— Что у тебя вчера с Большовой вышло?
Чернышев замялся:
— Ну… я просто…
— Что, просто? Просто обидел девочку? Так просто — взял и обидел!
— Да я не хотел… просто мы догоняли друг друга… — играли…
— Игра, Чернышев, слезами не кончается…
— Но я не хотел, чтоб она плакала.
— Поэтому ты ей юбку задирал?
— Да я не задирал… просто…
Зинаида Михайловна подошла к нему:
— Ну, зачем ты это сделал?
— Ну она щипала меня, Зинаид Михална, по спине била…
— А ты юбку задрал? Ты, пионер, задрал юбку?! Чернышев? Если бы уличный хулиган вроде Куликова задрал бы, я б не удивилась. Но — ты?! Ты же в прошлом году на городскую олимпиаду по геометрии ездил! И ты — юбку задирал?
— Но я один раз…
— Но зачем? Зачем?
— Не знаю…
— Но цель-то, цель-то какова? Ты что, хотел посмотреть, что под ней?
— Да нет…
— Ну а зачем тогда задирал?
— Не знаю…
— Сказка про белого бычка! Зачем же задирал? Что, нет смелости сознаться? Будущий комсомолец!
— Но я просто…
— Просто хотел посмотреть, что под юбкой? Ну-ка по-честному! А?!
— Да…
Зинаида Михайловна засмеялась:
— Какой ты глупый… Что у тебя под штанами?
— Ну, трусы…
— У девочек — тоже трусы. А ты что думал — свитер? Ты разве не знаешь, что девочки тоже носят трусы?
— Знаю… знал…
— А если знал, зачем же задирал?
— Ну, она ущипнула меня…
— Но ты же только что говорил мне, что хотел посмотреть, что под юбкой!
Чернышев молчал.
Зинаида Михайловна покачала головой:
— Чернышев, Чернышев… Зачем же ты врешь мне. Не стыдно?
— Я не вру, Зинаид Михална.
— Врешь! Врешь! — она наклонилась к нему. — Неужели правду так тяжело сказать? Врешь! Тебя не трусы интересовали и не юбка! А то, что под трусами!
Чернышев еще ниже опустил голову.
Зинаида Михайловна слегка тряхнула его за плечи:
— Вот, вот, что тебя интересовало!
— Нет… нет… — бормотал Чернышев.
— И стыдно не это, не это. Это, как раз, естественно… Стыдно, что ты не можешь сказать мне правду! Вот что стыдно!
— Да я могу… могу…
— Нет, не можешь!
— Могу…
— Тогда скажи сам.
Зинаида Михайловна села за стол, подперла подбородок рукой.
Чернышев шмыгнул носом, поскреб щеку:
— Ну я…
— Без ну!
— Ну… меня интересовало… просто так интересовало…
Зинаида Михайловна понимающе покачала головой:
— Сколько тебе лет, Чернышев?
— Двенадцать.
— Двенадцать… Взрослый человек. У тебя сестра есть?
— Нет.
Зинаида Михайловна повертела в руках карандаш:
— Нет… Слушай! А на прошлой неделе ты дрался с Ниной Зацепиной! Ты тоже хотел посмотреть, что у нее под трусами?!
— Да нет, нет… это я… там совсем другое было…
— Ну-ка, посмотри мне в глаза. Сейчас хоть не ври.
Чернышев опустил голову.
— Ведь тоже хотел посмотреть. Правда? А?
Он кивнул.
Зинаида Михайловна улыбнулась:
— Чернышев, ты только не думай, что я над тобой смеюсь, или собираюсь наказывать за это. Это совсем другое дело. Тебе двенадцать лет. Самый любопытный возраст. Все хочется узнать, все увидеть. Я же помню, я тоже была когда-то двенадцатилетней. Или ты думаешь, завуч так и родился завучем? Была, была девчонкой. Но у меня был брат Володя. Старший брат. И когда пришла пора, он мне все показал. Чем мальчик отличается от девочки. И я ему показала. Вот. Так просто. И никому не потребовалось юбки задирать. А выросли нормальными людьми. Он летчик гражданской авиации, я завуч школы. Вот.
Чернышев исподлобья посмотрел на нее.
Зинаида Михайловна продолжала улыбаться:
— Как видишь, все очень просто. Правда, просто?
— Ага…
— Ну, у тебя есть какая-нибудь родственница твоего возраста?
— Нет. У меня брат двоюродный есть… а сестер нет…
— Ну, а подруга, настоящая подруга есть у тебя? Подруга в лучшем смысле, друг настоящий? Которой можно доверить все?
— Нет. Нет…
Зинаида Михайловна отложила карандаш в сторону, почесала висок:
— Жалкое вы поколение.