесь, - подвинул мне стул, предлагая присесть. - Мы всего лишь хотим побеседовать с вами. Вы же не глупый молодой человек. Сколько иностранных языков вы знаете? Вы хорошо учились, мы наслышаны о Вас. Вы хотели стать журналистом? Какие статьи вы хотели писать и о чем?
- О птичках! – сказал я издевательски, пытаясь тем самым выразить полное презрение.
- О птичках? Забавно? Вы юный натуралист?
Он подошел ко мне, благодушно улыбаясь, повернулся спиной, и неожиданно резко развернувшись, со всей силы ударил меня по лицу. Больше я ничего не помню. Очнулся оттого, что на меня плеснули в лицо водой. Меня подняли, усадили на стул, я вытер кровь с носа.
- И так, вы что думаете, мы будем шутить? Вчера вы напали на своего отца, доблестного офицера "СС". Вы коммунист? Отвечайте!
- Я студент, у меня сегодня последний экзамен.
- Для вас этот день может стать последним. Вы отказываетесь выполнять свой долг перед Родиной? Вам должно быть стыдно, в то время как страны воюет, вы прохлаждаетесь дома. Вы не хотите служить великой Германии? Каждый порядочный гражданин счел бы это за честь. У нас есть сведения, что вы два раза не являлись по повестке на призывной пункт. Разве вам не известно, что объявлена всеобщая воинская мобилизация лиц достигших 21-го года? Что ж вы еще можете подумать над своим поведением. – Он кивнул охране, – Уведите его!
На завтра мне устроили экскурсию в одну из тюрем в центре Берлина, где содержали всех неугодных и инакомыслящих, а также коммунистов и евреев. Меня провели по помещениям и завели в одну из камер, где сидели десять-двенадцать человек, избитые, худые, больные и изможденные, которые подвергались жестоким пыткам и истязаниям. На моих глазах избили пожилого мужчину, еврея.
- Смотри! Смотри!!! – меня схватили за ворот, - Ты видишь, что с тобой будет? Видишь?! Смотри! Запомни!